Курсовая работа: Степень влияния библейских книг на личности русских поэтов XVIII века, формы "адаптации" православных идей в их творчестве
Важнейшим и самым частотным
персонажем, стоящим во главе образной иерархии ломоносовских од, является Бог (заметим,
что христианской Троицы одический мир Ломоносова не знает; имя Христа
упоминается один раз в связи с крещением Руси).
Одический Бог Ломоносова предстает в
нескольких ипостасях:
1) Творец Вселенной;
2) неусыпный наблюдатель земных дел и
справедливый вершитель судеб государств и народов;
3) податель благ, защитник России;
4) карающий врагов России Бог гнева.
Устами движет Бог; я с ним начну
вещать.
Я тайности свои и небеса отверзу,
Свидения ума священного открою,
Я дело стану петь, несведомое
прежним.
[8, с. 29]
- писал Ломоносов, таким образом
отождествляя задачи поэта и пророка. Ведь вот каким величественным было утро
новой русской поэзии! В какую недоступную для дюжинных натур высоту она взмыла,
едва родившись! Какой высокий настрой был дан для будущих поколений поэтов!
Вера в Творца соединялась у
Ломоносова с непреклонной верой в самого себя, в свое предназначение. Вот уж
кто в самом деле знал, что “царство Божие внутри нас есть”. Он писал об этом в
стихах.
В терпении моем, Зиждитель,
Ты был от самых юных дней
Помощник мой и Покровитель,
Пристанище души моей.
От чрева матери тобою
И от утробы укреплён,
Тебя превозношу хвалою,
Усердием к Тебе возжжён.
Враги мои, чудясь, смеются,
Что я кругом объят бедой,
Однако мысли не мятутся,
Когда Господь - Заступник мой.
[8, с. 25]
Он остро чувствовал собственное
назначение, незримую пуповину свою, связующую его с Творцом и с Россией
одновременно. Подобно Пушкину (или Пушкин, подобно Ломоносову, время не играет
в таких случаях существенной роли), он знал, что является оглашателем воли
Божьей, что обязан «обходя моря и земли, глаголом жечь сердца людей».
О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовёт из стран чужих.
О, ваши дни благословенны!
Дерзайте, ныне ободренны,
Раченьем вашим показать,
Что может собственных платонов
И быстрых разумом невтонов
Российская земля рождать.
[8, с. 35]
В этой торжественной оде поэт берет
на себя смелость говорить за императрицу, вводя в стихи как бы произнесенную ею
речь, в которой Елизавета оправдывается в том, что России пришлось воевать, и
объясняет причины:
Присяжны преступив союзы,
Поправши нагло святость прав,
Царям извергнуть тщится узы
Желание чужих держав.
[8, с. 36]
Тут имеется в виду Англия, дальше
упоминаются Саксония, Австрия. Елизавета жалуется богу на сложность
международной обстановки и просит:
Позволь для общего покою
Под сильною твоей рукою
Воздвигнуть против брани брань.
[8, с. 36]
Формула «против брани брань»
обозначает, «что вмешательство России в войну может быть оправдано только как
средство положить конец войне». Именно так заставляет Ломоносов в своих стихах
сказать Елизавету: мы воюем для того, чтобы закончить эту войну.
Но он идет и дальше. Пользуясь
правами поэта, - а их он вполне научился ценить, - Ломоносов отвечает Елизавете
от имени бога, подготовив его реплику полной библейского величия строфой:
Правители, судьи, внушите,
Услыши вся словесна плоть,
Народы с трепетом внемлите:
Сие глаголет вам господь
Святым своим в пророках духом;
Впери всяк ум и вникни слухом...
[8, с. 36]
Приняв на себя обличье пророка - этого
требовали интересы идеи мира, за которую, не щадя сил, боролся Ломоносов, - он
передает заповеди бога: хранить праведные заслуги, миловать вдов и сирот, быть
другом нелживым сердцам, покровом бедным, отворять дверь просящим и т. д. О
продолжении войны не говорится ни слова, бог в передаче Ломоносова обходит эту
тему, не желая противоречить императрице, но в его последующих указаниях
начертаны планы мирных работ.
Постигая законы и гармонию
мироздания, Ломоносов делал единственно разумный естественнонаучный вывод:
«Скажите ж, коль велик Творец?». И стоит вдуматься в само название оды, из
которой взяты эти слова: «Вечернее размышление о Божием величестве при случае
великого северного сияния» (1743). В «Утреннем размышлении о Божием величестве»
(1751) поэт вдохновенно соединяет свои научные познания, воплощённые в мощном
поэтическом образе, с религиозным благоговением перед величием Зиждителя и с
молитвенной хвалою Его произволению:
Когда бы смертным толь высоко
Возможно было возлететь,
Чтоб к солнцу бренно наше око
Могло приблизившись воззреть,
Тогда б со всех открылся стран
Горящий вечно океан.
Там огненны валы стремятся
И не находят берегов;
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись множество веков;
Там камни, как вода, кипят,
Горящи там дожди шумят.
Сия ужасная громада
Как искра пред Тобой одна.
О коль пресветлая лампада
Тобою, Боже, возжена
Для наших повседневных дел,
Что Ты творить нам повелел!
[8, с. 152]
Солнечный свет становится для
Ломоносова символом просветления всего мироздания лучами божественной премудрости,
которая смиренно сознается им как единственный источник просвещения:
Творец! покрытому мне тьмою
Простри премудрости лучи
И что угодно пред Тобою
Всегда творити научи,
И на Твою взирая тварь,
Хвалить Тебя, бессмертный Царь.
[8, с. 152]
Можно утверждать, что Ломоносов
противостоял в этих строках всей концепции европейского Просвещения, которое
видело необходимость в насыщении и просвещении разума человека достижениями
земной премудрости, добытыми собственными усилиями его. Научное знание виделось
большинству просветителей самодостаточной силой, возвеличивающей человека и
обожествляющей его, так что отпадает необходимость в самом Творце - о чём здесь
уже приходилось говорить.
Интересно, что Ломоносов поверял свои
научные представления трудами святых отцов. Так, он со вниманием отнесся к
одному из рассуждений святителя Василия Великого.
«Василий Великий, о возможности
многих миров рассуждая, пишет: «Якоже бо скудельник от того же художества
тминные создав сосуды, ниже художество, ниже силу изнутри: тако и всего сего
Содетель не единому миру соумеренную имея творительную силу, но на
бесконечногубое превосходящую, мгновением хотения единем во еже быти приведе
величества видимых».[23, с. 175]
Несомненно, создавая строфы
«Вечернего размышления...» Ломоносов не мог не опираться на рассуждения
святителя:
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Уста премудрых нам гласят:
Там разных множество светов;
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков:
Для общей славы Божества
Там равна сила естества.
[8, с. 153]
В науке Ломоносов видел помощницу и
союзницу богословия в познании «премудрости и могущества Божия» [25, с. 66]
У Ломоносова есть удивительная
интерпретация к Книге Иова. Сам выбор тех или иных мест для такого переложения всегда
характеризует манеру мышления и даже мировоззрения поэта. Ломоносов выбрал то
место из названной Книги, где Бог отвечает на упрёки и сетования человека - и
ломоносовское переложение становится своего рода ответом великого ученого на
недомысленное превознесение достижений человеческого разума, ничтожного перед
творческой мощью Создателя Вселенной и её законов. Однако автор Книги Иова
ставит перед читателем проблему невинного страдальца. Иов - человек, который
ничем себя не запятнал перед Богом. И вот, когда с ним случились все несчастья,
которые только могли случиться с человеком, он потерял дом, имущество, родных,
здоровье, - к нему пришли друзья, сели молча, сидели три дня, а потом Иов
воскликнул: «будь проклят день, когда я родился!» И начинается драма. Иов
говорит о том, что он не понимает, что произошло: его учили на протяжении
долгого времени, что беда - это Божья кара, но за что же карать его, человека
невинного? Автор Книги вводит пролог, пролог в небе (который потом использовал
Гёте в своем «Фаусте»). Там иконоподобным образом изображено небесное царство:
Творец сидит на троне, вокруг Него стоят сыны Божии, ангелы. И среди них - сатана,
который все подвергает сомнению: кажется ему, что род человеческий довольно
ничтожное образование. И Бог говорит ему: а ты видел Моего служителя Иова? Но сатана
отвечает, что он же не даром такой, потому что у него есть множество детей,
любящая жена, куча верблюдов, - все, о чем может мечтать человек. И вот
происходит спор между сатаной и Богом. Иов лишается всего. Автор Книги
громоздит одно несчастье на другое и, наконец, Иов лежит уже в пепле, страдая
от проказы, и жена ему говорит: «Прокляни Бога и ты умрешь». А он говорит: «Бог
дал, Бог взял». Стоит твердо, как стоик. Но когда к Иову приходят друзья,
происходит взрыв. Иов восстал против Бога, восстал и вызвал Его на суд, и
друзья, которые у него сидели, были в ужасе. Они говорили: ты греховен, ты
просто не знаешь своих грехов, ты не помнишь их, Бог не может быть
несправедлив. У них были старые, но четкие богословские понятия: зло карается,
добро вознаграждается. Как в старых сказках, как в романтических повестях.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13 |