Дипломная работа: Религиозные идеи романа "Мастер и Маргарита" М. Булгакова и романа Л. Леонова "Пирамида" (сходство и отличие философско – христианских постулатов)
Совершенно
откровенно и недвусмысленно Матвей призывает антихриста.
Согласно церковному преданию, «зло и лжерелигии достигнут
своего апогея во время владычества антихриста, мирового владыки, который,
обещая принести мир на смятенную землю и имитируя пришествие
Христа, будет управлять всем миром из возобновленного храма в Иерусалиме»[9,89]
«Явит себя антихрист кротким, милостивым, исполненным любви, исполненным всякой
добродетели... Предложит антихрист человечеству устроение высшего земного
благосостояния и благоденствия...»[9,50] Матвей,
таким образом, есть не кто иной, как предтеча антихриста.
Этот мотив очень важен в идейной канве романа.
Не только Матвей ждет «великого духовного обновителя» [9, 35]. Номенклатурные
владыки неба и земли, развивает эту мысль
Никанор, нечувствительны к земной боли
людской. «Нынче нужны нам не крылатые генералы света и тьмы, а некто, способный просто пожалеть находящееся на
исходе человечество, и еще неизвестно, чем обернулось бы дело, кабы нашелся
третий» [9, 135].
Таковы «догматические вольности» Матвея, который уповает
на приход антихриста взамен так и не помогшего людям Христа. Если
именно в этом критика увидела широту русской души с ее всегдашним
правдоискательством и т. п., то, надо признать, отечественная
культура в лице некоторых далеко не худших своих
представителей пришла в конце XX столетия к неутешительному духовному итогу.
Православный Символ веры, излагающий главные
догматы христианского вероучения, состоит из 12 . Нетрудно убедиться, что буквально все они отвергаются, опровергаются в
«Пирамиде». Поэтому определение идей
романа как «еретических» неточно. Ересь (от глагола «выбирать») —
учение, берущее из христианства какие-то одни догматы и отметающее другие, оно искажает постулаты веры, но остается «генетически» привязанным к ней.
Итак, как считает В.Воронин, «публикация новой
схемы мироздания» осуществилась, задание Шатаницкого выполнено,
наваждение воплощено. Осью и стержнем романа, исполненного
«антидостоевского» пафоса, стала мысль о том, что Бог предал человека. Столь
грандиозная попытка опровержения христианства возникла на русской
почве. Новый синедрион, новое судилище над Христом — в который уже раз в уходящем веке!,—
совершается на территории Руси Святой[13,75].
Оккультный характер «Пирамиды»
видится исследователям в том, что роман источает «своеобразную и
сильную магнетическую ауру», «недобрую энергию», его текст оказывает
наркотическое воздействие на сознание и подсознание читателя, выполняет функцию
гипноза, колдовства.
Не является ли книга элементом какого-то
метафизического контроля: насколько готова Россия проглотить такого рода
приманку, далеко ли продвинулась по пути апостасии, охватившей уже
большую часть мира, скоро ли сможет принять антихриста вместо
Христа? По крайней мере та восторженность, с которой книга зачислена
в разряд повествований о «русском правдолюбце», то равнодушие, которое
проявлено столь многими в отношении ее духовно-религиозного ядра, та
легкость, с которой оно принимается даже за исконные национальные духовные ценности, — симптомы весьма тревожные.
Леонов
представил и оставил нам потрясающий образец того, каким может
стать сознание человека и человечества накануне апокалиптических событий. Каков может быть
новый вызов Богу на рубеже XXI столетия. И в
этом смысле «Пирамида», несомненно, роман-предупреждение.
2.3. Философские поиски Л.Леонова в романе «Пирамида»
Как крупное произведение, насыщенное философскими
рассуждениями, «Пирамида» имеет свои о с о б е н н о с т и. Здесь Леонов
оперирует объемными сюжетными блоками с неторопливым развитием событий, с
обстоятельным авторским комментарием.
По своей структуре «Пирамида» — монологический роман с
разветвленной имитацией диалога, индивидуальных манер, но лишь немногие
персонажи обладают собственным голосом.
«Пирамида» — роман интеллектуальный, рассчитанный на
образованного читателя, испытывающего удовольствие от философских поисков
автора, многогранности образов, сложности психологических отношений.
В
чем-то, несомненно,
«Пирамида» - Книга Откровения, недаром сам
Леонов настаивал на прочтении ее в
ракурсе «патмосского жанра». Но в
отличие от Еноха и Иоанна, думаю, и
Аввакума, безропотно отверзшим себя
вести Божьей, он, как и положено
человеку в обезбоженном мире, через
определение места своего во всебытии,
понимаемого как точка отсчета, до
предела напрягая в себе все возможности постижений - будь то трагедия научного познания, вера, воля к Слову, художественные формулы, пути тайновидения -
искал именно в таком образе всеединого
ведения собственную дорогу к Господню
Престолу. Ибо «от писателя, - по слову Леонова, - люди ожидают одного -
Пути»[9,105].
В этом - персонификация соловьевского идеала всеединства знания, но «Пирамида» все же роман-гносис, замешанный на
ренессансном, гармоническом сочетании многообразных дарований Леонова, на его великом творческом писателя, ученого, поэта, прекрасно владевшего и стамеской, и штихелем, и кистью живописца, не говоря уже об энциклопедичности его знаний в сфере культуры, специальных областях: от естественных наук, математики, физики до военного дела, не считая уж знания языков, детального живого ведения сфер русской национальной культуры. И все это было введено писателем в единый прорыв к высшим тайнам, к постижению хода времен, как отошедших, так и сокрытых за мглой грядущего.
К
чему, вкратце, сводится в единый фокус философское содержание
романа? Бог-Абсолют
- кольцевая радуга, по Вадиму, - разрывает кольцо совершенного всебытия и выгибает одно из полярных окончаний на
манер ленты Мебиуса. Соприкосновение
(по спектру радуги располагаются элементы материального мира) полюсов грозит катастрофой, взрывом, выпадением совершенства в Ничто. Необходимо промежуточное бытие, замыкающее кольцо, точнее, некий клей всебытия, смягчающий пребывание противоположностей. Так рождается мироздание, сфера, галактическое яйцо, в каком мы пребываем по сей день и которое ангел Дымков чертит на снегу. Модель,
похожая на китайскую клетку жизни, на
русскую фиту. Здесь важно, что живая
клетка как бы прототипична мирозданию.Внутри
расположены два треугольника, сходящиеся
в вершинах.
В одном - идет убывание к центру круга,
в другом расширение к границе окружности.
Центр полагается как ноль-времени,
как пространство, сжатое за порогом
даже черной дыры, готовое вывернуться
в инобытие.
По Леонову, мы дошли до границы скорлупы в
расширяющемся секторе мироздания и теперь разворачиваемся в обратном
направлении, т. е. это не пирамида, а воронка, убывающий конус и т. д.
«Красное смещение» можно не учитывать, ибо при вывернутом
спектре оно дает ложные показания. А если и учитывать,
то аллегорически, как наше «красное смещение» в историческом разрезе.
По отношению к якобы «расширяющейся вселенной» здесь та же усмешечка, что и в «Воре»,
при опровержении социального лозунга «Вперед
и вверх». В суждении Пчхова,
адресованном Векшину, это звучало
так, что «темному ангелу, падавшему
в начале дней»[9,129], тоже казалось,
что он летит вверх.
Остается время. Оно к XX веку «удесятерилось», и более. То есть, прежние промежутки жизни мы проживаем в ускоряющемся
темпе, за все более краткие сроки, в движении
к апокалипсическому - «время перестанет быть». В социо-культурном плане это расценивается, как время передачи земли в ведение Антихриста (отсюда старообрядческая прогностика, открытый пульт с опасными чудесами, у которого спит «рогатая охрана»[9,107]Итогом всего должно быть разрешение в земной юдоли Верховной Размолвки Начал, которая и служит подоплекой истории, и как показал
для Леонова XX век, пока склоняется в пользу
Антипода, повздорившего у истоков истории
с Вседержителем из-за Человека. То ли
зло превысило свои полномочия, то ли природа изменившегося времени позволила Антихристу «уложить»
тысячелетие в пару десятков лет, но должна
быть внесена Небом в Божественную
фабулу поправка, ибо все идет путями,
изложенными Леоновым в утопиях как
антиутопиях. Это чувствует,
взбодренный ранним своим посвящением,
о. Матвей, что зло с добром сошлись,
пугается, что состоится сговор Бога и
Дьявола.
Но
любопытно, что сталинщина по-особому расценена в сюжете противостояния
Неба и Ада: тиран вырывает бытие людей не только из рук
Божьих, но и мешает планам Сатаны, пытаясь увести землю и от Того и от
другого. Шатаницкий жалуется, что этак и его преисподнюю
голытьбу взбунтуют. (Не продолжение ли это концепции Великой Октябрьской
Революции, как прометеевой, бытийственной покражи, правда, с целью ввергнуть
человечество в растительное бытие, в шигалевщину-чикилевщину).
По
условию романа ни ангел Дымков, ни Шатаницкий своих планов не
достигли. Соответственно, человечество извлечено
из Надысторического Сюжета и становится «самошагающим», само для себя субъектом
мироздания. Отсюда -иссякший Христос,
толпища идуще-живущих людей - во сне о. Матвея. Это начало космической Робинзонады людского мира, над
которым властны лишь законы малого мироздания, расположенного в границах «фиты», клетки, яйца. Ангел Дымков со всей определенностью демонстрирует
собой, что произойдет с человечеством
при одиночестве «человека гордого»: возвращение в глину, убывание духовных возможностей, небрежение чудом жизни, изникновение чуда вообще.
Вознесение
Ангела и воспринимается, как прототип, предвестие того, как вернется к Богу - Его,
терзавшаяся нас искра, - всеобщая душа людей, уставшая от «созерцания братских могил и смертных лагерей, вся в шрамах и ожогах», уже готовая уйти «на поиск тишины... и чистой синевы небесной» да подзадержавшаяся из жалости «покидать обжитой дом». Отсюда, кстати, из раздумья, что мы окончательно выпадаем в законы лишь физического мира, идет и пародирование соловьевского Богочеловеческого процесса, и восстановление кровавых утопий из «Дороги на океан», и
- надо думать - грустное воплощение мечты Н.
Федорова о Музее человечества как Пути предвоскрешения[34,190]. Он –
фантомный дворец Юлии - создан Ангелом, им же и уничтожен. Взамен ему в «Последней прогулке» явится образ «блестинки разрушенной», как скорбный мартиролог того, чем владели люди; и все это на фоне видений полуживотного «арьергарда человечества», от «шествия к звездам» развернувшегося к возвратной глине. Не будет дворца предвоскрешения, не будет и самого
воскрешения у мира, впавшего во власть
Великого Инквизитора, у долины жизни
людской, не осиянной горними вершинами.
Уйдут из этой реторты бытия люди, и
незачем будет чему - то происходить,
так как не для кого, как об этом
говорилось писателем еще в прологе к
«Вору». Недаром в миллиардно комнатном
«ангаре духовного бессмертия», на
«дачке» Юлии, у таинственного зеркального тоннеля - два выхода, и один из них заколочен. И недаром в «мертвом доме» культуры отказывается ангел Дымков «устроить» живую переписку умерших классиков, мыслителей и т. д. (А ведь это и был «пробный камешек» дочки циркача на предмет возможности воскрешения и бессмертия.)
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18 |