Дипломная работа: Особенности поэтики романов М. Булгакова в системно-типологическом аспекте
Итак, инкарнация (воплощение)
Ершалаима на московской карте прослеживается у Булгакова следующим образом: к
скорбному пути (вдоль некрополей всех мастеров, погибших в схватке с дьяволом)
прибавится еще резиденция Пилата, приехавшего на пасху в Ершалаим. В Москве это
будет соответственно резиденция Воланда в доме по Садовой. Таким образом это не
только, тайный дворец сатаны" но еще и дворец Ирода, стоящий в начале
линии зла. Подвальчик 5 у Алоизия Могарыча, где писался роман о
Христе, - дом скрытого служения мастера свету - это еще и дом Тайной вечери.
Драмлит, МАССОЛИТ с рестораном, магазин Торгсина - это адреса подземного
Гадеса, точки ада, из которых в конце концов вырвался наружу огонь.
Ершалаимская Лысая гора, по закону дьявольской иронии, обернулась в Москве
воронкой от храма Спасителя, так московской Голгофой стала могильная ямина.
Страшная Антониева башня - дом Пашкова, это еще и евангельская гора, откуда
Иисус соблазнялся дьяволом: "и показывал ему все царства мира и славу их".
(Только у Булгакова на горе сам дьявол) Дворец Каифы, где велась следствие по
делу Иешуа, - Учреждение, где шло энергичное следствие по делу воландовой
шайки.
Как мы видим, инкарнация
Ершалаима идет не только по романным точкам, но и по археологии самих
евангельских событий, ассоциации выходят за рамки романа в романе. Инфернальный
глаз автора читает в этих точках ершалимского пришествия знаки нового
грехопадения, читает роковые буквы близкого конца: "мене текел фарес",
взвешено, сосчитано, отмерено. Полное совпадение осей симметрий двух вавилонов
греха приведет к гибели и апокалипсису... Что ж, инкарнированные города, в
которых новое содержание выступает как антисодержание, находятся в критически
неустойчивом состоянии. В человеческой истории такие примеры уже есть, взять
тот же Иерусалим или Рим. В первом зародилось христианство и был разрушен
ветхозаветный камень, во втором - языческая античность была повержена уже
новозаветным камнем, а германец Одоакр, повергнув Рим, поставил точку в конце
целого тысячелетия. Булгаков мрачно пророчествует - над Москвой нависла
карающая мгла. Конец света близок.
По-разному можно отнестись к
авторскому: ужо тебе! Но в одном пророчеству трудно отказать, во вдохновении.
В финале романа автор все-таки
"пощадил" ненавидимый город. Сгинула с неба черным клубком
дьявольская тьма, Москва стоит под луной живым, а не мертвым городом теней,
ученик мастера бродит в дни полнолуния по московским переулкам, вспоминая
прошлое. Этот финал придает "Мастеру и Маргарите" неожиданную
жанровую окраску: перед нами роман-предупреждение.
Предупреждение о пришествии
Сатаны?
Да, о нашествии зла и исходе
последних праведников, после которых - конец. Один праведник пока еще остался -
Иван Понырев, бывший поэт Бездомный. Но устоит ли город на одном столпе?
Булгаковские сомнения остаются с нами, и не внять его предупреждениям нельзя,
даже если во главе второго пришествия парадоксальным образом стоит
дьявол-спаситель. Что ж... Булгаков, вторя богомильским идеям, создал волнующую
и законченную жизнь дьяволобога, творящего наперекор всем христианским догмам,
суд и прощение... Но не правда ли, красота этой картины отмечена каким-то
мрачным изъяном? И озарены панорамы московской сатанианы не моцартианским
светом, а неверным закатным 6 блеском солнечной крови да лягушачьими
всплесками весенней луны? В порочной красоте дивного творения чувствуется
усталость душевного надрыва, яд соблазна. Мысль уязвлена сомнением. На книгу
ложится сначала легкая, почти шутовская, а затем все более густеющая тень
смерти, которую Булгаков воспринимает как смерть чисел. Гибнет № 108 (мастер)
из клиники, сгорает квартира № 50 по Садовой 305-бис, уходит в вечность 14
нисана. Зарницы апокалипсиса озаряют последние страницы романа: "И
свернется небо, как свиток, и времени больше не будет". Густота финального
мрака, лихорадка пьяной Луны, соблазны амбивалентности, смех на грани глумления
- все эти порочные красоты сатанианы выдают пороки и тайные неправды авторского
замысла. И пожалуй, главное наше возражение в том, что булгаковский дьявол
лишен своего изначального онтологического признака, сути своей лишен, ведь он -
антихрист. Он, отец наущений, не может быть отцом деяний. Нет, нет, Воланд
совсем не Сатана, он скорее рыцарь ада, Дон Кихот тьмы, но не Белиал - отец и
князь злобы. Создать положительного прекрасного дьявола не под силу даже гению.
Поражает в истории написания
романа и ее финал - смерть самого Михаила Афанасьевича Булгакова, дважды
предсказанная самим автором на страницах "закатного" романа, сначала
гибелью Михаила Александровича Берлиоза (он тоже alter ego автора, его
насмешливая "ипостась". Сравните инициалы автора и героя: М.А.Б. и
смертью мастера, весной в полнолуние.
После всей чертовщины романа в
этой внезапной смерти так и чудится что-то мистическое... И все-таки, что это:
роковая случайность? фатальное предчувствие конца жизненных сил? самоубийство
пророчеством? Каким бы ни был ответ - смерть стала доказательством своего же
провидческого дара.
С самого начала автор сделал все
для того, чтобы подать свой роман как свидетельство о реальном событии, и
смерть в финале стала логической точкой столь настойчивой мистификации. Смерть
автора придала "Мастеру и Маргарите" дополнительный парадоксальный
импульс: читателю трудно отнестись к повествованию как к чистой фантазии, кроме
того, евангельская история и московская оказались завязаны в столь прочный
узел, что стоит только усомниться в визите Воланда, как неизбежно придется
засомневаться и в посещении Христа.
Михаил Булгаков перестал править
роман на 19-й главе, в том самом месте (отмечено М.О. Чудаковой), где описал
похороны своего рокового двойника Берлиоза. Карандашная правка текста - рукой
жены - обрывается там, где Маргарита на скамейке в Александровском саду
спрашивает Азазелло: "Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?"...
здесь - на вопросе - булгаковский гений пресекся, ведь за гробом для него не
было ничего, кроме сомнения.
Ранее мы отмечали, что в
романных садах - Гефсиманском и Александровском - происходят встречи героев с
приговором Провидения. Теперь настал черед приговора и самому автору.
На скорбном пути отечественной
московской дьяволиады отныне стоят еще один, четвертый, некрополь - это дом,
где умер М.А. Булгаков. Этот некрополь стоит всего лишь в сотне шагов от
Гоголевского бульвара в сторону улицы Фурманова. Только некрополь этот
незримый, тайный, совсем в булгаковском духе. Сам дом давно снесли. Так, описав
столь долгий круг, мы возвращаемся к вопросу, поставленному в начале статьи: в
чем же все-таки смысл такого вот нежелания русской литературы быть только лишь
художественным вымыслом, в чем суть бегства писателя-фантаста (и не только
фантаста) от нечестности творчества как такового? Сейчас ответ можно выразить
кратко. Свифт, описывая свой выдуманный Лорбульгруд Бробдингнега, заключает
негласный договор с читателем о праве на ложь. Читатель, конечно же, прекрасно
понимает, что все описанное только художественный вымысел, за которым нужно
уметь читать настоящую реальность, ту же Англию, например. В русской литературе
тайный договор с читателем - "я лгу, и мы оба знаем об этом" - не
заключается. Нет, я говорю правду! Тем самым вымысел становится парадоксальной
правдой и истиной. Мощь фантастической реальности от этого возрастает во много
раз и получает право стать действительно действительностью. Не выдуманный
Лорбульгруд, а невыдуманный факт. А факт не может быть ложью. Так, дух получает
неограниченные права над реальностью, над историей, и кощунственность вымысла
снимается. Человечество не может выдумать неправды, говорит русская литература.
Тем более это не под силу одному человеку. А раз так, значит, Булгаков в романе
"Мастер и Маргарита" написал только правду и ни разу не солгал.
Зарождение будущей структуры
романа "Мастер и Маргарита" видно в "Белой гвардии" не
только во взаимоотношении реального и фантастического планов, но и в
особенностях функциональной роли библейской тематики. Этот элемент поэтики
рассматривается самостоятельно ещё и потому, что имеет иную природу условности:
библейские мотивы и темы складываются в особую знаковую систему, заключающую в
себе некие "вечные" категории, нравственные или
культурно-исторические.
Булгаков обращается к библейской
тематике уже в ранних произведениях, относящихся к 20-м годам. Обращение это
происходит на уровне стиля. В тексте "Записки на манжетах" (1920-1921
гг.) встречаем зачин, многократно используемый затем в "Белой гвардии":
"И было лето от Р.Х. 1920-е из Тифлиса явление." Торжественное
звучание текста подчеркивает значимость описываемых событий. Рассказ "Похождения
Чичикова" начинается с торжественного вступления, в котором возникает
поэтический образ, заключающий в себе возвышенную оценку поэмы Гоголя: "…
мерцает неугасимая лампада с надписью "Мертвые души".
Другой аспект - иронический.
Булгаков свободно обращается с библейскими образами ангела, дьявола, и т.д.
Образы эти вызывают определенные ассоциации, непривычные для контекста, в
котором они появляются, что рождает комический эффект: "Ровно через десять
минут профессор принимал у себя в кабинете новых гостей. Один из них приятный,
круглый и очень вежливый, был в скромном, защитном военном френче и рейтузах.
На носу у него сидело, как хрустальная бабочка, пенснэ. Вообще он напоминал
ангела в лакированных сапогах... История о калошах вызвала взрыв живейшего
интереса со стороны гостей. Ангел молвил в телефон домовой конторы…";
" - Вы можете поручиться, Петр Степанович, что они дадут поколение? Может
быть этот тип выведет стерильных кур. Догонит их до величины собаки, а
потомства от них жди потом до второго пришествия"; " - А вы знаете,
Александр Семенович, - сказала Дуня, улыбаясь, - мужики в Концовке говорили,
что вы антихрист. Говорят, что ваши яйца дьявольские. Грех машиной выводить.
Убить вас хотели." Здесь использование библейских образов является
элементом поэтики гротеска.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16 |