Курсовая работа: Гендерная проблематика романов Л. Толстого "Анна Каренина" и Г. Флобера "Мадам Бовари"
Подвергается сомнению
творческая самостоятельность автора-женщины, рядом с которой всегда маячит
некий Он, буквально водящий ее пером. Так, рядом с Дуровой оказывается Пушкин
(хотя отношение критиков и исследователей к Дуровой в силу ее героической
биографии всегда отличалось отсутствием преднамеренной дискредитации). Учителем
и литературным наставником Ган называют Сенковского. Рукой Панаевой,
естественно, водил Некрасов (особенно декларативно звучат эти заявления, когда
речь идет о доле авторского участия Панаевой в написанных совместно с Некрасовым
романах: заслуга априорно приписывается ему). Марко Вовчок успехом первых своих
произведений оказывается обязана мужу – Афанасию Васильевичу Марковичу – или же
переводчику ее украинских народных рассказов на русский язык Тургеневу. Это
лишь несколько примеров, но их число можно умножить.
Отрицается эстетическое
значение и серьезность женского творчества, И.Савкина показывает эволюцию в
отношении к женскому писательству в России[5]. Благодушием и
снисходительностью отличаются отзывы конца XVIII–начала XIX в., времени
публикации первых женских литературных текстов, когда это казалось милой
забавой и в таком виде имело право на существование. Но уже в 1830–1840-х гг.,
когда писательницы, нарушая сложившийся гендерный стереотип, стали претендовать
на серьезную литературную деятельность, в критике возникают запретительные
тенденции , и такая ситуация в целом сохраняется до 1880-х гг.
Традиционная история
русской литературы не осознает отношение к женскому творчеству как
дискриминационное, более того – утверждает его. Гендерный подход обнаруживает
механизмы этих явлений и побуждает рассматривать историю женского писательства
с учетом его вытеснения господствующим патриархатным дискурсом. Тогда ситуация
предстает в ином освещении и становятся очевидными истины, ранее не
осознаваемые.
Высказывая суждения по
поводу женского письма, следует учитывать следующие обстоятельства.
1. Инновативный опыт
женщин-писательниц усваивается мужской литературой и перестает осознаваться как
инновативный и как женский. В этом смысле показательно восприятие Ж. Санд в
России. Ее творчество оказало колоссальное воздействие на русскую литературу
1830–1840-х гг., которая активно адаптирует ее художественный опыт (темы,
герои, пафос). Но в процессе этой адаптации происходит изживание интереса к
писательнице. И восприятие Ж.Санд уже в 1860–1870-е гг. даже теми, кто в
прошлом принадлежал к восторженным поклонникам ее литературного таланта,
оказывается признанием ее уже не как писательницы, но как прекрасной женщины,
чудесного человека, истинной христианки.
Такой же усеченной формой
отличается и с восприятие русских писательниц. Так, В.П. Боткин в письме к
Тургеневу от 10 июля 1855 г. замечает по поводу повести Е. Нарской (псевдоним
Н.П. Шаликовой): «Все это, разумеется, женская сфера, в которую не входит
вопрос о поэтическом чувстве, о глубине и силе мысли, о сильном и сочном колорите,
и обо многом другом» - это суждение искушенного читателя является
репликой-умалением. Но наряду с этим Боткин заявляет, что для него главный
интерес в женских сочинениях представляют «движения женской души, которую мы
так мало знаем», таким образом признавая новаторское значение женского
творчества. Женская литература действительно создает свою типологию женских
персонажей и дает образцы анализа женской души. Последнее признано в
исследовательской литературе, но получает закономерное истолкование. А.И.
Белецкий, автор одной из первых серьезных работ о русских писательницах, фактически
обесценивает их литературную деятельность, заявляя, что ими была «проделана
подготовительная работа, в результате которой явилась Елена Стахова и
родственные ей образы новых героинь у других писателей». Так женское творчество
лишается самостоятельного значения и формула возвышения оказывается способом
дискриминации. Гендерный взгляд обнаруживает эти несообразности и ищет
адекватные определения ситуации.
2. Необходимость
женщине-автору в условиях патриархатной культуры доказывать свое право на
существование, а значит приспосабливаться к требованиям «мужского»
литературного канона. Моделью такого литературного поведения становится
жизненное поведение Надежды Андреевны Дуровой, отказавшейся от женского облика
и даже завещавшей похоронить себя под именем Александрова. И в литературе
женщине для того, чтобы быть понятой и признанной, приходилось действовать в
рамках канона и воспроизводить господствующие стереотипы, что, вероятно, не
всегда получалось органично и убедительно. Однако именно те тексты, где
выражались эти стереотипы, получали наибольшее признание (к примеру, «Кавалерист-девица»
Дуровой, одно из наиболее известных произведений женского пера). Такая «загнанность
в угол», естественно, не могла способствовать творческой оригинальности. Но,
как убедительно показывает И.Савкина, даже в тех случаях, когда эта
оригинальность свойственна женскому тексту, мы ее не понимаем и не чувствуем,
так как предъявляем к нему «мужские» требования.
В связи с этим возникает
проблема специфики женского письма, и в том числе вопрос о том, как понимали
особенности женского письма читатели XIX века. Коллекция всевозможных
высказываний по этому поводу весьма внушительна. Одно из характерных суждений
принадлежит Тургеневу, писавшему, что «в женских талантах <…> есть что-то
неправильное, нелитературное, бегущее прямо от сердца, необдуманное наконец».
Такое представление об интуитивности, природности, неразумности женского
творчества вполне отвечает традиционному дискурсу о женщинах, в целом сохранившемуся
и поныне (см. отзыв О. Чухонцева о стихах О. Кучкиной: «очень женские, т.е.
непредсказуемые стихи»). Но в современной литературе женщина-автор открыто
декларирует свою самость и свой язык. С литературой XIX века дело обстоит
иначе, и нужны определенные исследовательские усилия для того, чтобы услышать и
понять этот женский язык.
Итак, использование
гендерного подхода в изучении истории русской литературы не только выявляет
механизмы маргинализации женского творчества, но формирует новую систему
координат и дает основания для того, чтобы отказаться от рассмотрения женских
образов с точки зрения традиционных, заданных «мужским» литературным каноном
критериев. Изменение же отношения к содержанию «женственности» может стать
одним из факторов нового осмысления историко-литературного процесса в целом.
Глава 2. Особенности гендерной проблематики романов Л.Толстого «Анна
Каренина» и Г.Флобера «Госпожа Бовари»
2.1 Роман Г. Флобера
«Госпожа Бовари»
2.1.1 История создания
и идейное содержание романа
Французский
реализм XIX столетия проходит в своем развитии
два этапа. Первый этап – становление и утверждение реализма как ведущего направления
в литературе (конец 20-х – 40-е годы) – представлен творчеством Беранже,
Мериме, Стендаля, Бальзака. Второй (50-70-е годы) связан с именем Флобера –
наследника реализма стендалевско-бальзаковского типа и предшественника
«натуралистического реализма» школы Золя.
Уже к началу сороковых годов складывается в своей основе система взглядов
Флобера на мир, человека и искусство. У Спинозы Флобер заимствует идею о
фатальной взаимозависимости всех предметов и явлений. Подтверждение этой идее
Флобер находит в трудах итальянского историка XVIII века Вико: обществу чуждо
прогрессивное развитие – основные события общественной жизни повторяются, и
духовная жизнь человечества и научно-технические достижения разных веков
рифмуются друг с другом. Флобер приходит к мысли о несостоятельности идеи о
прогрессивном развитии общества. Задача человека – развивать свой духовный мир,
единственную ценность, данную от природы. Всякие попытки переустройства существующего
мира кажутся ему абсурдными. Также бессмысленна попытка достижения счастья в
жизни – человек обречен на страдания, неся в себе противоречия несовершенного
мира.
Первое
произведение, отразившее миропонимание и эстетические принципы зрелого Флобера
– «Госпожа Бовари» (1856), которому писатель отдал пять лет наряженного,
мучительнейшего труда. Критики единодушно подчеркивали случайность поводов,
послуживших Флоберу стимулом к созданию романа. По словам самого Флобера, он
начал обдумывать «Госпожу Бовари» совсем в ином плане, чем тот, который
получился в окончательной редакции. Сначала, по собственным признаниям писателя,
он мыслил сделать свою героиню девственницей, которая живет в провинциальной
среде, стареет от огорчения и доходит до крайнего мистицизма в мечтах по
воображаемой страсти. Героиня рисовалась ему носительницей мистически взвинченных
чувств, человеком, целиком ушедшим в свой внутренний мир. Но Флобер по совету
друзей взялся за более реалистический сюжет, основой для которого послужила
история Деламара, врача из Ри, известного в семье Флобера.
Эжен Деламар, изучавший
хирургию в руанской больнице под руководством отца Флобера, был трудолюбивым,
но посредственным студентом. Провалившись на нескольких решающих экзаменах и не
имея средств нанять репетиторов или увеличить количество практических занятий в
больнице, он вынужден был довольствоваться местом врача в глухом провинциальном
углу. Вскоре он женился на женщине старше себя, вдове и занял должность врача в
сельской местности, именовавшейся Ри. После смерти жены он остался один. Ему
нужна была новая подруга. В это время он и познакомился с привлекательной
17-летней девушкой по имени Дельфина Кутюрье.
У Дельфины были светлые
прямые волосы, расчесанные на прямой пробор. Ее глаза, казалось, «меняли цвет в
зависимости от освещения», как говорил ее сосед. Она была стройна. Получив,
по-видимому, информацию из первых рук, Флобер обрисовал более подробно ее
вымышленного двойника: «Но зато действительно прекрасны были глаза – темные, от
длинных ресниц казавшиеся черными, – и открытый, смелый и доверчивый взгляд... Ее
черные волосы разделялись тонким пробором, спускавшимся к затылку, были так
гладко зачесаны, что они казались цельным куском: едва закрывая уши, они были
собраны сзади в пышный шиньон и оттеняли виски волнистой линией; такую линию
сельский врач видел впервые в жизни. Щеки у девушки были розовые»[6].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15 |