Курсовая работа: Степень влияния библейских книг на личности русских поэтов XVIII века, формы "адаптации" православных идей в их творчестве
Вот они спорят, и спор доходит до
полного накала, когда Иов говорит: я не хочу слушать ваших пустых слов,
посмотрите, что делается вокруг, насколько отвратительна жизнь: справедливости
нет, господствуют люди безумные и злые, человек живет так недолго на свете.
Друзья Иова в конце концов умолкают. Потом является Бог. Из тучи раздается Его
голос. Он говорит: «Где этот человек, который вызывал Меня на суд? Препоясай
свои чресла и отвечай Мне!» Однако Иов молчит. И Бог спрашивает его: «Где ты
был, когда Я полагал основание небу и земле? Знаешь ли ты?..» И далее идут
прекрасные поэтические яркие описания природы, животных, растений, каких-то
чудовищ сказочных и совершенно реальных живых существ. Он говорит: «Можешь ли
ты управлять? Как ты можешь решать тайны провидения?»
Иными словами, автор Книги устами
Бога не отвечает на загадку. Это глубоко философский факт. Почему не отвечает?
Ответ приходит потом - в явлении Бога в Новом Завете, когда Он страдал вместе с
людьми.
А что же Иов? Он сказал: «Я Тебя
звал, я столько о Тебе слышал, и вот Я тебя вижу! И теперь я раскаиваюсь и от
всего отрекаюсь». Вдруг все вопросы у Иова исчезли, потому что он прикоснулся к
Богу, он Его увидел. И в этом - непостижимая развязка этой Книги.
Ломоносов эту тему парафразирует
по-своему. Он следует речи Бога в Книге Иова, но основная мелодия там несколько
иная: она проще, она не столь мистична.
О ты, что в горести напрасно
На Бога ропщешь, человек,
Внимай, коль в ревности ужасно
Он к Иову из тучи рек!
Сквозь дождь, сквозь вихрь, сквозь
град блистая
И гласом громы прерывая,
Словами небо колебал
И так его на распрю звал:
Сбери свои все силы ныне,
Мужайся, стой и дай ответ
Где был ты, как Я в стройном чине
Прекрасный сей устроил свет,
Когда Я твердь земли поставил
И сонм небесных сил прославил
Величество и власть Мою?
Яви премудрость ты свою!
[8, с. 113]
Далее идет парафраз картин природы, а
кончается все моралью, которой нет в Книге Иова, она принадлежит уже самому
Михайло Ломоносову:
Сие, о смертный, рассуждая,
Представь зиждителеву власть,
Святую волю почитая,
Имей свою в терпеньи часть.
Он все на пользу нашу строит,
Казнит кого или покоит.
В надежде тяготу сноси
И без роптания проси.
[8, с. 114]
Этого, повторим, Бог не говорит в
Книге. Поэт как естественную добродетель человека утверждает его смирение перед
властью и волею Зиждителя, усматривая в этом истинную земную премудрость. Но,
интерпретируя библейский текст таким образом, он дает на вопрос другой ответ.
То есть, если в Книге Иова нет разрешения вопроса – разрешение это придет в
Новом Завете, - то Ломоносов решает проблему по-своему, призывая человека к
слепому смирению и долготерпению. Таким образом, в его творчестве мы
сталкиваемся с глубоким переосмыслением библейских тем и образов, с частым их
употреблением как в виде поэтических аллегорий, так и в виде центральных
сюжетных образов, основных тем, на которых строится произведение.
Необходимо упомянуть и о библейских
мотивах в творчестве А.П. Сумарокова. Его собранные в одной книге «Оды
торжественныя» (1774) представляют собой достаточно монолитный материал,
позволяющий увидеть в нем оригинальную философию, основанную на дидактизме и
морализаторстве. Сумарокову свойственны открытая тенденциозность и
гражданственность, что позволяет говорить об особом типе созданной им
торжественной оды, где доминирует не праздничная панегиричность, как у
Ломоносова, а поучительная риторика, основанная на идеях воспитания власть
имущих и утверждении высоких моральных (христианских) идеалов.
В одах Сумарокова речь идет о
необходимости победить зло в мире, утвердить закон Божий на земле, уничтожить
лицемерие, суеверие и ханжество. Вследствие повышенной моралистичности основные
события XVIII века обретают в торжественных одах
Сумарокова достаточно оригинальную интерпретацию, они окрашиваются библейской
терминологией.
Так, например, военные победы
императора (особенно Полтавская битва) обретают в одах Сумарокова значение
сакральных прообразов, событий священного времени.
Моральные и политические понятия,
становясь в одах Сумарокова аллегорическими существами, вписываются в общую
картину противоборства «светлого» и «темного» начал, ведущих свое происхождение
от мира небесного и мира подземного. «Горний мир» освящен высшими чинами
библейской образности (Бог, ангелы), в то время как мир «бессолнечный» имеет
античный антураж (Плутон, Цербер, Стикс, Ахерон и т.п.), который в контексте од
обретает значение «дьявольского». Противостояние этих двух миров осмыслено как
противостояние «добра» («божье») «злу» («дьявольское»).
Добродетельность, по Сумарокову,
главное достоинство идеального монарха. Воплощенной добродетелью в одической
мифологии Сумарокова является Екатерина II – она «ангел», ибо происходит «от едемска корня преславна».
Неизменное определение «истины» прилагательным «святая» способствует выдвижению
ее в одах Сумарокова на роль ключевого нравственного и социально-политического
понятия и, соответственно, главного аллегорического персонажа, присваивая ей
статус сакрального центра, вокруг которого организуются другие персонажи оды. «Истина»
спускается на землю и изгоняет «зло» в постоянное место его пребывания – в
преисподнюю. Борьба «добродетелей» и «пороков» является организующем элементом од
Сумарокова. Вокруг нее создается поэтическое пространство, разделяемое на
«адское» и «небесно-земное»; группируются персонажи, четко распределяемые по
отнесенности к миру «святому», Божьему и к миру порочному, адскому; развиваются
одические сюжеты, представляющие во многом вариации архаического
мифологического сюжета о борьбе света с тьмой, осмысленного в
нравственно-религиозном аспекте.
В своей одической практике Сумароков
в отличие от Ломоносова почти не использовал библейские топонимы и образы. Зато
весьма востребованы и художественно разработаны Сумароковым в одах топосы ада и
рая. Ад у Сумарокова – это образ, насыщенный как библейской, так и античной
символикой, значения которой обусловлены интерпретацией греко-римских
представлений о царстве мертвых – царстве Аида или Плутона. Эсхатологические
настроения, заставлявшие жить в напряженном ожидании Судного дня и постоянно
вычислять его, составляли важную часть традиционного народного сознания на
протяжении всего XVIII века.
Картины Судного дня и ада, желающего поглотить все живое, представлены у него в
нескольких вариантах. Прежде всего, это ад военных сражений – батальные
сцены обретают черты Судного дня («Ода на победы государя императора Петра
Перьваго»). Этот эсхатологический образ включает почти все основные значения,
которые присущи сумароковскому аду и в других одах: идею конечности времени и
представление о неизбежности Страшного Суда; пространство потустороннего мира,
неотъемлемую фигуру подземного мира – «смерть», которая «косит размахом», а
также главный мотив, связанный с ними, – это ненасытность ада и страх смертных
перед ним; наступление хаоса на земле, нарушение природного порядка. Спасение и
преображение мира происходят в момент появления Петра I, который устанавливает свою власть как над природным, так и
над общественным мирами, приводя и тот и другой в состояние гармонии.
Историческая космогония завершена.
Особая мифологема Сумарокова – ад,
уготованный тиранам. Представление об особом месте для тиранов в аду имеет
древнюю литературную традицию, начиная с античных авторов. Образ ада служит
грозным напоминанием царским особам о высшем потустороннем наказании. Цари,
живущие для себя и забывающие о своих подданных, эти «злые мучители» народа
отправятся в «область темную», «подземную Сценой разгрома адских сил
завершается «Ода <...> на первый день нового 1763 года». Следуя
официальной версии, Сумароков обосновывает необходимость переворота мучениями
России при Петре III: Екатерина
восходит на престол, настает конец «несносному горю», «святая истина»
спускается с облаков на землю и разметает «неправду прахом», честность
веселится, беззаконие трепещет, неправда покидает российский трон и скрывается
в «адские пещеры». Восшествие на престол Екатерины представлено в образах
освобождения россов из ада и в других одах, адресованных императрице («Ода
<...> на день ея коронования 1763 года», «Ода <...> на первый день
1764 года», «Ода Государыне <...> на день ея коронования 1766 года»).
В «Одах торжественных» есть несколько
поэтических воплощений рая, в создании которых Сумароков опирается как на
традиционные мотивы и образы, так и изобретает оригинальные, не характерные для
одической практики. В пространстве «небесного рая» обитают добродетельные цари,
становящиеся после смерти небесными патронами России. Находящаяся в
«надсолнечных кругах» обитель праведных царей, живущих с Богом в раю,
однозначно противопоставлена аду для тиранов. Сумароков не упоминает Елисейских
полей – райской области подземного мира для «благих царей»: сумароковский рай
находится только в «горних местах», организуя одическое пространство по
вертикали. Небесная жизнь Елизаветы Петровны является одним из предметов оды на
ее погребение (1762). Рассказ о вечных «райских радостях», ожидающих «дщерь
Петрову» на небесах, а также о мучениях тиранов в преисподней выполняют две
важные для поэтической мифологии Сумарокова функции: во-первых, компенсаторную,
создавая необходимые основания для утешения россов в печали; во-вторых,
дидактическую, напоминая правителям мира о загробном воздаянии.
Райская мифология Сумарокова имеет и
земной вариант – райское процветание на земле обеспечивает Екатерина II. Наиболее известная и
растиражированная затем сумароковская рифма «Екатерина»/«райска крина»
устанавливает прямую зависимость состояния российского государства от правления
императрицы, отождествляя райский цветок с российской императрицей.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13 |