Дипломная работа: "Теория человека и бога". Н. Кузанский

В связи с рассмотрением познания как «измерения», составление отношений, пропорций выступает как метод познания. Вот почему Кузанец так часто при исследовании гносеологических проблем обращается к вопросу о числе, его природе, вообще к математическим соотношениям. Кузанец полагал, что математика постигает истину надежнее, чем все другие науки, ибо характеризуется простотой, ясностью, достоверностью. Он видел в математических фигурах сходство с абсолютом, считая их не связанными с материей, движением, чувственным началом, придав отвлеченности математического мышления абсолютный характер. «Геометр занимается не металлическими, золотыми или деревянными линиями и фигурами, а самими этими линиями и фигурами, как они существуют в себе» (25, 1107), т. е. Кузанец полагал, что математик имеет дело с сущностью фигуры, но не чувственным воплощением этой сущности. Математика, по его мнению, позволяет в конечных фигурах выражать бесконечность, что должно приблизить человека к познанию абсолюта.

В XII—XIII вв. высоко подняли значение математики в деле познания природы Роберт Гростет и Роджер Бэкон. Гростет высказал мысль о том, что математика — единственная надежная основа для познания, что все природные действия можно изобразить посредством линий, углов и фигур. Вслед за ним Р. Бэкон провозгласил математику основой всех наук. Но от действительного познания природы математика была фактически оторвана, хотя математические занятия средневековых философов и ученых были преддверием математических методов исследования природы.

Приближение математики к эмпирической действительности, широкое применение ее в различных отраслях знаний начинается с XV в. Математический мир в этот период включается в сферу практической деятельности человека. Развитие техники, торговли, мореплавания побуждало ученых к поискам точных методов исследования природы. Математические методы познания в эту эпоху приобретают все большее значение, главным образом в среде художников, инженеров, архитекторов; для изучения эмпирической действительности с помощью математических методов. Была высказана мысль о том, что математика является общим основанием искусств и науки. XV в. дает примеры применения математики в самых различных отраслях знания — в анатомии, оптике, живописи, механике.

Стремление обнаружить причины каждого явления, выявить его внутреннюю закономерность приводило к выводу, что эти закономерности чаще всего выражались в форме чисел. Мера, число, пропорция приобретали значение всеобщего ключа к познанию истины и красоты. Учение о пропорции в XV в. становится к тому же принципом для измерения человека и природы, пропорция — «мать и царица» всего. В основе всей эстетики Возрождения, опиравшейся на математику, лежала мысль о гармонии как пропорциональной соразмерности частей.

Вот это стремление передовых мыслителей Возрождения осознать явления природы с точки зрения математики с большой силой выражено Николаем Кузанским. «Мы ничего не имеем достоверного в нашей науке, кроме нашей математиконцепции» (4, 315).

На естественнонаучные и, в частности, математические занятия философа оказали воздействие, как потребности его эпохи, так и изучение им философских систем прошлого, в той или иной степени связанных с математикой. Особенно высоко ценил Кузанец Прокла, полагавшего, что математика — «единственная истинная наука, благодаря которой мы способны познать все сущее» (51, 143). Кузанец заплатил дань, довольно значительную, неоплатоновско-пифагорейской мистике чисел. Вместе с тем внимание ученого к исследованию соотношения чисел выходит далеко за границы этой мистики. Об этом говорят его многочисленные математические сочинения. Математика становится для него методологической основой человеческого познания. Точность, вот что привлекает Кузанца в математике. В этом он видит сходство математики с абсолютом. Ведь недаром абсолют неоднократно определяется Кузанцем как «точная мера всех вещей». Провозглашая бога точностью всех вещей, Кузанец теологию привлекает для обоснования необходимости точных методов в познании вещей. «Бог создал мир при помощи арифметики, геометрии, музыки и астрономии»,— говорит Кузанец, выражая в теологической форме мысль о господстве в природе закономерностей, подчиняющихся математическим определениям,— «...бог все сотворил в числе, весе и мере» (1, II, XIII).

Числу он придает чрезвычайно большое значение, именно число выражало наличие пропорций в явлениях природы, позволяло «измерять» вещи. «Отнимите число, и не будет тогда возможности различать вещи, не будет порядка, пропорции, гармонии и даже самой множественности бытия» (1, I, V).

Кузанец приписывает единице атрибут божественности, рассматривая ее как начало всех начал, как «простой минимум», который совпадает с максимумом, т. е. как абсолют. «Она есть, следовательно, абсолютное единство» (1, I, V). Здесь мы вновь сталкиваемся с использованием принципа свертывания и развертывания применительно к числу. Единица развертывается во множество чисел, или вещей, а числа свернуты в единство: «ведь в любом числе содержится единство, а любое число содержится в единстве. Ибо любое число есть одно: двойка, тройка, десятка и вообще все; любое как число есть одно». В то же время число рассматривается философом как принцип вещи и «первый образец вещей» (9, I, IV). Кузанец даже высказывает мысль о том, что «число вещей есть сами вещи» (2, VI). Эти положения, безусловно, гипертрофируют количественную определенность вещей, превращают ее в абсолют.

Исходя из понимания числа как онтологической основы вещей, Кузанец строит и гносеологию на принципе числовых соотношений. Ведь понятийный мир, создаваемый рассудком, оказывается не чем иным, как образом числа; ведь «образцом понятийного мира, созданного нами по сходству с вещами, является число нашего рассудка» (9, I, IV). Рассудок начинает познание мира с создания числа. «Рассудок вначале развертывает из себя число и пользуется им при образовании своих предположений» (9, I, IV).

Количественная характеристика вещи становится определяющей при познании; такой подход отличает изыскания философа от схоластических поисков «скрытых качеств». Кузанец, однако, не сводит качество вещи к количеству, как это было принято в новое время. Для Кузанца количество — это свойство вещи, помогающее проникнуть в сущность последней. Отсюда его внимание к «числу, весу, мере».

Метод «сравнивающего измерения» имеет источником не только математику, но и другие естественные дисциплины, и в значительной мере связан с опытом, экспериментом, рассматриваемым как основа познания. В вопросе об опыте как источнике познания Кузанец расходится со схоластикой в целом. Необходимость опытов и наблюдений для познания природы была провозглашена еще в XIIIв. Роджером Бэконом, но в условиях господства феодализма не нашла отклика. Кузанец подхватывает и развивает идею необходимости эксперимента в науке, являясь в этом отношении предшественником Френсиса Бэкона. Четвертый диалог «Простеца» называется «Об опыте со взвешиванием». Этот трактат ученого интересен тем, что возвещает наступление новой эпохи — эпохи развития науки и техники. Здесь особенно отчетливо мы ощущаем стремление Кузанца получить точную меру для процессов в природе, осознание им необходимости исследования количественных отношений в природе, в частности, весовых соотношений. «Я полагаю, что, приняв во внимание весовые различия, можно ближе подойти к тайнам вещей и многое узнать с помощью предположительных следствий» (7, 120). Эта мысль обосновывается рядом остроумных наблюдений и предложением опытов из области физиологии человека и растений, из области механики. Кузанец пытался ввести количественные методы и точные измерения, например, в медицину.

Попытка Кузанца разработать точные методы исследования природы не противоречит его философской системе, она вполне соответствует его подходу к природе как к объекту приложения человеческих усилий.

Признание огромной роли опыта в познании, несомненно, влечет за собой и признание ценности индуктивного метода. Поэтому неверным представляется отрицание элементов индуктивно-аналитического метода у Кузанца, что предполагается некоторыми исследователями немецкого философа. Кузанец— «сторонник дедуктивного метода, признающий познание разнообразия — лишь через единое, части — через целое» (53, 194). Хотя Кузанец и в самом деле отдает предпочтение дедуктивному методу, нельзя забывать о логической связи между эмпирическим методом и индуктивным. Кузанец иногда высказывает мысль о связи обоих методов познания. «В сочинении «Об уме» Кузанец предлагает метод познания, который возможен лишь при учете диалектической связи общего с единичным: «Необходимо, чтобы знанию о чем-нибудь одном предшествовало знание целого и его частей» (2, X). Та же мысль проскальзывает и в «Апологии», где философ уличает Венка в неверном подходе к сочинению «Об ученом незнании», когда Венк, выхватывая разрозненные положения, превратно толкует их, следуя метафизическому методу отрыва единичного от общего: «Ведь необходимо, чтобы тот, кто исследует ум пишущего и какой-либо области, внимательно прочел все написанное и разъяснил это в едином согласующемся мнении. Ведь в разрозненных положениях легко обнаружить нечто такое, что противоречит самому себе» (5, 17).

Теоретической основой этих рассуждений является диалектика целого и части, развитая в основном в «Ученом незнании».

Подлинно диалектическим духом проникнуто учение Кузанца о высшей теоретической способности человека—разуме [intellectus]; именно она связана с диалектическим принципом совпадения противоположностей. Эта часть гносеологии философа содержит плодотворные идеи о противоречивости процесса познания, об историческом характере истины. Вместе с тем в учении о разуме проявляется больший уклон в сторону идеалистической трактовки этой способности ума.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21