Дипломная работа: Эпос войны в произведениях Шолохова "Судьба человека" и "Они сражались за Родину"
Новое в духовном складе шолоховских героев выступает в самых
различных проявлениях. То звучит оно в публицистически насыщенных высказываниях
Лопахина, чувствуется в глубоко скрытых размышлениях и переживаниях Николая
Стрельцова, то проглянет в добродушно-юмористических рассказах Ивана
Звягинцева. Кубанский казак, комбайнер, он с трогательной любовью говорит о
машинах. Дела МТС, где он работал перед войной, интересуют его не меньше, чем
семейные новости. Чуть ли не в каждом письме к жене он просит ее писать: «Как
дела идут в МТС, и кто из друзей остался, и как работает новый директор».
Пристальное внимание к тому новому, что по-разному проявилось
в людях самых несхожих индивидуальностей, судеб, условий жизни, помогает
писателю сильно и глубоко выразить главную мысль романа - о неодолимости новых
общественных начал, проникших в самые глубины народной жизни. Вера в неизбежное
торжество народа над коварным врагом согревает самые драматические страницы
произведения, повествующего о тяжелых боях, кровавых потерях.
Повествование развивается как бы в двух планах: сцены,
рисующие быт войны, перемежаются мужественными и героическими картинами
сражений.
Отчетливо определяются и различные эмоционально-стилевые
потоки в произведении - возвышенно-героический и комически-бытовой. Сцены,
рисующие быт войны, чаще всего окрашены юмором: или Звягинцев начнет свой
рассказ о неудачах, постигших его в семейной жизни, или вступит в разговор
балагур и шутник Лопахин, или, наконец, сами герои окажутся в смешном
положении. Именно из этих сцен мы больше всего узнаем о прошлой мирной жизни
персонажей романа, о тех дружеских отношениях, которые соединили их на войне.
Возвращаясь к истории создания романа, Шолохов говорил: «Годы
были мрачные. Книга тогда сопутствовала командиру и солдату. И знаете, что
читали? Жюля Верна... Веселую литературу читали. На войне ведь довольно мало
веселого... Поэтому и главы о сорок втором годе, о самом тяжелом годе войны,
были оснащены смешным. Копытовский там у меня...Лопахин»[8].
Значительное место в романе занимают батальные картины.
Описания сражений пронизаны чувством восхищения перед
обыкновенными советскими людьми, совершающими подвиг. Шолохов стремится
раскрыть героизм многих как характерную черту Советской Армии. Умирающий
ефрейтор Кочетыгов нашел в себе силы метнуть из разрушенного окопа бутылку с
горючей жидкостью и поджечь немецкий танк. Подвиг совершил не только Лопахин,
подбивший немецкий самолет и несколько вражеских танков. Подвигом было мужественное
упорство и хладнокровие Звягинцева.
Капитан Сумсков из последних оставшихся у него сил пополз
вслед за своими перешедшими в контратаку бойцами, вслед за красным знаменем
полка, развернутым в бою... «Иногда капитан ложился на левое плечо, а потом
опять полз. Ни кровинки не было в его известково-белом лице, но он все же
двигался вперед и, запрокидывая голову, кричал ребячески-тонким, срывающимся
голосом: «Орелики! Родные мои, вперед!.. Дайте им жизни!» И эта страстная жажда
победы, придавшая силы умирающему человеку, волнует высокой красотой героического.
Таких людей, как Сумсков, Кочетыгов, Лопахин, Звягинцев, Стрельцов, можно
убить, но нельзя победить.
Шолохов в своем творчестве исходит из важнейшего для эстетики
социалистического реализма понимания природы человека как человека-борца,
победителя над силами отживающего мира империалистической агрессии и угнетения
человека. В романе «Они сражались за Родину» даже в описаниях сражений
возвышенное, героическое часто соседствует с комическим. Смелое сочетание
драматического с будничным, высокой патетики, страстного лиризма с комическим
является одним из характерных свойств Шолохова-художника.
Дело здесь не только в том, что Шолохов после страшного
напряжения комическими эпизодами как бы дает возможность отдохнуть читателю.
Такое сочетание, казалось бы, разнородных элементов помогает писателю полнее
раскрыть характер своих героев, простых, обыкновенных людей, переживших и
минуты страха и сомнения и способных совершить подвиг[9].
Будничное и героическое объединяется в едином чувстве
прекрасного. Это умение передать героическое через обыкновенное характеризует
не только М. Шолохова. По этому пути создания характера шел и А. Твардовский в
своей поэме «Василий Теркин». В романе М. Шолохова действуют не только солдаты,
командиры - люди переднего края. В катастрофически быстро меняющихся
обстоятельствах грандиозных сражений, отступления недавний мирный тыл
становился передним краем. В поле зрения автора постоянно попадают те, на
которых часто неожиданно обрушивались все невзгоды войны: старики, женщины...
Контрастные композиционные чередования мирной, хотя уже и
потревоженной, трудовой жизни, короткой солдатской передышки и внезапно
вспыхивающих жестоких боев с участием десятков танков, самолетов, минометов и
артиллерии позволяют писателю создать единый, целостный облик воюющего народа. Патетика
героического пронизывает не только батальные картины, она звучит и во многих
«мирных» сценах. Рассказу о бое за высоту, в котором горстка бойцов без связи,
без артиллерии, танков не только задержала гитлеровцев, но и опрокинула их
штыковым ударом, о бесконечно волнующем подвиге капитана Сумскова предшествует
глава, повествующая о короткой «мирной» передышке... «Небольшая, сердитая на
вид старуха в поношенной синей юбке и грязной кофтенке», к которой обратился за
ведром и солью жаждущий отведать вареных раков Лопахин, обнаруживает
поразительное величие материнского чувства. Старуха не только горько и
безжалостно отчитала Лопахина за отступление армии, за оставляемые врагу на
поругание города, станицы, села... И сдержанная печаль и оскорбленная гордость
сквозят в ее словах, обращенных к Лопахину: «У меня три сына и зять на фронте,
а четвертого, младшего сынка, убили в Севастополе-городе, понял? Сторонний ты,
чужой человек, потому я с тобой по-мирному и разговариваю, а заявись сейчас
сыны - я бы их и на баз не пустила. Благословила бы палкой через лоб да сказала
своим материнским словом: «Взялись воевать - так воюйте, окаянные, как следует,
не таскайте за собой супротивника через всю державу, не срамите перед людьми
свою старуху мать!»
Одна из особенностей таланта М. Шолохова, его гуманизма и
проявляется в этой способности за обыденным, будничным открыть сияние высокого
и прекрасного. Первоначальное, «зрительное» впечатление заметно меняется,
неизмеримо обогащается. В «материнском слове» - воплощение чаяний, надежд,
горьких раздумий миллионов матерей. Образ старухи из донского хутора, не теряя
своей конкретности, обретает волнующую полноту обобщения. В эту минуту он как
бы воплощает в себе гордый и скорбный облик Солдатской Матери, матери-Родины,
обращающейся с горьким словом к своим воюющим сыновьям. М. Шолохов вновь вернет
нас к особенным обстоятельствам данной минуты. Он расскажет о размышлениях
раздосадованного и пристыженного Лопахина: «Черт меня дернул сюда зайти!
Поговорил как меду напился...», о том, как старуха вынесла ему ведро и соль...
Но мгновенное волнующее превращение конкретного в
обобщенно-собирательный образ вновь будет поддержано с большой художественной
экспрессией. «...Небольшая старушка, усталая, согнутая трудом и годами, прошла
мимо с такой суровой величавостью, что Лопахину показалось, будто она и ростом
чуть ли не вдвое выше его и что глянула она на него как бы сверху вниз,
презрительно и сожалеюще...»
Характер образных средств, избираемых Шолоховым,
свидетельствует о том, как органически может сочетаться в современной прозе,
казалось бы, романтический «прием» с реалистической конкретностью. В романе
«Они сражались за Родину», в рассказе «Судьба человека» реализм Шолохова, не
теряя своей щедрой яркости, бытовой характерности, одухотворенного
психологизма, органически впитывает в себя публицистическую заостренность,
символическую значимость образа, романтическую неожиданность обобщения. Открытие
новых изобразительных средств, связанное у Шолохова с настойчивым стремлением
выделить крупно, ярко героическое в обыкновенном, будничном, осмыслить его как
ведущее начало в характерах советских людей, расширяет самые возможности
реализма, придает ему некоторые новые, особенные черты[10].
Свою специфическую окраску психологическим моментам в «Они сражались за Родину»
придает и то обстоятельство, что солдатское мироощущение постоянно сталкивается
с коллективной психологией жителей колхозных хуторов и станиц, через которые
пролег путь отступающего полка. Перед читателями открывается возможность
увидеть психологический процесс в некоей протяженности: нравы хуторян - это
ведь вчерашнее тех, кто ушел в огонь из таких же вот хат, от полей, где все еще
продолжают косить хлеба, доить коров, чинить телеги и ковать коней...
В романе
невольное пересечение двух потоков народной психологии дает возможность
отчетливей разглядеть их единую сердцевину. Единую, хотя солдатам и приходится
выслушивать от колхозников вещи далеко не комплиментарного характера. Помним,
как было в сцене с суровой старухой, а вот признание другой колхозницы:
«...Ведь мы, бабы, думаем, что вы опрометью бежите, не хотите нас отстаивать от
врага, ну сообща и порешили про себя так: какие от Дона бегут в тыл - ни куска
хлеба, ни кружки молока не давать им, пущай с голоду подыхают, проклятые
бегунцы! А какие к Дону идут, на защиту нашу, - кормить всем, что ни спросят...
Да мы все отдадим, лишь бы вы немца сюда не допустили! И то сказать, до каких
же пор будете отступать? Пора бы уж и упереться...»
Очень
существенно, что к психологическому на войне у Шолохова подход
конкретно-исторический: мысль, чувство, эмоция - они тоже по-своему подвластны
закономерностям художественного историзма. Мало сказать, что часто социальный
сдвиг, обострив в человеке каждый нерв, становится самим содержанием внутренней
жизни личности, - историзм психологического и в том, что в такую пору
непосредственная душевная жизнь вступает в поистине контактную близость с
событиями истории. И тогда самое чувство начинает выглядеть как достоверная
реалия общественного движения из вчера в завтра. Когда переживания Лопахина или
Звягинцева слитно несут в себе эмоции недавнего прошлого - хлеборобского ли,
шахтерского - с сегодняшним фронтовым, когда их чувства каждый миг обращены к
завтрашнему - не только как удается форсировать Дон, но и как будем шагать по
поверженной Неметчине, - здесь психологизм являет поистине фаустовскую власть
над временем: и прошлое, и нынешнее, и будущее - все сошлось воедино в душе
человеческой! И в психологизме проглядывают коренные закономерности историзма:
видна широкая причинность переживаний, их органичная связь с движущимся
временем. Чувство как бы проецирует в себе ту историческую концепцию, которую
утверждает художник.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14 |