Дипломная работа: Типология и поэтика женской прозы: гендерный аспект

– Боже! Какое чудо! Усадьба! Пруд! Сирень!

Она снимала варежки, пальто, а сама все смотрела на декорацию Сережи, не в силах оторвать от нее своих небольших сияющих глаз. Она была похожа теперь на какой-то из портретов Тернера – нежное продолговатое лицо, нос с небольшой горбинкой, туманный взгляд...

– Я вас буду писать, – вдруг произнес он».

Петрушевская ограничилась лишь одним штрихом к изображению этой возвышенной, родившейся из душевной близости и сходства вкусов, подлинной интеллигентности, любви: «после концерта он дождался Татьяну и проводил до самого ее подъезда. Они оба всю дорогу молчали. У дверей Сергей Иванович взял ее за варежку и прижал эту варежку к своей груди обеими руками». Потом. На Новый год – разговор с бабушкой… А итог счастливой жизни (и благополучное разрешение первоначального конфликта героини с жизнью) только в авторском постскриптуме: «P.S. Недавно я надписывала книги двум внукам Татьяны Вольфганговны и Сергея Ивановича. Внуки, Вава и Митя, носились как бешеные с игрушками: из дома только что уехала шумная французская родня... »

Ничего похожего на иронию и гротеск, обычно свойственные Петрушевской! У писателя, что является большой редкостью для ее творчества, получилась трогательная, простая и легкая история любви с happy end. Женская природа ее творчества (в отличие от андрогинии Т.Толстой) воссоздала-таки сентиментальную историю идеальной любви, надежда на которую греет сердце каждой женщины.

Гендерные конфликты в малой прозе Улицкой напоминают, конечно, конфликты в рассмотренных выше произведениях других авторов. Нельзя не согласиться с мнением, что «Людмила Улицкая свободно "цитирует" своих предшественниц, например, Петрушевскую или Татьяну Толстую, предлагая свои версии развития их сюжетов, свое понимание судеб чужих персонажей. Здесь переклички — не заимствования и не повторение кем-то пройденного, а остроумные вариации на заданные темы» (Казарина, 1996).

В отличие от Толстой и Петрушевской, переводящих гендерные конфликты в план отвлеченный, осложненный другими мотивами, Улицкая очень подробно раскрывает их и в непосредственной бытовой реальности. Собственно к ним и сводится все содержание таких рассказов, как «Дочь Бухары», «Чужие дети». В экспозиции рассказа представлена вполне счастливая и благополучная семья, прекрасные любовные отношения, в кульминации показана сложная жизненная ситуация, которая является испытанием как для мужчины, так и для женщины, проверкой их человеческих качеств, и далее автор показывает нам способы выхода героя и героини из трудностей, модели поведения в сложившихся обстоятельствах.

Наиболее ярко гендерный конфликт выражен в рассказе Улицкой «Чужие дети». Его нелепость подчеркивается экспозицией, рисующей взаимоотношения почти идиллические. Героиня рассказа Маргарита выходит замуж по любви, она счастлива в браке. Перед отправкой на фронт Серго провел чудом доставшуюся ему прощальную ночь, и рано утром Маргарита поехала провожать его в Мытищи, где стоял эшелон, еще не зная, что в ней зародилась новая жизнь.

После рождения двух дочек Серго получил телеграмму. Однако он принял новость о рождении детей, как прямое доказательство неверности горячо любимой жены. Придумав себе нереальную историю и поверив в нее, он в письме дает жене свободу. Вынести такой удар героине не под силу, ей больно и за себя, и за своих дочерей, и за мужа: все они теперь несчастны. Распад семьи для Улицкой сравним с катастрофой, с полным разрушением жизни человека. И как следствие этой трагедии – уход Маргариты в мир иного разума и мироощущения: «Получив письмо, Маргарита снова легла ничком на кровать и обратилась к мужу с длинным монологом, который первое время был бурным и беспорядочным, а со временем превратился в однообразное кольцевое построение: мы так любили друг друга, ты так хотел ребенка, я родила тебе сразу двоих, а ты говоришь, что это не твои дети, но я ни в чем не виновата перед тобой, как же ты можешь мне не верить, ведь мы так любили друг друга, ты так хотел ребенка, я родила тебе сразу двоих…»

В сравнении с Петрушевской Улицкая очень подробна, даже излишне подробна в изображении всех перипетий конфликта (в этом плане она очень традиционна). Она скрупулезно отмечает все особенности поведения героев, в том числе и мужчины, хотя изображает их явно женским взглядом. Пережив адскую полосу ревности, Серго крепко решил, что вычеркнул недостойную жену из своей жизни. Но оказалось, что он и себя как будто вычеркнул из списка живых (вероятно, тем самым и обманул смерть, она его не замечала). Участник всех больших танковых сражений войны, от Курского до боя на Зееловских высотах, он ставил на ход подбитые танки, не раз выводил из окружения отремонтированные им машины — однажды в отступлении он остался чинить подбитый танк в жидком скверике отданного города и вывел его ночью, когда город был полон немцами.

Судьба героев рассказа подтверждает мысль Платона о двух половинках, которые разбросаны по свету, но обязательно должны найти друг друга, чтобы быть счастливыми и гармоничными. Только в единении мужского и женского начал есть продолжение  жизни и любви.

Улицкая очень подробна в изображении не только развития гендерного конфликта, но и его кульминации. Герой все-таки вернулся в дом, где он был счастлив: «Была середина июля, раннее утро. Он приехал в Москву ночью и несколько часов провел перед домом, где прошли самые счастливые годы его жизни. Он не мог решить, войти ли в этот дом или сразу ехать дальше, в Ереван, к братьям, сестрам, народившимся новым племянникам. В болезнь Маргариты он никогда не верил и смертельно боялся, что на его звонок ему откроет дверь скрипач Миша (воображаемый соперник – Г.П.), и тогда он убьет этого недоноска, убьет к чертям собачьим, просто задушит руками. Серго хрупал своими непревзойденно белыми зубами и кидался прочь от этого проклятого дома. Выходил к Никитским воротам, сворачивал на Спиридоновку, делал круг и снова возвращался к милому дому в Мерзляковском переулке. В начале седьмого он окончательно решил уезжать, бросил прощальный взгляд на свое бывшее окно во втором этаже и увидел, как раздвинулись знакомые занавески, и узнал руку тещи в тусклых перстнях».

В квартире Серго видит двух девочек, испугавшихся мужчины. Видит тяжело больную (из-за него) жену: «Бледненькая Маргарита, похожая на газель еще больше, чем во времена юности, с полуседой головой, посмотрела на него рассеянным взглядом и закрыла глаза. Она разговаривала со своим мужем и не хотела отвлекаться». Как справедливо замечено критикой, у Улицкой феномен женского безумия всегда загадочен, непознаваем, ибо не исчерпывается ни виной, ни даже ее признанием. Герой мучительно делает внутренний выбор: даже увидев больную жену, он все еще считает ее изменницей. Но при виде детей «чугунные небеса, которые он носил на своих окаменевших плечах, дрогнули (...) Горькие тяжелые небеса трескались, двигались, опадали кусками. Гулкая боль шла от сердца по всему телу — как будто с него спадали запекшиеся черные куски окалины, — и в этой боли была сладость освобождения от многолетней муки». После тяжелого заболевания тещи он берет на себя все житейские заботы о детях. «...Он кормил их, переодевал, сажал на горшок. Душа его стонала от счастья...».

Преодолев внутренний конфликт, герой рассказа «Чужие дети»  приходит к счастью, к гармонии: «Вынимая их по вечерам из большого жестяного таза, касаясь их телец через махровое полотенце, он испытывал острое наслаждение. Он не обращал внимания на чайного цвета родинки, украшавшие детские ягодицы. И единственным человеком, который мог бы ткнуть его в плоский зад, в самую середину родинки в виде перевернутой короны, была его бедная жена Маргарита, которая все сидела в своем кресле и разговаривала (в своих больных фантазиях – Г.П.) с мужем, которого она так любила». В последнем абзаце рассказа автор использует прием внешнего маркера, подтверждающего родство отца с дочерьми.

Но главное в том, что судьба героев рассказа подтверждает мысль Платона о двух половинках. Конфликт в рассказе Улицкой «Чужие дети» является, по классификации В. Хализева, внутрисюжетным, он традиционен и архетипичен, локален и преходящ; говоря словами писателя, нуждается в разрешении.

Таким образом, гендерные конфликты заняли ведущее место в современной прозе. Писатели репрезентируют разные типы конфликта, в том числе раскрываемые в смысловой оппозиции («Бедная Шура» Т. Толстой), в образах реальных противоречий в рассказах Л. Петрушевской «Темная судьба», «Случай Богородицы», «Отец и мать», в мелодраматической событийной коллизии («Чужие дети» Л. Улицкой). Наиболее перспективным нам представляется художественный поиск Л. Петрушевской, что могут подтвердить ее другие, многочисленные рассказы.

При всем своеобразии творческих индивидуальностей этих писателей в их рассказах просматривается определенная типологическая общность. Конфликты отражают общность социально-исторических ситуаций, в которых оказываются их героини, ситуации, в которых женщина ощущает свое противостояние сложившемуся укладу жизни. В конфликтах, в рассмотрение которых вовлекаются факты гендерного поведения героинь и героев, нередко наблюдается смена гендерных ролей. По содержанию рассмотренные гендерные конфликты можно отнести к любовным и семейным, по особенностям художественной структуры – к смысловым оппозициям и к конфликтам событийного характера. Исходя из гендерной типологии творчества авторов-женщин, можно сказать, что гендерные конфликты в рассказах Т. Толстой нередко разрешаются с маскулинной точки зрения («Поэт и муза»), в рассказах Л. Петрушевской с маскулинно-феминной («Отец и мать», «Случай Богородицы» и др.), у Л. Улицкой с феминным, характерным для женской прозы мелодраматизмом («Чужие дети»).

3.3. Хронотоп как слагаемое женской картины мира

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44