Контрольная работа: История государства и права России

Заимствование названия для скандинавов из финского языка свидетельствует о том, что восточные славяне узнали их через посредство финнов, т. е. в то время, когда сидели на юге, отде­ленные от прибалтийского края финскими поселениями, стало быть, во всяком случае, ранее продвижения северноруссов в бассейн Ильменского озера. Это указывало бы на VIII в. или начало IX в. Само происхождение финского названия Швеции Ruotsi, а шведов Ruotsalainen, нельзя считать выясненным. Были попытки связать его с шведским словом rodsmenn, rods-karlar — гребцы, мореходы (Томсен); рыбачьи артели Север­ной Норвегии и теперь называются Rossfolk. Но Шахматов не считает исключенной возможность, что финны перенесли на шведов название прибалтийских пруссов, знакомых им по древ­нему, доисторическому соседству. Эти древнейшие выходцы из Скандинавии проникали, стало быть, в среду южного населения, славянского, через финские области и сохранили имя русь на юге, где так их звало местное население. «Русь — это древней­ший слой варягов, первые выходцы из Скандинавии, осевшие на юге России раньше, чем потомки их стали оседать на менее привлекательном лесистом и болотистом славянском севере» (Шахматов) . Арабам и византийцам эта русь VIII—начала IX в. известна раньше, чем на юге появляются варяги. Они знают ее в Черноморье и на Волге; эта русь организует своими и славянскими силами знаменитые набеги на Сурож и на Амастриду . Имя руси срастается как политическое имя с южными областями восточных славян, что свидетельствует о ее крупной организационной роли.

Прежде всего этот вопрос о руси должен быть использован для определенных выводов о «доваряжской» эпохе. Как ни мало­численны твердые данные о доваряжской руси, их достаточно, чтобы противопоставить блестящей и прямо гениальной, но крайне неисторической конструкции Ключевского о вполне выра­ботанном строе городов-областей в среде восточного славянства до появления на сцену скандинавских вождей с их дружи­нами. Эта конструкция, тяготеющая над нашей историографией, едва ли крепче обоснована, чем «призвание князей» Нестора-летописца. Предание о Руси, восстановленное нашим летопис­цем едва ли не по византийским сведениям, только искусственно связано с историей Новгорода. Быть может, прав Шелёнговский, придавая для древнейшего времени наибольшее значение иным путям «из варяг в греки», чем позднейшие общеизвестные пути через Западную Двину в Днепровский бассейн и Волжский " .

Как бы то ни было, в начале IX в. политическая жизнь восточного славянства выступает перед нами разбитой на два обособленных мира — южный, русский и северный, варяжский. Южный втянут в круг византийских и хазарских отношений и под влиянием и руководством Руси скандинавской выходит из глуши племенного быта на новые пути боевой и торговой между­народной жизни. А в то же время на севере «имаху дань Варязи изъ заморья на Чюди, и на Словенех, и на Вьси, и на Кривичахъ». Утверждение славян в бассейне Ильменского озера и по Волхову до Ладожского озера вывело их через раздвинутую ими финскую массу на пути непосредственных отношений со скандинавами. Этих скандинавов они зовут уже так, как те сами себя назы­вали,—варягами—varingjar. Так в историческое время звали скандинавы своих сородичей, которые служили дружинниками у русских князей и византийских императоров, от слова var — клятва, скреплявшая дружинный договор службы. Varingi — варяги — первоначально дружины скандинавов, приходившие в среду восточных славян со своими конунгами — викингами — князьями. По мнению Ф. А. Брауна, термин и возник-то в Рос­сии, откуда перешел и к грекам (роооууо1). Начало движения скандинавов в Россию, на Восток и в Византию Браун относит ко второй половине IX в.; его причина — в политических и соци­альных переворотах, переживавшихся тогда скандинавскими народами и, в частности, именно шведами, а также условия восточноевропейской и среднеазиатской торговли, сулившей богатую наживу. «Многочисленные монетные и вообще архео­логические находки в России и Швеции косвенно подтверждают правильность летописного приурочения начала скандинаве-русской государственности ко второй половине IX в.» Эта форму­лировка Ф. А. Брауна приводит к заключению, что у него «начало движения скандинавов в Россию, на Восток и в Византию» совпа­дает с отмеченным в летописном предании началом скандинаве-русской государственности, которое, однако, едва ли было первым моментом этого движения .

Беда в том, что древнейшая шведская история еще темнее, чем наша русская. Письменных источников для нее вовсе нет, даже такого типа, как каша летопись. Скудные сведения добываются путем анализа саг, часто спорного; некоторое зна­комство с этим материалом дает К. Ф. Тиандер. Рунические надписи дают лишь поздние сведения о русско-скандинавских отношениях, так как «обычаи ставить надгробные надписи полу­чил в Швеции широкое распространение лишь с начала XI в., когда массовый наплыв варягов в Россию уже прекратился» (Браун) . Эти надписи говорят лишь об отдельных авантюри­стах со времен Игоря до середины XII в. и ничего не дают для того «раннего варяжского периода, когда скандинавы селились в России сплошными группами», След такого поселения Браун видит в Гнездовском могильнике Смоленской губ. (до 500 по­гребений IX—Х вв. на курганном поле версты в 4 длиной; боль­шая часть вещей — скандинавские, но есть и чисто восточные, а утварь славянская; господствующее мнение считает гнездов-ские курганы славянскими, но под сомнением более крупные курганы).

Возникновение «скандинаво-русской государственности» на севере могло дать толчок и опору более широкому «движению варягов в Россию, на Восток и в Византию», но для начальной истории восточного славянства важно было бы хоть несколько выяснить иную стадию отношений — господства скандинавов на Балтийском море, ранний захват ими Финляндии, их движение по Западной Двине, вероятно, и по Висле, которое создало раннюю роль скандинавского элемента на черноморском юге (Русь) и в западнославянских землях Мы видели, что Шахматов отодви­гает эпоху этого господства скандинавов на Балтийском море и их организующего влияния на население восточных берегов Варяж­ского моря ко временам еще «первой», прибалтийской, прародины славян. Затем это же скандинавское воздействие усилилось в эпоху, когда славяне передвинулись на юг, распались на три ветви и началось расселение восточных славян. Северноруссы, двинувшись к северу в кривицкие и ильменские облаете уже тем самым втягивались в круг скандинавских влияний. Эту концепцию Шахматова очень трудно обосновать историческими и археологическими данными, потому что таких данных очень уж мало. Но историческая география говорит за нее, поскольку дело идет о скандинавах. Традицию торговых путей, далеко прони­кавших на север в эпоху скифскую, вероятно, и готскую уста­навливаемую на основании отрывочных намеков древних авторов, нельзя игнорировать. Великий волжский путь должен был быть очень древней торговой дорогой. Все это еще область почти что непочатых историко-географических и археологических исследо­ваний . Но лишь весьма мнимая научная осторожность говорит за несуществование того, о чем у нас нет прямых свидетельств в письменных и вещественных памятниках. Эти вопросы глубокой древности правильнее считать открытыми.

Построение представления о южной черноморской руси явилось первоначально под давлением хронологических недоумений. В старых спорах норманистов с антинорманистами (Куник и Погодин против Гедеонова), отчасти и в поздней­ших (Васильевский — Иловайский) играло роль и то соображе­ние, что Русь действует на юге ранее 862 г. — пресловутого года призвания варяжских князей (нападения на Амастриду до 842 г. и на Сурож в первой четверти IX в., 838 г. Вертинской летописи, поход на Византию 860 г.). Важнее близкая связь имени русь с черноморским югом: оно здесь «туземно», не на севере. Это соображение в связи с лингвистическим объяснением имени русь лежит в основе выводов и А. А. Шахматова. Прикидывая свои построения к историческим событиям, А. А. Шахматов представ­ляет себе, что первое движение скандинавов на юг надо отнести к 30-м годам IX в. — это и была Русь: «под этим именем их узнали и южная Россия, и херсонесские греки, и Византия». Вот и все. Попытки построить некоторые представления о черноморской руси по арабским свидетельствам ничего надежного не дают от времен Гедеонова и Куника до недавних статей Пархоменко, и кому охота разбираться в этих попытках, тот пусть исходит из критиче­ских этюдов Вестберга[3].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15