Дипломная работа: Типология и поэтика женской прозы: гендерный аспект

Возможно, если герой на самом деле выполнил бы обещание жениться, Тамара сделала его счастливым, но «с  утра в  дверь трезвонил и стучал Поцелуев,  пришедший осматривать ванную, готовить на вечер. И вечером он привез Веру Васильевну, жившую без удобств, к Симеонову помыться,  курил симеоновские  папиросы,  налегал  на  бутерброды, говорил:  "Да-а-а...  Верунчик -  это  сила!  Сколько  мужиков  в свое время ухойдакала -  это ж  боже мой!"  Но и над описанием пошлой обстановки увиденного веселья, а потом – нелепого банного дня, когда Симеонову приходится смывать серые катышки со стенок ванны, в душе героя царит «дивный, нарастающий, грозовой голос, восставший из глубин, расправляющий крылья, взмывающий над миром». Будут деньги, и Симеонов купит за большую цену редкую пластинку, где Вера Васильевна тоскует,  что не  для нее придет весна.  Бесплотная  Вера  Васильевна  будет  петь,  сливаясь  с Симеоновым  в  один  тоскующий, надрывный  голос. 

Герои рассказа меняются ролями с гендерной точки зрения: Симеонов излишне чувствителен, а Вера Васильевна хоть и поет про весну, но «романс мужской», по мнению самого героя. Мужчина в своих мечтах видит себя рыцарем, олицетворяющим прекрасный идеал, к которому стремится женщина, но на деле он слаб. Реализация гендерного стереотипа через позиционирование мужской и женской роли в тексте дается автором путем преодоления четкой отнесенности героев к чистой мужской или чисто женской гендерной роли. И образ Симеонова и образ Веры Васильевны включают в себя как черты маскулинного, так и феминного начала: он и благородный преданный рыцарь, и нерешительный одинокий мужчина, она и прекрасная наяда, и твердая, стойкая дама, силой своего голоса превращающая все бытие героя в мелкий горох, в ничто. Рассказ Толстой заканчивается на философской ноте. Писательница не дает надежды на лучшее устройство жизни героя, ему не хватило сил на изменения  в своей жизни, он не может расстаться с мечтой, где он рыцарь, а она прекрасная дама, реальность неприемлема и губительная для его тонко организованной мужской души.

Безусловно, заметен постмодернистский прием автора: подчеркивание интертекстуальной связи с «Медным всадником» А.С.Пушкина, где звучит тема величия Петра I, его лучшего творения – красивейшего города Санкт-Петербурга и  незначительности маленького человека с его надеждами, мечтами, разочарованностью, бесконечной и неизбывной потребностью в любви, чистоте, реализации себя в любовных отношениях и трагичной несбыточностью этих чаяний. Толстая далека от мысли, что мир разумен, она протестует против романтической иллюзии, будто жизнь безусловно прекрасна. Ирония у Толстой – не просто способ избежать патетики, не броня, защищающая сокровенное, а необходимая черта художественности, раскрывающей самое естественное и человечное. Беда многих героев Толстой в том, что они не замечают дара самой жизни, ждут или ищут счастья где-то вне яви, а жизнь тем временем проходит. Т. Толстая показывает, что мечтательный самообман  и разоблачение мечты входят в естественное самодвижение жизни. Этот процесс характерен как для мужчины, так и для женщины, примером тому может служить не только Симеонов, но и Галя из рассказа «Филин», Александра Эрнестовна («Милая Шура»). Доверчиво ждал счастья Петерс из одноименного рассказа – взрослый ребенок, человек с оставшимся с детства нелепым именем, чем-то похожий на чеховского Беликова, но без «злокачественности», - а жизнь смеялась над ним. На первый взгляд перед нами просто история неудачных попыток героя найти себе спутницу жизни. Весь рассказ идет как бы под аккомпанемент неуклонного ритма – смены времен года, навевающих герою то отчаяние, то новую надежду. Да и большинство других героев Толстой могут показаться сборищем психологических курьезов. Эти – взрослые по сути дети: Соня, Александра Эрнестовна. Но ведь детское – это всеобщее, сущностно-человеческое, и потому драма беззащитности, беспомощности, переживаемая ими, есть лишь заострение общечеловеческой проблемы. Простодушно-детская жалоба Петерса есть в каком-то смысле и всеобщая жалоба. «Ее герои – это мы. Петерс, Симеонов, Соня, Шура… Да, все это мы; они не более нетипичны, чем каждый из нас» (Василевский, 1988). Нам могут возразить, что Толстая не разделяет мужские и женские образы с гендерной точки зрения, обращаясь к общечеловеческим проблемам, волнующих представителей обоих полов. Мужчина и женщина стоят для автора на одном уровне постижения действительности и взаимодействия с ней. И все же мы можем заметить у Толстой пару, характерную и для русской классики, - слабый герой и сильная женщина. Но далеко не всегда.

В рассказе «На золотом крыльце сидели..» поданная через детское восприятие, через сказочный мир ребенка картина семейной жизни Веры Викентьевны и дяди Паши – это воплощение идеи андрогинии, ибо всегда  были мужья-подкаблучники и женщины – семейные лидеры. Используя детскую лексику, писательница моделирует андрогинные роли, перемешивая мужские и женские качества в героях: Вера Викентьевна может с улыбкой зарубить теленочка, а дядя Паша – застенчивый и несмелый. Как пишет о нем Т.Толстая, «Дядя Паша, - маленький, робкий, затюканный… Он служит  бухгалтером и в Ленинграде: встает  в  пять часов  утра и бежит  по  горам, по  долам, чтобы поспеть  на  паровичок». Вечером проделывает обратный путь в пригород: «трамвайный  лязг,  дымный вечерний  вокзал,  гарь,  заборы, нищие, корзинки; ветер гонит мятые бумажки по  опустевшему  перрону. Летом – в  сандалиях, зимой – в подшитых валенках торопится дядя Паша в свой Сад, в свой Рай, где с  озера веет  вечерней  тишиной,  в Дом, где на огромной кровати колышется необъятная  золотоволосая Царица - белая огромная красавица, - какой представала детскому взору Вера Викентьевна. Это самая жадная женщина на свете, вызывающая у детей, любивших дядю Пашу, одно чувство: «А-а-а! Прочь отсюда, бегом, кошмар, ужас…». Взгляд Т.Толстой, достаточно патриархальный, на гендерную роль женщины в семье, реализованный в полярных образах - Веры Викентьевны и Маргариты. Когда Вера Викентьевна умирает, дядя Паша привозит в дом «для  помощи  по  хозяйству - Вероникину  младшую   сестру, Маргариту, такую  же  белую,  большую и  красивую.  И  это  она в июне будет смеяться  в светлом  окне,  склоняться над дождевой  бочкой, мелькать  среди кленов на солнечном озере». В критике уже отмечалось, что Толстую интересует перемена гендерных ролей - факт уже выделенный такими исследователями, как Е.Трофимова (Россия) и Е. Гощило (США). Действительно, в рассказе царем теперь становится дядя Паша, на свой лад подтверждая древнюю идею, что «короля играет свита». У Толстой царя играет женщина, и только в ней - причина сказочной метафоры. Меняется и детское восприятие мужчины: из робкого и затюканного, поглощенного работой, он становиться царем, могучим и смелым. Именно Маргарита делает его счастливым, и с ней он чувствует себя настоящим мужчиной (и в этом уже проявляется гендер как социокультурный феномен). Даже улыбка героини передается герою: «Белая  благородная голова дяди Паши откинута… улыбка  Джоконды на золотом  лице  Маргариты». Преображается дом и сад:  «колышутся  кружева занавесок,  колышется  сирень, колышутся  георгиновые  волны  на  склоне  до горизонта, до вечернего озера, до лунного столба». Все это символы духовного преображения героя. «Играй, играй, дядя Паша! Халиф на час, заколдованный принц, звездный юноша, кто дал  тебе  эту власть над нами, завороженными,  кто подарил тебе эти  белые крылья за спиной,  кто вознес  твою  серебряную  голову до вечерних небес,  увенчал розами,  осенил горним светом, овеял лунным ветром?..»

Любовь женщины, утверждает Т. Толстая, способна изменить мужчину, превратить его из убогого в самого красивого и сильного, внушить ему уверенность в себе, сделать решительным и смелым. Единственно, что не подвластно любви – это время, оно идет, и герой стареет. Опять в рассказе появляется характерный для Т.Толстой лирико-кинематографический наплыв: «Осень вошла к  дяде  Паше и ударила его по лицу. Осень, что  тебе надо? Постой, ты что же,  всерьез?..  Облетели  листья,  потемнели дни, сгорбилась Маргарита.  Легли в землю белые куры, индюки улетели в теплые страны,  вышел из сундука желтый  пес  и,  обняв дядю Пашу,  слушал вечерами вой  северного ветра.  Девочки,  кто-нибудь,  отнесите  дяде  Паше  индийского чаю! Как  мы выросли.  Как  ты  все-таки  сдал,  дядя  Паша!  Руки твои набрякли,  колени согнулись.  Зачем ты дышишь с таким свистом? Я  знаю, я догадываюсь: днем – смутно, ночью – отчетливо слышишь ты лязг железных  заслонок.  Перетирается цепь».

Часы жизни неумолимы. Они останавливаются, оставив Маргарите неизбывную муку, но не останавливаются в памяти выросших детей: для них любовь Маргариты и дяди Паши живет и после смерти, в том доме, где герои провели счастливые мгновения.

«Как глупо  ты шутишь, жизнь!  Пыль,  прах,  тлен.  Вынырнув  с  волшебного дна детства, из  теплых сияющих глубин, на холодном ветру разожмем озябший кулак – что, кроме горсти сырого  песка, унесли мы с собой? Но, словно четверть века назад,  дрожащими руками  дядя  Паша заводит  золотые  часы.  Над  циферблатом,  в  стеклянной комнатке, съежились маленькие жители – Дама  и  Кавалер, хозяева Времени». Любовь для Паши и Маргариты – вот это унесли они из детства, унесли как высшую духовную ценность, как идеал гендерных отношений.

И та же мысль об ответственности женщины за судьбу мужчины звучит во «взрослом» рассказе Т. Толстой «Поэт и муза» (хотя в нем сохраняется мотив короля, некоторая сказочная атрибутика, подчеркивающие преемственность повествования.). «Нина была (как с легкой иронией повествует о ней Толстая – Г.П.) прекрасная,  обычная женщина, врач  и, безусловно, заслужила, как и  все, свое право на личное счастье. Она это  очень хорошо сознавала. К тридцати пяти годам после длительного периода  невеселых проб и ошибок – не стоит  о них говорить  –  она ясно поняла, что ей нужно: нужно ей безумную, сумасшедшую   любовь,  с  рыданиями,  букетами,   с  полуночными  ожиданиями телефонного звонка, с ночными погонями на такси,  с роковыми  препятствиями, изменами  и прощениями, нужна такая звериная, знаете ли,  страсть - черная ветреная ночь с огнями, чтобы пустяком показался классический женский подвиг -  стоптать  семь  пар  железных  сапог,  изломать  семь  железных посохов, изгрызть семь железных хлебов - и  получить в  награду как  высший дар  не золотую  какую-нибудь  розу, не  белый  пьедестал,  а обгорелую  спичку  или автобусный, в шарик скатанный билетик - крошку  с пиршественного стола, где поел  светлый  король,  избранник  сердца.  Ну,  естественно,  очень  многим женщинам нужно примерно  то же самое, так что Нина была, как уже сказано,  в этом смысле самая обычная женщина, прекрасная женщина, врач». К тому же убежденная, что «она заслужила право на счастье, она имела все основания занять очередь туда, где его выдают.»

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44