Дипломная работа: Проблемы интеллектуальной миграции в России и пути их решения
Одну из
главных проблем молодых инноваторов эксперты видят в том, что крупнейшие
государственные венчурные фонды и государственные корпорации не заинтересованы
в поиске и инвестировании проектов, поскольку получают хорошую прибыль за счет
размещения собственных средств на банковских депозитах.
В качестве
одного из средств решения существующих проблем эксперты предлагают разработать
и принять систему налогового и административного стимулирования учреждений,
создающих условия для развития талантливой молодежи, а также создать молодежный
антикризисный комитет. [15]
Как
показывают многочисленные исследования, возрастной уровень российских ученых и
технологических разработчиков стремительно повышается. Сейчас средний возраст
сотрудников российских научных организаций равен 47,4 года, кандидатов наук –
52 года, докторов наук – 60 лет. Одновременно с этим отмечается падение
интереса у действующих молодых ученых к практической реализации своих научных
идей. Только 3% от общего числа ученых и разработчиков моложе 30 лет подают
заявки на получение научных и исследовательских грантов, в то время как в США
этот показатель составляет 83%. Таким образом, сегодня мы открыто сталкиваемся
с проблемой «старения» научных кадров, что несет в себе угрозу утраты
преемственности в отечественной науке.
Единственный выход из
сложившейся ситуации – включение российского элитного высшего образования в
международную образовательную систему, для чего нужно расширить университетскую
автономию и академическую свободу внутри самих университетов.
Научные
знания и человеческий капитал становятся главной движущей силой экономического
роста XXI века, а энергию для ее непрерывного развития поставляет высшее
образование, в особенности его вершина – элитные исследовательские
университеты. Всегда считалось, что это положение верно только для развитых
стран, но в последние годы растет осознание, что оно справедливо и для
развивающихся стран, а также для стран со средним уровнем доходов. Если раньше,
условно говоря, Север полностью контролировал высший сегмент «производственного
цикла», оставляя производство менее «знание насыщенных» продуктов и услуг Югу
(и Востоку), то сегодня страны Юга все чаще уверенно занимают ниши производства
инновационных продуктов. Это стало возможным благодаря экономической
глобализации и быстрорастущей мобильности знаний, технологий, студентов, ученых
и высококвалифицированных профессионалов.
Утечка мозгов, о
которой говорили в прошлые годы как об угрозе, обернулась стремительным ростом
успешных случаев циркуляции мозгов, обогащающих всех включенных в этот процесс.
И студенты, и ученые – используют в странах прибытия вновь приобретенные
знания, а также связи и сетевые сообщества, знание особенностей и культуры
стран происхождения для создания новых индустрий и осуществляют вклад в
развитие и рост знаниевой экономики.
Для того чтобы страна
могла играть в игру циркуляции мозгов, ей необходимо ответить положительно на
следующие вопросы. Открыты ли экономика и общество этой страны? Совместимы ли
государственные институты – формальные и неформальные – с международными
нормами? Есть ли в стране высококачественные университеты и исследовательские
учреждения, способные конкурировать на мировой арене и при этом следовать общим
стандартам деятельности и установленным правилам игры?
Россия, будучи
страной со средним уровнем доходов населения, согласно принятой мировой системе
оценки ВВП обладает гораздо более высоким, чем требуют международные нормы,
научным, технологическим и университетским потенциалом и традициями. Проблема
до начала 1990-х годов заключалась в изоляции страны от глобального научного
сообщества. В силу этого, а также по причинам системного, доктринального и
исторического характера секторы науки и высшего образования развивались в
направлении, во многом несоотносимом с мировыми трендами. Между тем Россия с ее
богатейшими научными традициями и многовековой историей в состоянии не только
внести значительный вклад в мировой научный процесс, но и получить от него
намного больше других. И то и другое напрямую зависит от успешной трансформации
науки и высшего образования в конкурентоспособный формат относительно своих
глобальных партнеров и от создания в России атмосферы открытости внешнему миру.
Исходной
точкой глобальной научной и академической деятельности всегда считался
исследовательский университет, возникший в ходе революционных изменений высшего
образования в Германии в начале XIX века и ассоциируемый с открытием
Берлинского университета братьями Гумбольдт, которые объединили базовые научные
исследования с обучением. Постепенно исследовательский университет проявил себя
как главная сила развития, активно расширяющая горизонты науки и одновременно
обеспечивающая быструю доставку научных открытий как самим
студентам-выпускникам, так и, непосредственно при их участии, всей экономике и
обществу.
Французская,
немецкая и другие европейские системы высшего образования позднее несколько
сдали позиции, увеличив количество независимых исследовательских институтов и
таким образом восстановив обособленность обучения и исследований. В то же время
университеты в США значительно улучшили немецкую модель, объединив учебные
классы с научными лабораториями. Это трансформировало природу университетов: из
мощной консервативной силы, сохраняющей и распространяющей знания и
традиционные ценности, они превратились в более сбалансированные институты,
выступающие также пионерами в создании новых знаний и пересмотре имеющихся
ценностей. Соединение обучения и исследования под одной крышей определяет не
только точность и скорость доставки научных знаний. Оно определяет природу
исследовательского подхода к обучению, способствуя поиску решений сложных исследовательских
задач и поощряя аналитический способ мышления.
В то
время как большинство континентальных европейских систем высшего образования до
сих пор остаются под контролем государства и сохраняют высокую степень
централизации и жесткую иерархию, когда каждым содержательным направлением
управляет один человек (заведующий кафедрой), американская (и до какой-то
степени британская) система развивалась с начала XIX века в сторону более
открытой модели: с многофокусными направлениями работы и управления факультетами,
с высоким уровнем внутреннего и внешнего (межфакультетского) плюрализма,
соревнованием внутри университетов и между университетами, значительной
мобильностью профессорско-преподавательского состава и самих студентов внутри и
между университетами. Они также внедрили систему срока академических полномочий
и расширили границы академической автономии и свободы внутри этих границ.
Именно система определения сроков исполнения академических полномочий, при
разумном ее использовании, обеспечивает правильный баланс между стимулом к
деятельности и гарантией стабильности и защищенности на рабочем месте. В итоге
американская система высшего образования способствовала появлению
негосударственных некоммерческих институтов. Такая структура создала
необходимые стимулы и поощрения для достижения наилучших научных результатов.
Многие
уверены, что именно открытые плюралистические модели исследования и обучения
обеспечили США базовое превосходство над континентальной Европой в области
исследований и академического качества. В последние десятилетия в Европе, Азии
и Латинской Америке наметилось постепенное движение в сторону американской
модели, которая, в свою очередь, с учетом вклада других стран трансформируется
в глобальную модель. Количество новых «центров успешности», или
исследовательских университетов, созданных в континентальной Европе за
последнее время на основе этой глобальной модели, тому доказательство. То же
происходит в ряде развивающихся стран и стран Юга со средним уровнем доходов.
Современные
университеты испытывают постоянное напряжение между требованиями,
предъявляемыми обществом и экономикой к профессиональному обучению, и
стремлением к либеральному образованию – обучению для собственной пользы и
удовольствия. Братья Гумбольдт в Германии XIX века стремились к либеральному
образованию, но в течение столетия Берлинский и другие немецкие университеты
претерпели сильные изменения в сторону профессионализации образования.
Период
после Второй мировой войны характеризовался, кроме того, двумя тенденциями, повлиявшими
на классическую модель исследовательского университета: усилилось внимание к
собственно процессу обучения и прикладным исследованиям. Первая тенденция
заключалась в том, что образование было демократизировано и стало доступным
большему количеству студентов. И вторая, отчасти следствие первой, – высшее
образование оказалось под постоянно растущим бюджетным давлением, что увеличило
его зависимость от исследовательских контрактов с бизнес-сектором. При этом
повсеместно ведутся дебаты о том, должны ли университеты, и если должны, то до
какой степени, быть вовлечены в область прикладных исследований. Решение, все
чаще осуществляемое на практике, особенно в развивающихся странах и странах со
средним уровнем доходов, заключается в создании или назначении одного или
нескольких исследовательских университетов на роль «центров успешности»,
позволяя при этом другим вузам сконцентрироваться на обучении и прикладных
исследованиях. Так, трехуровневое устройство системы высшего образования в
Калифорнии (исследовательские университеты, университеты подготовки по массовым
профессиям, колледжи) может быть наиболее приемлемым решением.
Что касается
России, с момента открытия Петром Великим в 1724 году Санкт-Петербургской
академии наук и Московского государственного университета, основанного Иваном
Шуваловым и Михаилом Ломоносовым и учрежденного указом императрицы Елизаветы в
1755 году, университеты до революции развивались в рамках европейской модели
университетов с некоторой долей большего разделения между обучением и исследованиями,
чем в Европе. Это разделение увеличилось в советский период, особенно в связи с
учреждением и функционированием советской Академии наук и открытием большого
количества новых вузов.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13 |