Дипломная работа: Образ эмигранта в прозе Г. Газданова
В романе внимание уделяется
Клэр. Это восемнадцатилетняя француженка, ее отец был коммерсантом, и они
временно жили на Украине. Клэр заканчивала гимназию, и вся ее жизнь заключалась
в игре на пианино и прогулках по городу. Клэр была первой любовью Николая. Но
после ее замужества они расстаются на долгие годы.
Их встреча происходила в
Париже, в квартире у Клэр, с чего и начинается роман Гайто Газданова «Вечер у
Клэр».
Корабли, отходившие от
крымских пристаней поздней осенью 1920 года, имели на борту разномастный груз
беженцев, которым суждено было влиться в один из бурлящих людских потоков,
устремившихся в Европу, Америку, Азию и образовавших историческую общность,
названную впоследствии первой волной русской эмиграции. Бесстрастный бой
корабельных склянок, разносившийся над холодным морем, стал началом нового
отсчета времени для бывших московских коммерсантов, провинциальных фабрикантов
и землевладельцев, растерянных интеллигентов, с восторгом встретивших Февраль
1917 года и не принявших Октябрь, для всех тех, кого смело ураганом гражданской
войны в Крым и кто надеялся отсидеться здесь до лучших времен под защитой
перекопских валов и армии барона Врангеля. Однако надеждам этим не суждено было
сбыться – солдаты и офицеры разбитой врангельской армии под бой тех же склянок
с тревожной тоской вглядывались в исчезающий за морским горизонтом последний
берег Родины.
Среди них, теснившихся на
верхней палубе одного из кораблей, отплывших из объятой пожарами Феодосии,
находился и 16-летний солдат – доброволец Гайто Газданов, за плечами которого
был год службы в команде бронепоезда, опыт боевых действий и сокрушительного
поражения. Позже, в своем автобиографическом романе «Вечер у Клэр», он писал:
«Нас относило все дальше и дальше – до тех пор, пока мы не должны был, оставив
зону российского притяжения, попасть в область иных, более вечных влияний и
плыть, без романтики и парусов на черных угольных пароходах прочь от Крыма,
побежденными солдатами, превратившимися в оборванных и голодных людей».[29]
Ему предстояло познать
горький опыт существования на чужбине, безысходность крайней бедности и
одиночества, нащупать во тьме отчаяния, «найти свой путь в переменчивой и
быстротекущей жизни.
«Вечер у Клэр» - основан
на автобиографическом материале, у большинства персонажей были прототипы в
реальной жизни. Это едва ли не лучший роман Гайто Газданова, задающий тон и
характер его последующим произведениям. Почти все они написаны от первого лица
в бесстрастных интонациях зоркого и стороннего наблюдателя.
Газданов водит нас по
всем кругам внутреннего мира и внешней жизни своего героя, которому он
тождественен. Главный герой романа – молодой русский эмигрант. Его
«особенность» (или одаренность) всегда при нем. Это не герой времени. Он не из
ряда, он сам по себе. И именно в силу этого он, находясь при чести и
достоинстве, равен всякому, в ком есть лицо человеческое, образ и подобие
Божие.
В движении романа есть
множество эпизодов, вписанных в него как будто по непреднамеренному сцеплению
мыслей. На самом деле сцепления эти имеют глубокий внутренний смысл. Первая
фраза, как прыжок в воду, включает нас в самую середину иномерной жизни: «Клэр
была больна. Я просиживал у нее целые вечера и, уходя, всякий раз неизменно
опаздывал к последнему поезду метрополитена и шел потом пешком с улицы Raynouard на площадь St. Michel, возле
которой я жил».
«Вечер у Клэр» начинается
сценой любовной игры. Тонким диалогом французских комедий. Два молодых взрослых
человека в квартире у Клэр.
Потом легкая грусть о
любви, которая пройдет. Потом незаметно, как мысль человека, повествование
перемещается в клубящиеся глубины внутренней жизни героя, в картины детства,
юности, первой любви (Клэр).
В основе внутреннего мира
главного героя лежал богатейший собственный несладкий жизненный опыт, который
мало кому выпадал на долю в столь уплотненное время. И дело даже во внешних
перипетиях, эмигрантских мытарствах, постоянном хождении по грани между жизнью
и смертью в период гражданской войны, в стремлении выжить во что бы то ни стало
в чужом, чуждом зарубежье без средств к существованию, без профессии и связей.
Вся эта как бы внешняя сторона жизни, непрестанно сливаясь или моментами
раздваиваясь, шла в сочетании с напряженной духовной жизнью, с осмыслением
судьбы собственной, судеб тех, кого забросило в Европу, почти для всех
неприятную, чуждую.
Ключ к шифру романа
«Вечер у Клэр» выдается почти вначале, когда Николай Соседов, от лица которого
ведется повествование, начинает рассказывать о своей болезни; диагноз –
пробуждение личностного самосознания. Пытаясь понять свою болезнь, определить
ее истоки, Николай приходит к самому раннему из воспоминаний своей жизни, -
когда ему исполнилось три года, он чуть не вывалился из окна во двор, но был
спасен матерью: «… Я смотрел на них, как зачарованный и бессознательно сползал с
окна. Вся верхняя часть моего тела свешивалась во двор. Пилильщики увидели
меня: они остановились, подняв головы и глядя вверх, но не произнося ни слова.
Был конец сентября; помню, что я вдруг почувствовал холодный воздух и у меня
начали зябнуть кисти рук, не закрытые оттянувшимися назад рукавами. В это время
в комнату вошла моя мать. Она тихонько приблизилась к окну, сняла меня, закрыла
раму – и упала в обморок».[30]
«Второе событие» - это
прочитанный в детской хрестоматии рассказ о сироте, которого учительница взяла
из милости в школу; случился пожар, школа сгорела, и мальчик остался на улице,
зимой, в лютый мороз: «… Я видел этого сироту перед собой, видел его мертвых
отца и мать, и обгоревшие развалины школы; и горе мое было так сильно, что я
рыдал двое суток, почти ничего не ел и очень мало спал».[31]
И третье – смерть отца,
которую Николай пережил в восьмилетнем возрасте: «Я прикладывался к восковому
лбу; меня подвели к гробу, и дядя мой поднял меня, так как я был слишком мал.
Та минута, когда я, неловко вися на руках дяди, заглянул в гроб и увидел черную
бороду, усы и закрытые глаза отца, была самой страшной минутой моей жизни».[32]
Потеря вызвала за собой
другую – отчуждение матери: «… в ее глазах, которые я помнил светлыми и
равнодушными, появилась такая глубокая печаль, что мне, когда я в них смотрел,
становилось стыдно за себя и за то, что я живу на свете».[33]
Три потрясения, которые
Николай пытается осмыслить как возможные истоки своей болезни, схожи в одном –
все они, так или иначе, связаны со смертью. По внешним же меркам детство
Николая проходит вполне благополучно: умные, любящие родители, дом,
материальный достаток.
После смерти отца жизнь
мальчика складывается так, как и положено в той социальной среде, к которой он
принадлежит – гимназия, краткое пребывания в кадетском корпусе, каникулы во
Владикавказе, где живет его дед, или в Кисловодске, где обитает дядя: «Я жил
счастливо – если счастливо может жить человек, за плечами которого стелется в
воздухе неотступная тень. Смерть никогда не была далека от меня, и пропасти, в
которые повергало меня воображение, казались ее владениями».[34]
Все, как у всех, казалось
бы, как у соседских детей, с которыми Николай заигрывался до позднего вечера,
как у одноклассников, с которым делил тяготы гимназической жизни – мягкий дома,
он бывал резок до крайности в гимназии, в кадетском корпусе, и мать удивлялась,
не зная его таким, как не знала она и того, что он, ее сын, жил двойной жизнью:
«Я бессознательно понимал, что нельзя со всеми быть одинаковым, поэтому после
короткого периода маленьких домашних неурядиц, я вновь стал послушным мальчиком
в семье; в гимназии же моя резкость была причиной того, что меня наказывали
чаще других».[35]
Теплые пеленки детской
неволи давно уже стесняли его, и не в силах освободиться, он ушел в мир
«внутреннего существования» , и вторая его «собственная часть», озаренная
способностью бесчисленных превращений, была непримиримо враждебна первой. Здесь
важно свидетельство самого Николая: «… в глубине моего сознания ни на минуту не
прекращалась глухая, безмолвная борьба, в которой я сам не играл никакой роли».[36]
Борьба эта изнуряет, выматывает до смертельной усталости, лишает радостей
простой обыденной жизни, но Николай вовсе не бежит от нее и, более того,
тревожит его как раз обратное: он боится потерять – вдруг! – способность
«возвращения в себя». «Тогда я стану животным», - думает он, и это уже
осознание сущности, шаг на пути от вообще человека к своему «Я».
Однако путь этот ведет к
разладу с действительностью и, уходя от нее, Николай ищет освобождения в
воспоминаниях: «Я привыкал жить в прошедшей действительности, восстановленной
моим воображением. Моя власть в ней была не ограничена, я не подчинялся никому,
ничьей воле».[37] Но и возврат к прошлому
– не выход из лабиринта, а лишь очередной тупик, углубляющий разрыв с настоящим
и заслоняющий дорогу будущее; это еще более отчуждает Николая от
действительности, обрывая связи и заставляя чувствовать себя «посторонним».
Отстранение заметно и в самом его рассказе о собственной жизни: внешняя,
событийная ее сторона словно подсмотрена рассказчиком; талантливость, острота
взгляда и выразительность деталей не только не сглаживают противоречия, но,
напротив – усиливают впечатление не участия Николая в происходящем, а лишь
присутствия; он не сближается с людьми, живущими и действующими рядом, хоть
сами люди охарактеризованы им ярко и впечатляюще, и даже в отношениях с
матерью, он холоден внешне, словно закупорен, как, впрочем, и она сама. Они оба
живут в прошедшей действительности.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10 |