Дипломная работа: Россия у А.Блока и поэтическая традиция
«Грешить бесстыдно...»
есть жуткая картина жестокости и отупения, картина реальная, бытовая настолько,
что критика не без оснований говорит о том, что здесь нарисован тип кулака. Да,
и кулака тоже, хотя и не только.
А воротись домой,
обмерить
На тот же грош
кого-нибудь,
И пса голодного от двери,
Икнув, ногою отпихнуть,
И под лампадой у иконы
Пить чай, отщелкивая
счет,
Потом переслюнить купоны,
Пузатый отворив комод,
И на перины пуховые
В тяжелом завалиться
сне..[т 2,78].
Далее следует признание в
любви России, объясняемое обычно критикой так: Блок любит Россию несмотря на
это, вопреки этому. Л. Я. Гинзбург находит, что в «Грешить бесстыдно...»
«Блок изобразил... темную силу, навалившуюся на русскую жизнь»[14,97]. В. Н.
Орлов, обобщая размышления о судьбе все отношение к жизни господствует в этом
знаменитом цикле, как и во многих других стихах и поэмах Александра Блока.
Принявший мир, как
звонкий дар,
Как злата горсть, я стал
богат,—говорит он. [6,89]
И ощущение богатства
жизни, богатства от многообразия ее проявлений должно было выявить и ВЫЯВИЛО
новые выразительные возможности стиха. Все более существенную смысловую роль
играет звукообраз в стихе. Взять хотя бы строки из цикла «Заклятие огнем и
мраком»:
О, весна без конца и без
краю —
Без конца и без краю
мечта!
Узнаю тебя, жизнь!
Принимаю!
И приветствую звоном
щита![6,78]
В звуковом повторе «н»
слышится та самая музыка, что и в звоне щита, а в ритмической свободе некоторых
стихотворений этого цикла (например, «О, что мне закатный румянец..»,
«Гармоника, гармоника!..») можно почувствовать ту стремительную динамику,
которая, десятилетие спустя, выразит музыку революции и в поэме «Двенадцать».
Живая страсть наполняет
ныне и любовную лирику Блока. Действительность развеяла красивый миф о
Прекрасной Даме как воплощении Вечной Женственности, в стихах о любви разыгралась
такая буря страстей, которая и поныне не имеет, пожалуй, себе равных в русской
поэзии. Покоряющая искренность, обнаженность и драматизм чувства, безжалостный
суд над всем, что искажает его, в том числе и над самим собою,— таковы
особенности любовной лирики Блока, открывающей новую страницу в развитии этого
лирического жанра.
В поэзии Блока нашла
воплощение многовековая культура русского народа, его историческое бытие и
связанное с ним чувство Родины. Не случайно в годы реакции, в годы торжества
«сытых» поэт обратился мыслью к истории, к ее героическим страницам, написав
цикл «На поле Куликовом».
Блок сам подчеркивал
современное звучание этого цикла, проводя аналогию между двумя враждебными
станами на поле Куликовом с одной стороны, и «полуторастамиллионным народом» и
противостоящей ему, оторванной от жизни частью интеллигенции — с другой.
Войско Дмитрия Донского одержало победу в Куликовской битве. Естественно, что и
народ, который оно символизирует у Блока, должен победить, поэт верит в это, он
ждет часа народного торжества.
Удивительной силы и
свежести поэтические образы находит Блок для воплощения патриотической идеи.
«О, Русь моя! Жена моя!..» — восклицает поэт, вкладывая в это неожиданное
сравнение всю любовь и нежность, на какую способно его сердце. На этой же
щемящей ноте прозвучит и стихотворение «Россия», непосредственно примыкающее к
циклу «На поле Куликовом»:
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые —
Как слезы первые любви!
В контрасте с нищетою,
«серыми» избами поэт видит и «разбойную» красу, «плат узорный до бровей», и
«прекрасные черты» России — единственной, горячо любимой, в мечтах лелеемой.
Для этой России он провидел великое будущее, в настоящем улавливал его черты,
«начало великих и мятежных дней!». Ради этого будущего стоило жить и работать,
испытывая «наслаждение» в бою: «И вечный бой! Покой нам только снится...»
Повторенная в десятках
поэтических вариантов, эта строка стала девизом русской поэзии, она
символизирует высокий па-кал гражданских чувств как вернейший признак ее
современного звучания.
Образ России был в поэзии
Блока путеводным маяком, который светил ему в годы глухого безвременья и
реакции, вселяя надежду на лучшее будущее, ибо в нем воплощались, соединялись
для поэта и такие понятия, как парод, история, судьба нации. Ярким факелом
вспыхнул он, когда свершилась Великая Октябрьская революция. В ее метельных
ритмах поэт услышал ту самую музыку, гул которой по давал ему покоя всю жизнь.
Примерно за два с
половиной года до создания поэмы «Двенадцать» Блок записывал у себя в
дневнике, что он еще не созрел для изображения современности. Поэма «Двенадцать»
явилась необходимым актом гражданского и творческого поведения Блока в дни
революции, она опровергла теоретические построения о якобы необходимой
дистанции времени для изо бражения событий современной действительности.
Блок написал свою поэму в
самый разгар революционных событий, работал над нею вдохновенно. Недаром его
поэма буквально пронизана пафосом революционного действия, освежающим ветром
революции.
Это — ветер с красным
флагом Разыгрался впереди...
Образ ветра, воплощающий
буйные силы революции, долго еще после Блока будет окрылять прозу и поэзию
двадцатых годов, пока русская литература в непрестанных поисках новых
художественных решений не придет к более конкретному и реалистически
многостороннему воспроизведению событий революции и гражданской войны.
Богат, многообразен и
прекрасен поэтический мир Александра Блока. И все самое прекрасное в этом мире
пронизано идеей добра и человечности, любви к родине и народу, верою в
будущее.
Ощущение призвания у
Блока было в такой же степени драматическим, как и ощущение колдовской — то
пророческой, то роковой, то необычайно притягательной — силы поэзии. Стихотворение
«К Музе» — это боль и сладость пребывания в поэзии, муки и разочарования от
горькой страсти к ней и дарящее мгновения огромного счастья чувство гармонии,
когда словом удается выразить то, что переполняет душу.
Все это относится к
целостной оценке стихотворения, а если прочесть его начало вне контекста — не
покажется ли оно тривиальным?
Есть в напевах твоих
сокровенных
Роковая о гибели весть.
Есть проклятье заветов
священных,
Поругание счастия
есть[6,81].
Что же касается
исследователей творчества поэта, то на нее обратил внимание Ю. Тынянов, который
писал, что Блок «предпочитает традиционные, даже стертые образы (ходячие истины),
так как в них хранится старая эмоциональность; слегка подновленная, она сильнее
и глубже.
Приближается звук.
И, покорна щемящему
звуку,
Молодеет душа.
И во сне прижимаю к губам
твою прежнюю руку,
Не дыша[6,106].
Такова первая из четырех
строф этого стихотворения. Блок поместил его в разделе «Родина» книги третьей
своего поэтического собрания.
Внешне, словесно оно не
выделяется такой программностью, как, например, входящие в тот же раздел
стихотворения «Россия», «Коршун», цикл «На поле Куликовом», где прямо
утверждается гражданская патриотическая тема. И все-таки именно рядом с ними —
это: «Приближается звук...»
Вот произведение,
ускользающее от разбора. Кажется, непреодолимая стена — между привычными
рассуждениями критики и «щемящим звуком» стихотворения. А ведь этот «звук»
продолжает и развивает тему Родины.
Вспоминаются
предостерегающие строки другого стихотворения Блока:
Печальная доля — так
сложно,
Так трудно и празднично
жить,
И стать достояньем
доцента,
И критиков новых
плодить[6,105]...
Слова «трудно»,
«празднично» — это жизнь, это поэзия, то, что вместилось в «звук», не дающийся
«доцентам» и «критикам», которые, по мнению Блока, глухи к «музыке». Поэзия
протестует против немузыкальности чужих и лишних слов.
2.2.Влияние поэзии Вл.
Соловьева на поэтическое творчество А.Блока
Следующий важнейший этап
эволюции Блока, уже непосредственно связанный со становлением его символизма,—
годы создания «Стихов о Прекрасной Даме» (1901 —1902) Период этот весьма значим
для поэта. Смена домашних и книжных влияний неясными, но мощными импульсами,
идущими от раскаленной атмосферы предреволюционных лет; падающее на эти же
годы глубокое и исполненное драматизма чувство Блока к будущей жене, Л. Д.
Менделеевой; наконец, овладевшие «всем существом» поэта (VII, 18) впечатления
от мистической лирики Вл. Соловьева — все это резко изменило внутренний мир
Блока, способствовало его художественному созреванию, превращению в яркого и
самобытною художника.
Поэзия Вл. Соловьева,
мистическая, мистико-эротическая и мистико-утопическая в своей основной
мировоззренческой и эмоциональной основе, нерасторжимо связана с той символичностью,
которая естественно вытекает из платоновско-романтического «двоемирия» и из
представления о символической, знаковой природе самой земной жизни. Вместе с
тем диалектический характер мировоззрения Вл. Соловьева позволил ему увидеть В
материальном мире не только инобытие, но и неизбежный этап развития мирового
духа, понять высокий смысл земного, посюстороннего мира, человеческой жизни и истории.
Поэтому идеи платонизма реализуются в его творчестве двояко. «Этот» мир
предстает то как «тяжелый сон» земного псевдобытия, как «тени» и «отзвук
искаженный» истинного мира вечных идей («Милый друг, иль ты не видишь...»), то
как знаки тех же идей, однако наполненные не только чужим, но и собственным
смыслом, не «искажающие» гармонию миров, а вносящие в нее новую, дополняющую
мелодию.
Отсюда — и два пути
символообразования. На первом создаются образы, «земное» содержание которых
связано лишь с неизбежностью говорить об «идеях» на земном языке; материальное
в них — только «грубая кора вещества», под которой взгляд мистического поэта,
«не веруя обманчивому миру», давно привык «узнавать сиянье божества» . Земные
значения таких символов, по сути, равны нулю, «земной» здесь только план
выражения. Такова символика в стихотворениях «Вся в лазури сегодня явилась...»,
«Близко, далеко, не здесь и не там...», в мистических сценах поэмы «Три
свидания» и др. Действительно, первый «земной» план значений таких символов,
как «семигранный венец» 2 или таких символических МОТИВОВ, как сочетание «белой
лилии... с алою розой» или голубки с «древним змеем» («Песнь офитов»)3,
смыкание «золотой цени»4,— полностью условен. (Впрочем, он зачастую восходит к
мифу. Тогда перед нами мифологемы.) В любом случае, однако, такие символы —
знаки духовных сущностей, по сути дела, не имеющие никаких «жизненных»,
бытовых адекватов. Многозначность такого символа вся относится к миру
мистических идей.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14 |