Дипломная работа: Типология и поэтика женской прозы: гендерный аспект
Серебряный
век русской литературы выдвинул значительное количество женщин-стихотворцев,
которые смело и ярко воссоздают события и ситуации женской жизни, женскую
сексуальность, собственную телесность. Эта "женскость", по словам Е.
Трофимовой, была замечена мужчинами - собратьями по перу и критиками, и
довольно быстро обращена против женщин». Если в 1909 году И.Ф. Анненский
приветствовал приход женщин в русскую поэзию как одно из достижений модернизма,
то всего лишь через семь лет в 1916 г. Вл.Ходасевич о первой книге стихов
С.Парнок скажет, что её мужественный голос весьма далёк от истерических
излияний дамских поэтов (см.: Бургин 1999, с.13). Культура Серебряного века
поощряла женский приход в поэзию в том виде, как его понимали мужчины, а
последние почти всегда скептически, с насмешкой относились к большинству
поэтесс. З.Н.Гиппиус в статье "Зверебог" (1908 год) писала, что
нередко высказывается "абсолютное неверие в женщину творческую, мыслящую.
... "Женское творчество" даже никто не судит. Судят женщину, а не её
произведения. Если хвалят, - то именно женщину: ведь вот, баба, а всё-таки
умеет кое-как" [цит.по: Паолини 2002, с. 277]. «Неудивительно, что
талантливые русские женщины-поэтессы вообще отказывались думать и говорить о
себе как о поэтессах и хотели, чтобы их воспринимали как поэтов» [Трофимова,
2003].
Обратимся к
наблюдениям И. Тартаковской: «профессиональные литераторы-женщины появились на
рубеже веков, причем сразу и в масскультурном и элитарном слоях культуры.
Появление женщин в “настоящей литературе” России связано с именами Марины
Цветаевой и Анны Ахматовой; вспомним строки последней «Я научила женщин говорить,
Но, Боже, как их замолчать заставить!» (Тартаковская, 1997).
Не будем
подробно повторять сказанное М.В.Михайловой о доступности для женщин начала XX
века среднего и высшего образования, о возможности независимого экономического
положения, что сказалось как на актуализации, говоря современным языком,
гендерных проблем, показанных через восприятие женщин в художественном
творчестве, так и о значительном (его сравнивают со взрывом) увеличением числа
женщин писательниц. «В женщинах к тому времени накопилась такая огромная
энергия творческого порыва, требующего выхода, что их уже ничто не могло
остановить» [Михайлова, 2001, с. 43]. Характерно название одной из антологий:
«Сто одна поэтесса Серебряного века» (СПб, 2000). Важно и то, что
авторы-женщины нашли, наконец, широкую читательскую аудиторию, пополняемую теми
же женщинами. Подчеркнем, что вывод исследователя, обратившегося к литературе
начала прошлого столетия, дан в контексте гендерологии: «Женская литература
Серебряного века отвечала на новые запросы времени и, можно сказать, бросала
вызов патриархальной культуре, обрекающей женщин на творческое безмолвие»
[Михайлова, 2001, с. 43].
В наши дни
отечественные исследователи получили ценнейший материал – дневники и мемуары
женщин первой волны русской эмиграции – писателей, деятелей культуры, спутников
жизни выдающихся художников Зинаиды Гиппиус и Нины Берберовой, веры Буниной и
Ирины Одоевцевой и др., что значительно расширяет возможности гендерного
литературоведческого анализа.
Обращение
современных литературоведов к женскому творчеству эпохи Серебряного века
обозначил прорыв в понимании этого феномена и по достоинству оценить вклад
женщины-писательницы в развитие русской литературы. Так, Е. Тарланов,
анализируя поэзию М. Лохвицкой ставит и вопрос о гендерной поэтике, которую
можно и нужно рассматривать в качестве частного случая модернистской эстетики,
развитие которой он видит в утаенной от современников поэзии С. Парнок и М.
Цветаевой. Оппонентом авторов, пишет Тарланов, выступают не отдельные закостенелые
стандарты женского поведения (ролевая героиня Мирры Лохвицкой), а общепринятая
мораль, вне координат которой решаются вопросы женской литературы…
Автор видит
проблемы гендерной поэтики, освещающие основное качество модернистского
миропонимания в дистанцированности от традиционного национально-культурного
фона, в рамках которого остается социально-просветительская трактовка женского
вопроса [Тарланов, 1999, с. 144]. М. Михайлова полагает, что Серебряный век –
особый период в существовании женской литературы, связанный несомненно с
интенсивным развитием женского движения на всех уровнях. Его лицо теперь
определяют не отдельные выступления женщин писательниц, а массовый приход в
литературу женщин (в том числе и издателей, переводчиков, критиков), открыто заявивших
о своем праве давать «женские определения жизни», говорить «от лица женщин».
Как и Тарланов, Михайлова связывает гендерный подход с эстетическим аспектом в
феминистском литературном движении, объединяющим женщин писателей «категорией
красоты» [Михайлова, 2001, с. 184-185].
На рубеже
последующих столетий этот критерий видоизменился. Наряду с новыми критериями
интерпретации произведений авторов-женщин немецкая исследовательница Э.Шорэ
предлагает (и в этом ее позиция сближается с позицией М. Михайловой) повысить
«интерес современных русских писательниц к женской литературной традиции в
рамках их собственной культуры [курсив мой – Г.П.], к сознательному
восприятию этой традиции, а именно - не к ее тривиализации и маргинализации, а
в большей степени к признанию того, что звучащие в текстах темы не станут
отторгаться сегодняшними писательницами" (Шорэ, 2000). Этому способствует
и современная издательская практика, осуществляющая многочисленные переиздания
произведений авторов-женщин рубежа XIX-XX в.в.: «Дача на петроградской дороге»
(М., 1986), «Свидание» (М., 1987), «Только час» (М., 1988), «Сто одна поэтесса
Серебряного века» (СПб, 2000) и др.
Признание
этого факта ведет к потребности разрабатывать новые критерии для включения
поэтесс и женщин-прозаиков в литературную традицию. Эти критерии будут
отличаться от принятых до сих пор в литературоведении и литературной критике.
Новая практика анализа, а главное, круг объектов исследования женской
литературы все время расширяются. В качестве примеров можно привести книгу
историко-литературных очерков М.Ш. Файнштейн «Писательницы пушкинской поры»
(Л., 1989), статью А.В. Поповой «К отражению женского вопроса в русских
журналах 1860-х г.г.», научный доклад О.Гончаровой «Эстетические модели женской
идеальности в русской культуре XVIII века» на Международной конференции «Язык –
гендер - традиции» (2002) и др.
Продолжая
ретроспективный обзор женского творчества отметим, что после революции 1917 г.
и изменения политического и экономического строя России гендерные конфликты
обострились. Преподаватель литературы как вузовский, так и школьный, располагая
определенным минимумом знаний в этой области, может обратиться и к популярной
статье Олега Герчиков «Великая Октябрьская сексуальная революция» [Герчиков,
2006].
Революция
много изменила в положении женщины, что внесло новое в проблематику
художественных произведений, в содержание их конфликтов. Писатели-мужчины не
могли пройти мимо нового образа жизни женщины. Они нащупывали болевые точки ее
взаимоотношений с мужчиной: вспомним забытые сейчас рассказ Пантейлемона
Романова «Без черемухи» (1927) и роман Федора Гладкова «Цемент» (1925,
позднейшие редакции – 1930, 1944). Последнее произведение и его редакции
особенно ярко показывают и сущность гендерных отношений после революции, и
эволюцию их восприятия обществом в последующие десятилетия.
Представительниц
женского творчества в советской России на фоне провозглашенного равенства
мужчин и женщин было много, но широко печатавшаяся женская литература была в
основном ориентирована в тематике, проблематике, по характеру конфликтов на
мужское творчество. Крупных имен в сравнении с писателями-мужчинами было
значительно меньше: Л.Сейфуллина, А.Коптяева, Г.Николаева, В.Панова, О.
Берггольц. Это объясняется изменением социального состава писательского
корпуса, притоком большого количества женщин, ищущих возможности самовыражения
наподобие лавреневской Марютки из повести «Сорок первый». Высказывалось и такая
точка зрения: на протяжении веков литературным и вообще интеллектуальным трудом
в основном занимались мужчины, что якобы закрепилось даже генетически.
С 1970-х
г.г. число произведений авторов-женщины резко возросло. В этом огромном массиве
выделились авторы прозы, как ранее выделились соперничающие с мужчинами поэты
женщины, Ахматова и Цветаева. В прозе конца XX века – это Т.
Толстая, Л. Петрушевская, Л. Улицкая.
Таким
образом, говоря о гендерном аспекте литературоведения, мы прежде всего выделили
ретроспективный анализ проблемы, осуществляемый литературоведами разных
поколений, работающих как в рамках уже ставшей традиционной парадигмы (Ю.
Лотман, М. Михайлова, Е Тарланов и др.), на стыке с общей гендерологией (И.
Тартаковская, Э. Шоре, Е. Трофимова, И. Савкина и т.д.).
Наряду с
историко-литературным гендерным аспектом необходимо выделить и теоретический
аспект проблемы.
Е.
Трофимова в статье «К вопросу о гендерной терминологии» подчеркнула, что
гендерное «измерение» дает зачастую возможность по-иному взглянуть на хорошо
известные факты или произведения, интерпретировать их с учетом гендерной
дифференциации, выявлять субтексты, отражающие символы женского опыта, а также
и деконструировать, казалось бы, незыблемые понятия. Ведь новое прочтение
текстов дает возможность отойти от традиционных – и литературоведческих, и
социально-политических – трактовок, проанализировать произведения с точки
зрения представлений о «мужественности» и «женственности», которые, в свою
очередь, являются конструктами культуры и подвергаются постоянной эволюции в
исторической перспективе [Трофимова, 2000]. Исследователи вслед за Э. Шоре
показывают особую роль в гендерном литературоведении междисциплинарных связей.
Действительно, литературная критика и литературоведение стали опираться на
результаты исследований в области психологии, антропологии, лингвистики, которые
позволили делать более обоснованные выводы и заключения.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44 |