Дипломная работа: Философия и этика позитивизма в романе Н.Г. Чернышевского "Что делать?"
Суммируя
всё вышеизложенное, можно без сомнения признать, что господствующими движущими
силами русской общественной мысли этого периода являются всё же религиозный
идеализм с одной стороны и материалистический биологизм с другой. Роль
позитивизма (в русском понимании этого слова) в этом «великом противостоянии»
представляется весьма недвусмысленной. Позитивизм выступает здесь как некий
механизм или инструмент познания и пояснения с «научной» точки зрения всего
сущего между миром духа и материи.
1.3.
Судьба позитивизма его значение для России.
Позитивизм,
в отношении к России, нельзя понимать просто касательно взглядов западного
«изобретателя» этой теории. В отношении русской души, русской национальной
почвы любая западная идея требует более тонкого применения, иначе, как бы
хороша она не была, она грозит превратиться не просто в утопию, но в трагедию.
Судьба позитивистских устремлений в нашей стране проверена временем, и результат
не такой уж и радужный, каким он виделся стоявшим у истоков этого учения и в
частности Н.Г.Чернышевскому.
Новое слово еще не было
сказано, его пока что искали, но уже в полную силу прозвучал протест против
старого – в России так всегда. Старая вера рухнула, на смену ей ещё ничего не
придумали, и снова западная идеология предлагает воспалённому в своей
социальной неустроенности русскому уму альтернативу.
Позитивизм изначально был
принят у нас в обычном понимании этого слова — эмпиризм и детерминизм в
философии, утилитаризм и прагматизм в нравственности, архивомания, буквоедство
и фактография в конкретных областях науки, а к тому же вера или обязанность
верить в «разумное, доброе, вечное», в то, что «воля и труд человека дивные
дивы творят» и что прогресс все спишет... Одним словом, «верую в кошку серую»,
как проницательно заметил Андрей Белый в своих воспоминаниях, ибо «статика,
предвзятость, рутина, пошлость, ограниченность кругозора, — вот что я вынес на
рубеже двух столетий из быта жизни среднего московского профессора; и в средней
средних растворялось не среднее»[18].
Это с одной стороны.
Однако, с другой стороны,
позитивизм — это целая эпоха, и эпоха немалая — вся вторая половина XIX в. Конечно,
далеко не все, что тогда происходило, умещалось в его границах, но умещалось
многое — от Чернышевского до Н. Данилевского, от Гончарова до Н. Федорова;
разумеется, не во всем, не полностью, но в целом ряде важных аспектов. А те,
что не умещались, — Достоевский, Толстой, Лесков или Вл. Соловьев — так или
иначе были вынуждены выразить свое мнение по отношению к позитивизму, потому
что в те времена именно он был главной системой отсчета в воззрениях на
природу, общество, историю и даже искусство. Позитивизм, а не материализм —
настоящие материалисты были тогда в меньшинстве, — и не реализм, так как спустя
сто лет трудно говорить о реализме применительно к химии или к истории. Писарев
славил именно позитивизм, называя его по-русски и по-тогдашнему — реализмом.
Как иначе назвать преобладавшую тогда иронию или равнодушие к потустороннему
миру и вообще ко всему так называемому «вечному» или «сокровенному», которым
противостояла непоколебимая вера в «линейный» прогресс и тяга к «практическому
делу», будь то организация школ и больниц или изучение личных архивов русских
писателей?
Позитивизм — не как
философское направление или научный метод, а как преобладавшее в обществе
умонастроение — оказался тем духом эпохи, который господствовал в Европе тогда
же, когда промышленный капитализм царил в области экономики, реализм (и в
меньшей степени натурализм) господствовал в литературе, а эклектика и
«программная» стилизация — в архитектуре и музыке.
В.И.Медведев в своей работе
«Позитивистские и антипозитивистские тенденции в советском марксизме» о степени
влияния позитивизма пишет: «Его значение и влияние были огромны. Стоит ли
говорить о том, что исходной точкой для построения сложнейшей философской
концепции Чехова во многом послужил тот самый Бокль, о котором упоминает лакей
Яша в «Вишневом саде», и что Блок с Белым тоже начинали не с Ницше и Бергсона,
а со Спенсера? Да и в советское время как и чему учили нас в школе? Минимум —
марксизму-ленинизму, но это же было не знание, не наука, а идеология в самом
пошлом пропагандистском смысле слова. Под видом Марксовых или ленинских
открытий нам внушали гегелевское понимание свободы или хода истории, а
конкретные факты излагали по Карамзину, Соловьеву или Ключевскому. В математике
же, географии, физике или биологии едва ли не безраздельно господствовал
позитивизм, и слава Богу: благодаря ему мы знаем хотя бы половину того, что
знали выпускники царских гимназий. Над ним добродушно посмеивались, его
критиковали... за философский идеализм, которого в нем не было, но его молча допускали
и молча поощряли, потому что альтернативами были или настоящая философия ХХ в.
(это было страшно: чревато крахом всей «системы»), или — полное невежество (а
это было стыдно: чревато потерей престижа, «лица»)».[19]
«Если понимать под
позитивизмом известную мировоззренческую позицию, известное философское
направление и научную методологию, то применительно России он равно ничего не
значит и даже, как показала история, вреден, – замечает польская
исследовательница русского позитивизма Б.Оляшек. - И очень многое значит
позитивизм, по сути дела всё, если понимать его как программу «малых дел»,
направленных на сохранение и развитие национального экономического потенциала и
национальной культуры».[20]
Идея построения по
кирпичикам будущего благосостояния, правового государства и гражданского
общества, лежащая в основе русского позитивизма, позволяет описать весь русский исторический или хотя бы
литературный процесс второй половины XIX в.
В
этом смысле фигура Н.Г.Чернышевского, как двигателя позитивистских идей на
русскую почву, и, о котором И.Паперно в своём исследовании «Семиотика
поведения: «Н.Г.Чернышевский – человек эпохи реализма» очень метко выразилась,
сказав следующее: «Глубокий идеализм истового материалиста,
жертвенное рвение этого «разумного эгоиста», православные чувствования этого
законченного «атеиста» и вкупе с этим истовое его преклонение перед
личностью Христа, позволяют говорить о Чернышевском как о
явлении сложном , лучше сказать, двухполюсном»,[21]-
представляется довольно интересной.
Но
прежде, чем перейти непосредственно к рассмотрению позитивистских взглядов
Чернышевского, нашедших своё отражение в его романе «Что делать», необходимо
осветить ещё один проблемный вопрос, это вопрос собственно о корнях позитивизма
в мировоззрении Н.Г.Чернышевского, который и по сей день остаётся спорным в
литературоведении.
1.4. Проблема формирования
позитивистских
взглядов Н.Г.Чернышевского.
«Вопрос о том, под какими
влияниями сложились философские взгляды Чернышевского, остается пока
недостаточно ясным. Обычно основным считается влияние Фейербаха, и для этого
утверждения дает достаточно материала сам Чернышевский – особенно в письмах и
статьях, относящихся ко времени ссылки и ко времени возвращения из ссылки»[22],
- сообщает В.В.Зеньковский. В письмах к сыновьям от 1887 года он писал: «Если
вы хотите иметь понятие о том, что такое, по моему мнению, человеческая
природа, узнайте это от единственного мыслителя нашего столетия, у которого
были совершенно верные, по моему мнению, понятия о вещах. Вот уже 15 лет я не
перечитывал его, – но в молодости я знал целые страницы из него наизусть...
и остался верным последователем его».[23]
В другом месте Чернышевский, признавая желательным новое учение о
человеке и познании, говорит: «Пока лучшим изложением научных понятий и так
называемых основных вопросов человеческой любознательности является то, которое
сделано Фейербахом».[24]
Из приведенных слов
можно, однако, сделать то заключение, что Чернышевский очень высоко чтил
Фейербаха, но не больше.
Не менее спорным является
вопрос о корнях позитивизма у Чернышевского. Был ли Чернышевский позитивистом в
духе Конта? Сам Чернышевский в одной из ранних (политических) статей писал о
Конте, что «основатель положительной философии – единственной философской
системы, верной научному духу, – один из гениальнейших людей нашего
времени».[25]
Правда, несколько раньше (в 1848 году) Чернышевский в своем Дневнике решительно
высказался против учения Конта о трех периодах в развитии мысли, но эта запись
относилась лишь к I тому
«Положительной философии» Конта, – после чего Чернышевский читал другие тома.
Все-таки приведенная выше цитата – очень красноречива. Но вот, в одном письме к
сыновьям от 1876 года, Чернышевский пишет: «Есть другая школа, в которой
гадкого нет почти ничего, но которая очень смешна для меня. Это –
огюстоконтизм. Огюст Конт, вообразивший себя гением... прибавил от себя формулу
о трех состояниях мысли, – формулу совершенно вздорную».[26]
Эти слова не позволяют думать, что Чернышевский когда-нибудь увлекался Контом,
– между тем, его позитивизм – беря его в существе – стоит вне сомнения с одной
стороны, с другой - Чернышевский очень резко высказывается против утверждения
позитивистов, что все, что находится за пределами опыта, недоступно для
познания. Чернышевский не хочет ставить никаких границ познанию, – и здесь он,
конечно, остается верен духу «научного построения философии», защищая право
науки на гипотезы.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18 |