Реферат: Творчество Улицкой
Сюжетное
совпадение рассказов не снижает их художественной ценности, и написаны они,
собственно, о разном. Первый - размышление о долгой жизни, залогом которой был
главный семейный принцип умеренности и постоянства. Естественен следующий
вопрос, принесло ли это счастье, оправдывает ли долголетие отсутствие счастья? В
свете всего цикла этот вопрос вполне правомерен, потому что в нем остро стоит
проблема самоубийства и возможности оправдания добровольного ухода из жизни. Но
в первых двух рассказах смерть естественная, хоть и не обычная. На похоронах
Аллы Аркадьевны и Романа Борисовича во всем разлито ощущение торжества жизни и
праздника, а не траура.
“Хоронили их
в одной могилке, в светлый день конца лета. В предутренние часы был сильный
дождь, и теперь пар шел от земли, а поверху стоял легкий туман, смягчая
солнечный свет. Народу, изумленному редкостным событием двойной смерти, пришло
много <…>. Все были ошарашены и приподняты - удивительные были похороны: с
оттенком праздника и победы… Супруги лежали рядом, в одинаковых гробах, и
голова Романа Борисовича была как будто немного повернута в сторону жены… Дочь
была с мужем и сын с женой, и при каждой паре - по мальчику с девочкой, и
разноцветных астр было множество<…>”. [с.179] За аллегорией счастливой
семьи следует символическая картина радуги - лестницы в небо: “Господи, дорогу
в небо повесили. <…> Верно, очень хорошие покойнички…” [с.180]
Использование
столь очевидных символов при вполне реалистической манере повествования
уподобляет супругов героям житийного жанра. Автор намеренно сближает эти два
пласта, напоминая, что между ними не непреодолимая пропасть, а жизнь, данная
каждому.
Существуют
люди, для которых жизнь - даже при внешнем отсутствии проблем - тяжелый груз. О
подобном болезненном восприятии собственного существования, приводящем к
крайним последствиям, рассказ "Последняя неделя". Героиня вспоминает
несколько дней, предшествовавших самоубийству ее давней подруги. Из отрывочных
деталей складывается картина, которая убеждает в совершенном отсутствии причины
для самоубийства, но оно случилось, и никто из близких этому не смог помешать. В
ту конкретную минуту никого не было рядом. В финале: “Прошло двадцать лет. Умерли
мои родители, первый муж, множество друзей ушло. А я все вспоминаю тот
понедельник: если бы я оставила ее тогда ночевать…” [с.187] Похожее ощущение
невольной вины тяготило и погибшую женщину. Двенадцатилетней девочкой она “ушла
от матери к отцу за полгода до ее смерти, не выдержала пьянства и умирания”. [с.183]
Мысль об
ответственности за жизнь близких людей находит продолжение в рассказе "Большая
дама с маленькой собачкой". Здесь никто никого не спасает, в прямом смысле
слова, но как говорит героиня Татьяна Сергеевна: “Сердцу моему "Беломор"
гораздо нужнее, чем нитроглицерин. А еще нужнее дружба”. [с. 194] Ей повезло,
потому что Веточка, полувоспитанница-полуприслуга, оказалась верным и
терпеливым другом. Властная дама не просит, а требует от Веточки сшить ей
блузку, чего та никогда не делала. Веточка не только исполняет барскую прихоть,
но и прощает ей эту унизительную бесцеремонность. Обещание Татьяны Сергеевны,
что Веточке зачтется ее верность, не вызывает сомнений, особенно в сцене
похорон. На мертвой Татьяне Сергеевне Веточка увидела ту самую блузку.
Через весь цикл
проходит мысль о том, что человек живет не для себя. Даже совершенному эгоисту
для полноты существования необходимы другие. Только по отношению к другому
можно измерить собственную ценность и определить сущность жизни. На этом
основано самое большое счастье и величайшие трагедии человека. Это же объясняет
причину самоубийств. "Менаж а труа" рассказывает историю одной
необычной семьи, но главными героинями, как чаще всего бывает у Улицкой,
являются женщины. Две жены одного мужа живут под одной крышей и разделяют
судьбу любимого человека. Для Беньямина они, как бы, дополняют друг друга: умная
понимающая подруга и женственная красавица - духовное и материальное. Но
сложность любовного треугольника не идет в сравнение с дальнейшими несчастьями,
постигшими их семью. После смерти мужа, первая жена Фрида отправилась в лагеря,
ее сын погиб по дороге на фронт, а Алиса, вторая жена, пережив их всех,
бросается с моста. “Алиса, от рождения привязанная к жизни слабыми нитями” [с.
208] не любила жить. “Вечерняя, в минуты засыпания мысль о том, что можно
однажды уснуть и не проснуться, была из самых заветных. Умерла бы, умерла бы -
и даже способ выбрала. Женский, красивый: с моста<…>”. Но ни одно из
несчастий не стало предлогом для самоубийства, пока было ради кого жить. Когда
не стало последнего дорогого человека, Фриды, Алиса уезжает в Ленинград к
заветному мосту.
В завершение
хотелось бы отметить в рассказе несколько заметных деталей, касающихся стиля
писательницы. Подтверждая склонность Улицкой к сочетанию противоположностей,
парадоксам, контрастам и многозначности, в ее языке легко можно найти подобные
фразы: “…Фрида привыкла к его частичному отсутствию, или неполному
присутствию…” [с. 205] ; “Неугомонная Фрида, приехав домой, начала с того, чем
кончила пятнадцать лет тому назад: поплелась на Лубянку…” [с.211] ; “…Она была
слишком молода и красива для понимания чего бы то ни было" [с. 202] ; “От
этой любви к литературе родился Боренька…” [с. 201].
Критиками
единодушно отмечается постоянство тем Людмилы Улицкой, одна из которых
советская эпоха; но нельзя не признать, что она прекрасно умеет сказать о ней,
сдержанно, образно и точно. Строки из "Менаж а труа": “…в те времена,
когда кружева исподнего еще не вошли в противоречие с грубым сукном эпохи” [с.
202] - напоминают цикл "Девочки", где можно встретить нечто очень
похожее: “Исподнее девочек тех лет было придумано врагом рода человеческого в
целях полного его вымирания. <…> Белье взрослых женщин в ту пору мало чем
отличалось и должно было, вероятно, гарантировать целомудрие нации”. [с.186] Об
этом периоде истории автор выражается всегда однозначно, не скрывая горечи: “В
уборной она порвала его (письмо - И. С) на мелкие кусочки и спустила в
коммунальную Лету. Недоверие к помойному ведру висело в воздухе подлой эпохи”.
[с.158] ; “Арестовать его не успели: он сбежал от них в недосягаемые места -
умер в самый час их прихода, не доехав до больницы”. [с. 204]
В рассказе
есть эпизод, впечатление от которого усиливается за счет переклички с
предыдущим сборником. Когда речь шла о Лёне ("Установление отцовства"),
он за готовность платить алименты чужим детям назван беспринципным. В "Менаж
а труа" брат Фриды, Семен, напротив, “был с принципами, которых не хватало
другим” [с. 204], поэтому презирает сестру за то, что та простила мужа-изменника.
Эти эпизоды, несомненно, подтверждают высказанное ранее утверждение о единстве
художественного пространства сборников писательницы.
Не менее
характерен в плане языка и стиля рассказ "Писательская дочка",
который подводит своеобразный итог проблеме, рассматриваемой циклом. Жизнестойкость,
отличающая героев Улицкой, получает окончательное объяснение возможностью
счастья. Пока они верят в то, что это возможно - живут. Снова вопрос о вере. И
о неуловимой грани между убеждением и заблуждением. Крушение надежд и
обесценивание идеалов приводит Машу к осознанию: “…жизнь кончилась, а я жива…”
[с.238]. Убедительной честности ее ощущений можно противопоставить только один
аргумент, который автор доверяет высказать Жене: “Признаюсь тебе честно, мне
кажется, что в некоторых обстоятельствах человек имеет на это право. Как на
эфтаназию. Только не ты и не сейчас…<…>. Пока она (мать - И. С) жива, ты
не имеешь на это право. Есть природная очередность. Это закон, который иногда
нарушается, и это ужасно, я это постоянно вижу”. [с.238] В этих словах слышится
преклонение перед тайной жизни, основанное на твердой уверенности в ее
мудрости, первичности. Не личное восприятие существования, не отвлеченность
идеи, разрушительной для жизни как таковой, а она сама, объективная, потому и
не доступная сознанию - главное направление исследований писательницы. Рассказ
начинается и завершается описанием первоначально общего для героинь дома. В
противоположность перипетиям их судеб в доме “все было совершенно неизменно: стояли
книжные шкафы с выдвижными стеклами полок, золотые корешки, альбомы, бумажные
собрания, многие с отмененной буквой "ять", - среди них Мережковский
и Карамзин, гравюры на стенах, картины, потертые ковры, мебель красного дерева,
тяжелые столовые приборы на круглом столе с частоколом ножек, способных
разбегаться и превращать стол в огромный, овальный, и люстра с синей стеклянной
грушей в окружении хрустальных слез”. [с.241] Дом как мир, где все создано для
прекрасной жизни, кто-то из него уходит, а кто-то сбегает.
Расхождение
позиций Маши и Жени подчеркивается даже, на первый взгляд, незаметной деталью: Маша
вспоминает Маяковского и Цветаеву, а Женя - Пастернака и Ахматову. О последней
сказано: “<…> величественная, как Кавказские горы, красивая не
по-человечески, а как море или небо, спокойная, как бронзовый памятник”. [с.227]
Такой ее увидела Женя, которой неслучайно дана профессия врача. Не абстрактные
идеи, захватывающие Машу, а погружение в материальную основу существования
формируют ее отношение к миру. Наконец, последний штрих, важный для понимания
характеров: Женя любит тот прекрасный дом своей подруги, где провела много
часов и дней, и “в лицо знала” населявшие его предметы, а для Маши всегда есть
причина в нем не оставаться.
Рассказ "Писательская
дочь" заканчивает очередной цикл Улицкой, в котором традиционно
противоречий больше, чем однозначных ответов. Нельзя в нем не отметить свойственных
ее произведениям близости тематики, проблематики, сюжетных повторений и
художественных приемов создания образов. Все это делает прозу писательницы
легко узнаваемой, хотя, конечно, не менее интересной читателю и исследователю.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11 |