Дипломная работа: Особенности поэтики романов М. Булгакова в системно-типологическом аспекте
Однако при всем несовпадении
дней страстной недели, в Москве и в Ершалаиме события романа в романе, в конце
концов, сольются в один торжественный поток. Это случится в ночь с великой
пятницы на субботу и рассвет следующего дня и в Москве и в Ершалаиме наступит
"одновременно".
Эта разница в днях - беспокойный
символ раздвоенности мира, в ней скрыта явная тяга исхода. Если до времени
слияния двух разных событийных пластов в один поток в романе Булгакова царит
дух гротеска, то после распятия Иешуа и бала Сатаны на страницах книги
воцаряется дух светлой печали и скорби.
И над Москвой и над Ершалаимом
проходит очищающей грозой роковая мгла, а в ночном небе загорается безумная
луна весеннего полнолуния. В ершалаимском повествовании скрыт прообраз всего
того, что аукается в московской дьяволиаде.
Природа фантастического у
Булгакова строится по законам двойной проекции, в любой ситуации, даже самой
обыденной обязательно скрыто второе дно, ее тайный смысл.
И это характерно не только для
"Мастера и Маргариты", как зеркало в зеркале отражаются, пляшут,
трансформируются события двух романов в романе: ночной ветхозаветный праздник
иудейского Исхода в Ершалаиме оборачивается балом у сатаны[4],
гибель Иуды рифмуется со смертью наушника барона Майгеля из Бюро иностранцев.
Причем события романа перекликаются не только по логике прямой аналогии или
пародийного снижения, но и по сумме страданий - крест мастера сродни крестным
мукам Иешуа. Словом, евангелие кристаллизует роман по всем осям и сечениям.
Подобная первоначальная
мифологема внутри текста уже использовалась как художественный прием в русской
литературе. Например, в романе Андрея Белого "Петербург" таким ядром
и прасюжетом стал "Медный всадник", по отношению к которому
наращивается вся масса нового текста. Сам же Пушкин (опять первый!) сделал это
еще раньше: притча о Блудном сыне в "Станционном смотрителе" стала
зерном, из которого выросла антипритча о Блудной дочери.
Московский ряд события восходит
к основным архетипам евангелия. Их немного:
предательство
допрос
грех трусости
спор об истине
крестный путь
Голгофа (Лысая гора)
возмездие и
вечные муки совести.
К ним можно добавить природные
знамения: полнолуние, тьма, идущая на оба Вавилона с запада и очистительная
гроза в финале.
С самого начала событий романы о
Ершалаиме и Москве начинают совпадать ("Бывают странные сближения" -
А. Пушкин): на балконе в крытой колоннаде между двумя крыльями ершалаимского
дворца Ирода Великого, на мозаичном полу у фонтана, происходит встреча Понтия
Пилата с Иешуа. встреча с человеком, обреченным на смерть. Нельзя не заметить,
что подобная же встреча с обреченным происходит и сейчас - в то самое время,
когда Воланд ведет свой рассказ, - в Москве, где Берлиоза от гибели отделяют от
силы час-два.
Ироничная перекличка двух
типологических ситуаций не может не поражать - пасхальной жертвой становится...
председатель МАССОЛИТа Михаил Александрович Берлиоз, а в роли московского
Пилата вершителя судьбы выступает сам сатана. Роковым рефреном евангельских
событий становится и отрезанная голова. Слишком велико давление новозаветного
текста, чтобы мы не увидели в этой голове Берлиоза отрезанную голову Иоанна
Крестителя.
Слишком мощны пучки ассоциаций,
чтобы не заметить и то, что Михаил Александрович отправлен на тот свет с
помощью двух женщин: Аннушки, пролившей масло, и вагоновожатой
девушки-комсомолки в алой повязке; Аннушка и комсомолка - это Саломея и
Иродиада московского евангелия. Словом, голова Берлиоза стала головой предтечи
всех дальнейших событий, первой жертвой нового пришествия, причем освещенной и
принятой жертвой (тут и Аннушкино подсолнечное масло - московское миро - идет в
строку). Какая злая горечь! седьмое доказательство бытия божьего предъявляет
Ивану Бездомному дьявол и какое? - голову псевдокрестителя.
В следующей главе "Погоня"
булгаковский Бездомный безуспешно преследует сатану и его компанию - зловещую
троицу, точно так же преследовал другую троицу - Иешуа, Гистаса и Десмаса -
несчастный Левий Матфей. Погоня в Москве становится драматической параллелью
крестному пути Иешуа Га-Ноцри к месту распятия.
Вглядимся пристальней в
топографию погони, ведь в романе нет ничего случайного - от разрыва в
магическом круге и квадрата: Патриарших Бездомный бросился за нечистой силой в
Патриарший переулок, затем на Спиридоновку (ныне ул. Алексея Толстого); по
Спиридоновке к Никитским воротам, где регент ввинтился в автобус, летящий к
Арбатской площади, а кот укатил на запятках трамвая "А" (еще одна
"аннушка"); тут серый берет мелькнул в начале Большой Никитской или
Герцена (для астральной линии романа важнейшее место - сатана проник за второй
защитный магический круг, Бульварное кольцо). На все это ушло от силы 20
секунд. Погоня шла с адской быстротой: Арбатская площадь, улица Кропоткина,
переулок, затем Остоженка, еще один гадкий переулок с домом под 13-м номером -
чертова дюжина - и квартирой 47. Мелькнула перед Иваном крайне запущенная
передняя, громадный ларь, вешалка с противной зимней шапкой с ушами и ванная с
голой гражданкой в "адском освещении", махнувшей на Ивана мочалкой.
Тут же на кухне была взята
бумажная иконка и свеча, и, наконец, все свелось к купанию у гранитных ступеней
амфитеатра Москвы-реки, где случилась кража одежды и переодевание Ивана в
полосатые кальсоны и рваную толстовку... Проследив маршрут поэта по карте
Москвы 20-х годов, можно ясно заметить инфернальную значимость места, куда
попал Иван, преследуя дьявола; путь Бездомного лежит от одной точки приложения
нечистой силы к Москве - через греховную квартирку, где бес попутал замужнюю
гражданку согрешить с неким Кирюшкой, - к грандиозной строительной площадке на
месте снесенного храма Христа Спасителя на берегу Москвы-реки.
Таким образом зловещая погоня,
пародируя крестный путь Иешуа, стала путем зла, но при этом ее высший смысл
раздвоился и результатом этой сатанианы стало неожиданное крещение (!) Иванушки
в московском Иордане, очищение водой от дьявольских сил. ("Крещу вас в
воде в покаяние") Грешный путь стал тернистым путем спасителя... что ж,
очистительная сила зла входит в парадоксальную концепцию Булгакова.
Если пройти весь маршрут погони
за сатаной не на карте, а пешком, то внезапно обнаружится еще целый ряд важных
деталей. Крестный путь Ивана оказывается скорбным путем отечественной
дьяволиады, вдоль которого стоят некрополи. Первый - это церковь Большого
Вознесения у Никитских ворот, где начался крестный путь Пушкина.
Здесь он венчался с Гончаровой,
здесь у алтаря вдруг погасла венчальная свечечка, здесь упало на пол
обручальное кольцо и покатилось, заставив Пушкина суеверно побледнеть, а друзей
зашептаться. Ниже по пути второй некрополь - дом, где уморил себя голодом
Гоголь, тот самый дом, где он ночью сжег "Мертвые души-2" и, плача,
потрясенно сказал своему помощнику по сожжению мальчику-слуге: как силен
дьявол. Здесь кончился его крестный путь.
Сгоревшая гоголевская рукопись
тайным огненным знамением поставлена Булгаковым и над своей - тоже горевшей -
рукописью. Третий некрополь на этом скорбном пути - гроб господень, исполинская
стройка на месте снесенного храма Христа Спасителя[5].
По православной символике городской храм - есть пророк на торжище; выходит,
Иван шел к ирреальному телу поверженного пророка. Кстати, в средневековье эта
местность в Москве называлась Чертолье. И тут черт! Какое-то роковое
заговоренное место.
Гадкий переулок, где у дома № 13
исчез Воланд, находится, по-видимому, в первом переулке, который идет от начала
Остоженки к Курсовому проулку, откуда рукой подать до Москвы-реки. Переулок
короткий. В нем вплотную друг к другу стоят дома 9, 10, 11, 12, 14, 15... нет
только (конечно!) тринадцатого. Что же все-таки бросается в глаза? Дома в
переулке удивительно похожи на роковой дом по Садовой 302-бис, они выстроены в
том же усталом стиле позднего московского модерна, с фигурными балконами, с
замысловатыми эркерами, криволинейными оконными переплетами в духе либерти, с
торгообразными лепными карнизами и вычурными козырьками. Это дома-близнецы.
Думаю, что (парадокс!) верен и подход краеведа Б. Мягкова, нашедшего искомый
дом в Савельевском переулке, под номером 12. Здесь когда-то жили добрые друзья
писателя Лямины, здесь в передней все еще стоит легендарный, уже "окованный
железом ларь" - старый ляминский сундук, и ванная "с голой гражданкой"
здесь же. Здесь важна не абсолютная истина адреса, а то, что перед нами
дом-двойник, дом-близнец особняка табачного короля Пигита, что на Садовой...
выходит, "убегая" от Иванушки, Воланд по существу шел в обратную
сторону, как и положено, к себе, на квартиру бывшего хозяина Михаила
Александровича Берлиоза, которому только что самым невероятным образом вдруг
отрезало голову. Иван видел морок.
И последнее, весь скорбный путь
Иванушки был отмечен закрытыми церквами: Воскресенской у Патриарших (позднее
снесена), Большого Вознесения и Ильи Пророка (ныне действующей) в Обыденном
переулке.
Их обезглавленные купола
придавали тернистому пути дополнительную психическую окраску. В этом ряду
разрушенный колосс - Храм Спасителя - был кульминацией эмоционального разгрома.
И все-таки именно сатана
обманным путем привел Ивана к воде и крестил его "в покаяние". Именно
он сатана-креститель (!). Недаром в романе всего один эпиграф, и он на
титульном листе. Это строки из "Фауста":
... так кто ж ты, наконец?
Я - часть той силы, что вечно
хочет зла и вечно совершает благо.
(Гёте)
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16 |