Дипломная работа: Религиозные идеи романа "Мастер и Маргарита" М. Булгакова и романа Л. Леонова "Пирамида" (сходство и отличие философско – христианских постулатов)

Оба автора строят, конструируют художественную реальность, сознательно от­талкиваясь от канонических текстов. Основные библейские сюжеты  «от Матфея» и «от Иоанна» используется  как материал, авторы трансформируют их  в соответствии с собственными задачами.

В «Мастере и Маргарите» Булгаков изображает добро и зло – дьявола и Христа – во всей их полноте, имея целью разоблачить зло реальное, порожденное новым строем, и показать возможность существования добра. Для этого писатель и использует сложную структуру построения произведения. «Мастер и Маргарита», - как справедливо заметил критик Г. Лесскис, - двойной роман[15,98].

Гипертрофированная символика чисел, снов, перемежающихся несовпадений, которые все же оказываются стянутыми в одну испепеляющую точку в запредельном мире, — все эти вполне мистические и инфернальные признаки видны. Каким-то нездешним светом озарены и то и другое произведения. Ангельское и дьявольское ведут в них, казалось бы, потешную, маска­радную игру, но на самом деле ледяной мрак трагедии в них подлин­ный.

И леоновский роман густо пронизан отчетливыми и вполне живыми нитями, связывающими его с эстетической, философской и, разумеется, психологической атмосферой первых десятилетий XX столетия, т. е. с Серебряным веком. Тогдашняя литература, как и вообще все искусство, включая живопись, театр, музыку и философско-религиозные искания, была проникнута болезненно-острейшим ощущением приближающейся катастрофы. Определенная часть литературно-художественной интеллигенции нача­ла века ощущала и осмысляла свое время как безусловно катастрофичес­кое. Такое ощущение полностью вошло в литературу той поры.

Эпоха Сереб­ряного века со все еще живыми в его юности «действующими лицами» была ими хорошо знакома, понятна и, по-видимому, внутренне близка. Во всяком случае они оба, столь далекие друг от друга и чужие, соприкоснули свои поздние произведения. По их произведениям видно, что связи оказались не оборванными и достаточно жизнестойкими.

В романе «Пирамида» и «Мастер и Маргарита» весь видимый, чувственный, предметный — людской и пейзажный — мир заметно деформирован и постоянно балан­сирует на грани условности — фантасмагории и гротеска. Только в такой форме, заметно отдаленной от традиционного реалистического письма, писателям удается более-менее адекватно запечатлеть зыблящийся образ мира, обреченно подходящего к концу тысячелетия и как бы уже пови­сающего над пропастью, лишь по привычке и близорукости именуемой Будущим. Если современный уходящий мир ирреален, то так называемое Будущее ирреально, по Л. Леонову, в абсолютной степени, его нет. Бытие и небытие постоянно перемежаются в «Пирамиде», так же как и в «Мастере и Маргарите» и создают особую атмосферу полуяви, полуреальности.

М.Булгаков, как и  Л. Леонов, писавший свой роман-апокалипсис в предвидении приблизившейся катас­трофы, сходный душевный катаклизм уже переживал — и как частный человек, свидетель века, и как художник. Его  произведение превращается порою в маскарадное действо, искажающее привыч­ную перспективу и придающее фигурам игровой облик. Как ни странно, но в основе этой ненастоящести, буффонадности и карнавальности была реальная жизнь определенной — надломленной, обреченной — эпохи. Маски, ряженые и разная атрибутика маскарадности были в моде. Даже быт в интеллектуально-артистической и богемно-рафинированной среде был в высшей степени театрализован.

Надо ли говорить, как много сходного между булгаковским, исполненным магии и колдовской чары, и «Пирамидой», названной в подзаголовке «романом-наваждением».

Естественно, что, выведя на сцену характерные и знакомые ей фигуры, автор прибегал  к приемам и языку, привычным каждому из действующих лиц эпохи. Он описывает эпоху на его языке.

В «Пирамиде» словесно-интонационная магия и постоянное балансиро­вание на кромке реальности сочетаются с вещной и прочной, вполне осязаемой материальностью.

«Пирамида» и «Мастер и Маргарита»  насквозь эсхатологичны. В этом отношении оба произведения сходны. Разница заключается в том, что Булгаков и его современники видели «конец света» уже в своем тогдашнем времени и как бы предсмертная дрожь пробегала по многим и многим произведениям той поры. «Карнавальность» была защитным стремлением закрыть глаза, чтобы не видеть разверзающейся пропасти.

Длинная косая тень, что была отброшена началом века на все столетие, пролегает и через романЛ.Леонова. 

Между тем, при всех совпадениях, обусловленных явлениями, и ощущением апокалипсичности бытия, есть и существенные различия. Дело в том, что  у Булгакова идея катастрофичности и исчерпанности бытия накладывается в основном лишь на прошедшую эпоху и в гораздо меньшей степени, лишь отраженно касается дальнейшего «бега времени». И все же эта катастрофа, хоть и огромная, а для ее свидетелей как бы всеобъем­лющая, оставалась, на поздний взгляд, относительно локальной: она не затрагивала бытия всего человечества.

Л. Леонов, будучи в своем суде над временем и человечеством не менее саркастичным, прибегая,  к буффонаде и трагическому гротеску, вершит суд не над локальной социальной территорией, а над всем человечеством. Он говорит в своем Романе не о конце определенной эпохи и даже не о России только, а о бытии вообще. Его трагизм и апокалипсичность приобретают всеобъемлющий и даже абсолютный ха­рактер. Искра надежды настолько ничтожна, что речь может идти, как сказано в Романе, лишь об отсрочке на два-три столетия.

Л. Леонов в «Пирамиде», поскольку судьба отвела ему мафусаилов век, пошел в понимании катастрофы дальше М. Булгакова. Он когда-то говорил: «Как будто мира наступил конец...»[4,89]. Можно не сомневаться, что в этой фразе позже своим романом Л. Леонов полностью снял бы слова «как будто». Никакой приблизительности для него уже не существовало, никаких сослагательных ходов.

В центре романа Л. Леонова — сцена, даже арена: цирк, игра, кинематограф, а главное лицо на сцене — маг Дымков, здесь же иллю­зионист Дюрсо, режиссер Сорокин, потенциальная актерка Юлия.

Каким-то краем художественного сознания и слова Л. Леонов соприкасает свой роман с близким и родственным ему искусством Серебряного века — с его словесной чарой.

«Пирамида», с ее чертовщиной, непозволительными играми с дьяволом, нечисты­ми духами, крупными и мелкими бесами, — это живой и естественный отросток той эпохи. По роману видно, что связь оказалась необорванной.

Тут же мы  находим  и еще  один  поясняющий  намек  автора  на  то, о чем, собственно, будет  поведано в  разворачивающемся  романе: булгаковское  рассуждение  об истории.

История  понимается Булгаковым  как духовный  опыт, в  котором  все участвуют, который  накапливается, протекает "вчера", сегодня, сейчас.

Частная, казалась бы, история  на  Патриарших  имеет  отношение  к центральному  событию мировой  истории, к постановке  вопроса о вере  и  безверии; выбор  между  вульгарным  прагматизмом  и  действительностью  идеи.

Кто  управляет  жизнью  человеческой - центральная  для  Булгакова  проблема. Суть  концепции  автора  такова: провидение, божественный  "умысел" - лишь  драматург, а не демиург  истории. Другими  словами, оно  лишь "задает" ситуацию, но не  определяет  поведение  в  ней  человека. Обстоятельства  предписаны  людям  свыше  это  так, но  вести  себя  в  них  можно  по-разному. Человек найден  свободной  волей, возможностью  выбора - оттого  он  и  властен,  изменить  ситуацию  в  дальнейшем.

В споре Иешау  с Пилатом  видимая  беспомощность  «бродячего  философа» опровергается  его  свободно  совершаемым  выбором  между  жизнью, за  которую  нужно  заплатить  сокрытием  истины, - и смертью. Предупрежденный  о  последствиях  своих  речей, он  тем  не  менее не  отрекается  от  выношенных  убеждений. И в  этом  смысле, в  самом  деле, управляет  своей  жизнью он, а не Пилат.

Напротив, отказавшись  от  подобной  свободы  выбора, могущественный  прокуратор  как бы  утрачивает  масштаб  личности.

Обратим  внимание  на  то, каких  именно  героев  у Булгакова  становится  возможным  "разъяснить"? Возможно - предугадать  поведение  Берлиоза, близкую  смерть    вора-буфетчика. «В клинике - Первого  МГУ». Возможно - с легкостью  направить  в нужное  русло  действия  известного  учреждения, - чтобы  не  понравившийся  Воланд   Никанор  Иванович  не смог более  попасться  ему  на  глаза. Не  трудно  предсказать  и  действия  Римского  и  Лиходеева.

Иначе  обстоит  дело  с  центральными  персонажами  романа. Непредсказуема  в  своем  порыве  милосердия  Маргарита, озадачившая  самого дьявола, невольно «уступившего» ей доброе  дело /прощение Фриды/ и тем  самым на  мгновение  будто  бы  подчинившегося  Маргарите. Непредсказуем и  вызволенный  из дома  скорби  Мастер, к  несчастью,  сломанный, утративший  интерес  к  творчеству  и  не  принимающий  советы  дьявола, например, предложение «описать  хотя  бы Алоизия  Могарыча».

Все  это  имеет  прямое  отношение  к  концепции  человека  как  свободно  проявляющей  себя  исторической  личности. Кстати, та же  концепция  выявляется  и  в    других  произведениях  Булгакова.

В «Пирамиде» использован характерный для Л. Леонова способ косвенного отражения действительности, воспринятый у великого предшественника Ф. Достоевского.

В центре произведения — история опального священника Матвея Лоскутова, который преследуется за веру, терпит нужду и лишения. Судьбы его близких: жены, дочери Дуни и сыновей Вадима и Егора — составляют центральный узел романа. Однако частная жизнь перерастает в судьбу народную, становится отправной точкой для рассмотрения ключевых вопросов ХХ века: веры и атеизма, гуманизма и тирании, будущего России и современной цивилизации.

Маленький «домик со ставнями» на кладбище, в котором обитает семейство Лоскутовых, оказывается на пересечении земных и космических конфликтов, становится местом противостояния добра и зла, надежды и отчаяния, страха и человеческой стойкости. Разрастающийся конфликт втягивает в свою орбиту Хозяина Кремля, посланца небес Ангела Дымкова, резидента дьявола на Руси Шатаницкого, деятелей культуры и искусства.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18