Дипломная работа: Развитие традиций русской классической школы XIX века в творчестве Анны Ахматовой
Ахматова
обращается не к самому пику любовных отношений, характеризующемуся
межличностной гармонией или иллюзией этой гармонии, - а к моментам
предчувствия, предшествующим самой любви, или (что бывает чаще) к моментам,
следующим после разрыва, после того, как пришла уверенность, что любовь не
состоялась. Отсюда и рождается ощущение тоски, горечи, печали, одиночества. Но
здесь они передают лишь состояние человеческой души. Поэт пока не связывает
человеческие взаимоотношения со временем породившим их.
Непосредственное
поэтическое восприятие мира невозможно подделать: у Ахматовой оно появляется в
жадном, взволнованном влиянии к миру во всех его столь незначительных для
равнодушного и значительных для заинтересованного взгляда подробностях:
"... На
кустах зацветает крыжовник
И везут
кирпичи за оградой
Кто ты: брат
мой или любовник,
Я не помню,
и помнить не надо".
При чем тут
кирпичи, зачем они? А при том, что любовь к человеку - такое щедрое и захватывающее
чувство, что распространяется и на цветущий крыжовник, и на какие-то кирпичи. Тем
и отличается от романсной, этой своей двоюродной простоватой сестры, что
избегает "поэтизмов", а "кирпичи" ее как раз не портят. И
вообще очень часто в ранних стихах Ахматовой ни слова о любви не сказано, речь
идет о чем угодно: о цветах, запах которых далеко слышен, о ветре душном, о
сладком запахе винограда - а мы все равно с волнением почему-то понимаем, что
это - тоже о любви. Любовь предполагает горячее, заинтересованное внимание к
миру, к жизни во всех ее проявлениях, любовь обостряет зрение и утончает слух:
Но следует
заметить, что тема любви не является единственной темой сборника. Здесь следует
назвать еще некоторые весьма важные темы: тема родины в многочисленных
модификациях, тема памяти, тема уязвимой совести, урбанистическая тема и тема
жизни и смерти. Но сама тема любви как наивысшее проявление человеческого духа,
в которой личностное начало каждого человека находит максимальное воплощение,
достигает в сборнике наивысших высот. Очень уместно процитировать Гегеля:
"Подлинная сущность любви в том, чтобы отказаться от сознания самого себя,
забыть себя в другом "я" и, однако, в этом исчезновении и забвении
впервые обрести себя и обладать собой".А. Ахматова, так же, как и Пушкин,
говорит о самоотречении в любви. Любовная поэзия Ахматовой - это, прежде всего,
поэзия, в которой на поверхности лежит повествовательное начало. Читателям
представляется чудесная возможность расшифровать горести и печали героини на
свой вкус. Языком, на котором общалась с нами Ахматова - был язык любви - самый
доступный. Любовь есть воплощение бесконечности в конечном.
А. Ахматова -
поэт строгих ритмов, точных рифм и коротких фраз.
Синтаксис ее
не перегружен придаточными конструкциями, он прост. Простота поэтического языка
Ахматовой определяется очень существенными на фоне традиций символизма
отрицательными признаками: отсутствие мелодических повторений, анафорического
параллелизма, рассчитанного на музыкальное воздействие ("напевного стиля").
Повторение у Ахматовой являются средством простого эмоционально-логического
усиления, как в обычной речи. Ее язык по грамматической простоте родствен
английскому. Ничто не обнажает слабость поэта так, как это делает классический
стих, поэтому он редко встречается в чистом виде. Нет трудней задачи, чем
написать две строчки, чтобы они прозвучали по-своему, а не насмешливым эхом
чьих-то стихов. Стихи Ахматовой никогда не были подражательными. Ее оружием
было сочетание не сочетаемого. Когда героиня на одном дыхании говорит о силе
чувств, "на правую руку надетой перчатке с левой руки", - дыхание
стиха - его размер сбивается до такой степени, что забываешь, каким он был
изначально. Как пишет В. Жирмунский, рифмы у нее легкие, размер не стесняющий. Иногда
она упускает один-два слога в последней строке четверостишия, чем создает
эффект перехваченного горла или невольной неловкости, вызванной эмоциональным
напряжением. Но дальше этого она не шла, ей было не нужно: она свободно
чувствовала себя в пространстве классического стиха и не считала свои высоты
достижением или чем-то особенным. Но для читателей это было и будет неземным,
возвышенным, непостижимым.
Ахматова,
так же, как и А.А. Фет, в течение всей своей жизни писала о любви. У обоих
поэтов была исключительно прочная поэтическая память. Так, Фет уже в пожилом
возрасте написал стихотворение "На качелях", толчком для написания
которого явилось воспоминание 40-летней давности (стихотворение написано в 1890
году), и Анна Ахматова до последних строк воспевала это светлое чувство.
Вопрос о
том, каким должен быть поэт, какова его роль в обществе, каковы задачи поэзии,
всегда волновал и волнует сторонников искусства для народа. Поэтому тема
назначения поэта - центральная тема не только поэзии XIX века, она пронизывает
все творчество и современных поэтов, для которых судьба родины и народа - их
судьба.
Несмотря на
то, что Анна Ахматова прочила сама себе короткий жизненный путь, она ошибалась:
путь её был долог и на редкость творчески богат и сложен. В разное время она
по-разному оценивала роль поэта, как она себя называла, и поэзии в обществе. Ранняя
лирика складывалась под влиянием моды того времени на любовные стихи, правда и
тогда Ахматова очень сильно выделялась среди "товарищей по цеху" и
потому никогда не называла себя женской поэтессой.
Ахматова
задавалась вопросом роли поэта и поэзии в обществе. Это было вовсе не случайно.
Корни этого явления лежали в психологии поэта: Ахматова всегда ощущала себя
частицей чего-то большого - истории, страны, народа. Первые стихотворные опыты
состоялись, когда Ахматова была в русле течения "акмеизм". Но
постепенно поэтесса отошла от акмеистов и выбрала другой ориентир, который она
считала единственно подлинным: Пушкина. Ему посвящено одно из стихотворений
цикла "В Царском Селе":
"Смуглый
отрок бродил по аллеям,
У озёрных
грустил берегов,
И столетие
мы лелеем
Еле слышный
шелест шагов…"
[5, с.24]
В конце
стиха - выразительная деталь: "растрёпанный том Парни". Это символ
внутренней раскрепощённости, вольности поэта.
Но всё же,
несмотря на то, что Пушкин был высшим литературным авторитетом для Ахматовой,
она искала и свой образ в мире современной ей поэзии. Цикл "Тайны ремесла"
стал попыткой разобраться в тайне поэзии, а, следовательно, и в своей тайне. Природа
вдохновения стала темой открывающего цикл стихотворения с недвусмысленным
названием "Творчество". Ахматова не забывает литературные корни,
наследуя традиции Лермонтова, Пушкина, Жуковского. Сознание поэта ищет,
тщательно выбирает один в хаосе звуков один единственно верный мотив:
"Так
вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно,
как в лесу растёт трава".
Определив
мотив, поэт должен решить другую необходимую задачу - переложить его на бумагу.
Для Ахматовой этот процесс уподобляется диктовке, а диктуют поэту его
внутренние импульсы и звуки. Неважно, будет продиктованное определение или
образ "низким" или "высоким" - подобного деления для
Ахматовой не существует (она заявляет: "мне ни к чему одические рати").
Поэтесса говорит об "обыкновенном чуде" поэзии. Оно заключается в
рождении стиха из обыденной обстановки:
"Когда
б вы знали, из какого сора
Растут
стихи, не ведая стыда…"
[5, с. 191]
Рост этих
стихов - не просто механическое написание, а настоящее перевоссоздание
действительности, придание ей формы стиха, несущего положительную духовную
энергию людям.
Для
Ахматовой не менее важна была фигура того читателя, до которого донесётся
положительный заряд стихотворения, ведь поэзия суть диалог художника и читателя.
Если бы не было последнего, не для кого было бы писать, то есть идея поэзии
теряла бы всякий смысл. "Без читателя меня нет", - заметит Марина
Цветаева. Для Ахматовой же читатель становится "неведомым другом",
который есть гораздо большее, нежели простой потребитель духовных ценностей. В
душе его стихи обретают новый звук, так как преломляются через уникальное
сознание, отличное от сознания поэта:
"А
каждый читатель - как тайна,
Как в землю
закопанный клад".
[5, с. 192]
На примере
этого и других стихотворений хорошо видно, что цикл в полном соответствии со
своим названием открывает читателю тайны поэтического ремесла Ахматовой. Но
помимо "технического" аспекта поэзии, как с известной долей
условности можно назвать описанное выше, существуют и взаимоотношения поэта и
внешнего, часто совсем непоэтичного мира. Двадцатые годы прошлого века
поставили многих поэтов перед выбором - эмигрировать за рубеж либо остаться со
своей страной в тревожное время. Однако, Ахматова будучи, так же, как и Некрасов,
прежде всего, поэтом-гражданином, принимает нелёгкое решение - остаться в новой
России: "Не с теми я, кто бросил землю". Это заявление звучит
довольно резко, но ещё ярче подчёркивает авторскую позицию строчка: "им
песен я своих не дам". Категоричность Ахматовой находит выражение ещё и в
том, что она уверена, "что в оценке поздней оправдан будет каждый час".
В этом обращении к будущему слышится явная перекличка со стихотворением "Дума"
Лермонтова - поэт обращался к потомкам, как и Ахматова. Впрочем, на этом тема
не исчерпывается: в стихотворении "Когда в тоске самоубийства…",
пронизанного мистическими мотивами, поэт слышит внутренний голос - голос тёмных
сил, которые призывают его:
"Оставь
свой край, глухой и грешный,
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21 |
