Дипломная работа: Философия и этика позитивизма в романе Н.Г. Чернышевского "Что делать?"
Таким образом, можно
сделать вывод, что специфика позитивизма Чернышевского заключается в том, что
он подчиняет область «нравственного», то есть все вопросы духовного порядка,
тем принципам, которые господствуют в сфере физико-химических процессов. Это
есть упрощение проблематики мира, ведущее к упразднению всякой философии. В
одном из писем из Сибири Чернышевский говорит о себе: «Я – один из тех
мыслителей, которые неуклонно держатся научной точки зрения. Моя обязанность –
рассматривать все, о чем я думаю, с научной точки зрения»[27],
а «научная точка зрения» представляется Чернышевскому, именно как подчинение в
познании всего принципам, господствующим в сфере физико-химических процессов.
Это безоговорочное и некритическое подчинение всех тем познания принципам,
господствующим в самой низшей сфере бытия.
Что
касается источников взглядов Чернышевского, Зеньковский В.В. также отмечает,
что они «лежали в общей научно-философской литературе его времени, – и прежде
всего в том культе научности («сциентизме»), который вообще характерен
для XIX века».[28]
Чернышевский
(как отчасти и Герцен) стоял под влиянием французской духовной жизни, – отсюда
шли те социалистические веяния, которые захватывали ум и сердце Чернышевского
целиком. Конечно, социально-экономические идеи Чернышевского имели ясно выраженный
этический корень; «примат этики над «чистой» научностью чрезвычайно
существенно определял духовную установку Чернышевского»[29].
Чернышевский по-настоящему верил в науку, в ее неограниченные возможности, в ее
познавательную мощь; это поддерживалось и тем реализмом, который вообще
очень ярко стал проявляться в русской литературе с середины 40-х годов, – в
противовес «романтизму» «отцов». «Под знаком «реализма», - заключает
Зеньковский, - шло вообще развитие русского радикализма, который с наивным
обожанием тяготел к естествознанию, как залогу истины и реализма, – во всяком
случае, в 50-е и 60-е годы. Но было бы неверно думать, что романтизм совершенно
выветрился у этого поколения, – под покровом реализма сохранилась настоящая и
подлинная романтическая основа. Оттого и «сциентизм» у наших радикалов был
наивной Верой в «мощь» науки... Но в последней своей основе этот не
угасший романтизм проявил себя в той «секулярной религиозности», которая
расцветала под покровом реализма, и даже материализма».[30]
ПОЗИТИВИЗМ
В РОМАНЕ Н.Г.ЧЕРНЫШЕВСКОГО
«ЧТО ДЕЛАТЬ?»
2.1. Общая характеристика
романа.
Наследие
Чернышевского-романиста стало предметом специального историко-литературного
изучения сравнительно поздно. После выход романа «Что делать» вспыхнула
ожесточенная полемика - не только критико-публицистическая, но и
беллетристическая, длившаяся несколько лет; однако после этого в течение ряда
десятилетий о Чернышевском в легальной печати возможны были лишь глухие
упоминания намеки.
Расширение цензурных
возможностей после революции 1905 г. позволило сыну писателя, М. Н.
Чернышевскому, выпустить первое Полное собрание сочинений, куда вошли оба
романа – «Что делать» и «Пролог». Об этих романах писали тогда не так уж много.
Авторы тех лет, как известно, ставили под сомнение не только художественную, но
и общественную ценность романов Чернышевского.
Только после Октябрьской революции
1917 года, когда ученым стали доступны материалы, захороненные в секретных
архивах или сохранившиеся в частных собраниях, стало возможно научное изучение
Н. Г. Чернышевского-беллетриста. Из тех, кто стоит у истоков такого изучения,
следует выделить два имени - А. П. Скафтымова и А. В. Луначарского.
А. П. Скафтымов еще в
20-х годах в своих работах, посвященных «Что делать?», поставил этот роман в
широкий историко-литературный контекст, рассмотрев его в отношении к
западноевропейскому роману; (в частности, к романам Жорж Санд). В его же
работах 30-40-х годов были впервые исследованы незавершенные беллетристические
произведения Чернышевского. Тем самым роман «Что делать» был поставлен в связь
с дальнейшей эволюцией Чернышевского-беллетриста.
Об исследованиях
Скафтымова Е. И. Покусаев справедливо замечает: «В обобщающих трудах
саратовского ученого были обозначены самые главные аспекты и направления
исследований художественного творчества писателя».[31]
Также довольно
значительными были и статьи А. В. Луначарского о Чернышевском и его
творчестве, где был уже поставлен вопрос об особой роли «Что делать» в развитии
русского романа и о значении его для нашей современности. Вполне современный
интерес заключают в себе мысли А. В. Луначарского о композиционном и о жанровом
своеобразии «Что делать» как интеллектуального романа: «Самому типу того
романа, который нам нужен, мы можем у него учиться. Неправда, будто
Чернышевский не воспитывает, будто ум у него все вытесняет. Чернышевский,
конечно, рационалист, конечно, интеллектуальный писатель, конечно, умственные
сокровища, которые лежат в его романах, имеют самое большое значение; но он
имеет силу остановиться на такой границе, когда эти умственные сокровища
одеваются плотью высокохудожественных образов. И такого рода интеллектуальный
роман, может быть, для нас важнее всякого другого».[32]
В советское время выходило
громадное количество научной литературы о Чернышевском-беллетристе - о романе
«Что делать» в частности. Но вся она по большей части носила идеологическую
подоплёку. Наиболее интересным из всего, что существует сегодня в исследованиях,
посвященных творчеству Н.Г.Чернышевского, можно назвать серьёзное
текстологическое исследование Рейсера С.А. «Некоторые проблемы изучения романа
«Что делать» - Л., 1975. И книга Паперно И. Семиотика поведения:
«Н.Г.Чернышевский – человек эпохи реализма» - М., «Новое литературное
обозрение», 1996. – в которой автор воссоздает
многокрасочную и подробную картину событий «эпохи реализма», обращается к
переписке, дневникам и мемуарам шестидесятников, внимательно воспроизводит
наиболее характерные подробности быта «новых людей». И. Паперно предельно четко
формулирует свою основную исследовательскую задачу - показать, «как
человеческий опыт, принадлежащий определенной исторической эпохе,
трансформируется в структуру литературного текста, который, в свою очередь,
влияет на опыт читателей».[33]
Давая общую
характеристику роману, стоит остановиться только на тех аспектах, которые
сегодня стоят на очереди - требуют осмысления (или переосмысления) на уровне
современных требований литературной науки.
2.1.1. Проблема художественной
формы в романе «Что делать».
К форме романа
Чернышевский впервые обратился после десяти лет интенсивной
литературно-журнальной работы - лишь тогда, когда возможности
критико-публицистической деятельности были для него исключены арестом и
заключением в Петропавловскую крепость. Отсюда и возникло распространенное
представление, будто бы «беллетристическая форма была для Чернышевского
вынужденной и служила лишь для того, чтобы довести свои идеи до широкой
аудитории, не имеющей специальной подготовки».[34]
Это представление заключает в себе некоторое упрощение, сводя задачу
Чернышевского-романиста к чистой иллюстративности. Арест, может быть, ускорил
обращение Чернышевского к роману, поскольку на воле прямая публицистическая
пропаганда революционно-демократических идей представлялась ему более
неотложным делом, чем беллетристическая деятельность, к которой его тянуло еще
с юности. Но само обращение к жанру романа было вызвано ходом идейно-творческой
эволюции писателя, которая привела его к новой проблематике, требовавшей именно
художественной разработки.
По статьям Чернышевского,
написанным и опубликованным в последний год перед арестом, нетрудно проследить,
как возникала и усложнялась эта новая проблематика. В статье «Не начало ли
перемены?» поставлены вопросы, связанные со значением субъективного фактора в
истории в предстоящем революционном кризисе. Чернышевский выделил две стороны
этой проблемы: об особенностях психологии народных масс в моменты серьезных
исторических кризисов и о новом типе личности, сформированном в разночинской
среде. Разумеется, обе стороны дела для Чернышевского неразрывно между собою
связаны.
Эзоповская форма
выражения политических и организационных идей Чернышевского - форма
«психологических размышлений», рассуждений об «исторической психологии» - не
была чистой условностью или метафорой. Она была глубоко содержательна, ибо
подводила автора к новой для него проблематике. На «аналогиях» между законами
психологии и законами истории построена вся статья. В этих «аналогиях» развита
мысль о взаимозависимости истории и психологии, о том, что от уровня
интеллектуального и духовно-психологического развития людей наиболее передового
общественного слоя в значительной мере зависит ближайший ход исторических
событий - то или иное разрешение очередного узла социально-политических
противоречий.
Не случайно итоговая,
заключающая статью мысль - это мысль о путях формирования новой среды и нового
типа интеллигентного труженика, который способен близко принимать к сердцу
интересы простонародья, да и самим простонародьем воспринимается как свой
человек: «Его сиволапые собеседники не делают о нем такого отзыва, что вот,
дескать, какой добрый и ласковый барин, а говорят о нем запросто, как о своем
брате, что, дескать, это парень хороший и можно водить с ним компанство. Десять
лет тому назад не было из нас, образованных людей, такого человека, который
производил бы на крестьян подобное впечатление. Теперь оно производится нередко
<...> Образованные люди уже могут, когда хотят, становиться понятны и
близки народу. Вот вам жизнь уже и приготовила решение задачи, которая своею
мнимою трудностью так обескураживает славянофилов и других идеалистов».[35]
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18 |