Дипломная работа: Женский мир у Д.И. Фонвизина и Н.И. Новикова: аспекты комического

Очень интересны сцены, где Простакова в прямом смысле приступает от слов к делу, ввязываясь в драку с братом. Она лично вступает в драку со Скотининым, стремясь добраться «до рожи». В эти моменты читатель хохочет, удивляясь «дворянскому воспитанию» Простаковой. Именно эта комедийная ситуация потасовки помогает сатирику выявить истинный уровень воспитания и образованности некоторых представителей дворянского сословия, представительницей которого является помещица.

Очень остроумно использован автором все тот же прием саморазоблачения в следующей сцене: узнав в Стародуме владельца десятитысячного состояния, она выкрикивает очень красноречивые фразы:

Г-ж а Простакова: Девка! Девка! Палашка! Девка!

Еремеевна: Чего изволишь?

Г-ж а Простакова: А ты разве девка, собачья ты дочь? Разве у меня в доме, кроме твоей скверной хари, и служанок нет? Палашка где?

Еремеевна: Захворала, матушка, лежит с утра.

Г-ж а Простакова: Лежит! Ах, она бестия! Лежит! Как будто благородная!

Еремеевна: Такой жар рознял, матушка, без умолку бредит…

Г-ж а Простакова: Бредит, бестия! Как будто благородная![128]

Простакова демонстрирует себя в качестве помещицы-изверга, набрасываясь на Еремеевну с несправедливыми попреками в том, что та не защитила сына Митрофана от Скотинина: «Ну…а ты, бестия, остолбенела, а ты не впилась братцу в харю, а ты не раздернула ему рыла по уши…»[129]. Вот каким «изысканным» и «утонченным» языком говорит дворянка.

Вообще, Фонвизин активно использует речь Простаковой в качестве средства обличения. Все качества Простаковой отражены в ее языке. Озверевшая крепостница не знает других обращений к слугам, кроме как: «собачья дочь», «бестия», «скот», «воровская харя», «скверная харя», «мошенники», «канальи», «воры». Заботливая и ласковая речь в обращениях к Митрофану: «Век живи, век учись, друг мой сердешный!», «душенька», «не упрямься, душенька. Теперь-то себя и показать», «Ты, благодаря бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек»[130]. Но даже и в этом случае Простакова, будучи в девичестве Скотининой, проявляет свою животную сущность: «Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала»[131]. Устойчивыми оказываются ласкательные имена родственников даже в состоянии аффекта («а ты не впилась братцу в харю, а ты не раздернула ему рыло по уши»). Забитый муж ее «рохлею родился», его «ничем не проймешь», ходит он «развеся уши». Язык Простаковой меняется не только в зависимости от адресата, но и от ситуации. Он не лишен налета «светскости» при встрече гостей («рекомендую вам дорогого гостя», «милости просим») и близок к народной речи в ее униженных причитаниях, когда после неудавшегося похищения Софьи она вымаливает себе прощение: «Ах, мои батюшки, повинную голову меч не сечет. Мой грех! Не погубите меня. (К Софье) Мать ты моя родная, прости меня. Умилосердись надо мною (указывая на мужа и сына) и над бедными сиротами»[132]. Наличие в языке Простаковой просторечья и элементов народной лексики закономерно: необразованность поместных дворян (Простакова и Скотинин – оба неграмотны), их постоянное общение с крестьянами стирали различия в обиходном языке между «верхним» и «нижним» сословиями. Примерами фольклорной лексики и просторечья могут служить следующие: «где гнев, тут и милость», «счастье на роду ему написано», «красная девица», «с утра до вечера, как за язык повешена». Благодаря языковым средствам обличения, читатель понимает, что дворянка Простакова по уровню своего воспитания и образования ничем не отличается от крестьян, а по моральным качествам даже уступает им.

Несмотря на весь сарказм и обличение, с каким смеется автор над «презлой фурией», в конце пьесы он добавляет в образ героини трагедийные нотки, отчего персонаж становится трагикомическим. Трагизм образа состоит именно в противоречии между естественным, обычно красивым, чувством материнской любви и его уродливым, искаженным проявлением в русской помещице-крепостнице. Этот трагизм делает Простакову в конце комедии жалкой, вызывающей жалость и досадное сочувствие. Лишенная своего главного достояния – бесконтрольной помещичьей власти, Простакова бросается к сыну – ее последнему прибежищу: «один ты остался у меня, мой сердечный друг, Митрофанушка!»[133]. А в ответ слышит: «Да отвяжись, матушка, как навязалась…»[134]. Помещица потрясена предательством единственного сына и любимца, от чего падает в обморок. Своим примером и соответствующим воспитанием Простакова вырастила из сына бездушного негодяя, а теперь пожинает плоды своих трудов. Поведение Митрофана не является неожиданным для читателя, но наносит настоящий удар крепостнице. В этой финальной сцене в фурии со скотской натурой просыпаются человеческие черты несчастной матери. Однако, эта любовь оказалась никому не нужной. «Нет у меня сына!»[135] - звучит ее отчаянный вопль, последние ее слова в пьесе. Фонвизин наказывает героиню самым страшным для нее способом: выражает сыновнюю ненависть к матери.

Простакова еще более сложна, чем Советница и Бригадирша. Это связано со сложностью трактовки ее образа. Дело в том, что уже в XVIII в. сразу после премьеры пьесы на театральных подмостках зрители начали перешептываться: - А родительница-то Митрофанова… Разумеешь, в кого метит сочинитель?

В Простаковой можно разглядеть аллюзию на Екатерину II. На мой взгляд, семейство Простаковой и ее дом – это карикатура на российское государство во главе с императрицей.

Полноправной хозяйкой поместья оказывается не помещик, а помещица. Она властна и авторитарна по отношению не только к крепостным людям, но и к своим домочадцам. Простакова – это центральная фигура, вокруг которой вертится ее домашний мирок. Все домочадцы представлены Фонвизиным лишь как приложение к помещице («сестрин брат», «женин муж», «матушкин сынок»). Очень показательным выглядит признание Простакова: «При твоих глазах мои ничего не видят»[136]. Крепостницу очень разозлило такое признание, однако робкая слепота мужа – это дело ее собственных рук. Простакова, будучи очень властной женщиной и не терпящей возражений, сама хотела иметь возле себя безропотных подчиненных. В этом своем желании она очень схожа с монархом, который хочет править единовластно и без помощи министров по причине недоверия к ним.

В обрисованной мною выше картине четко проводится аналогия с российским государственным устройством екатерининских времен. Екатерина – полновластная, абсолютная монархиня. Вся власть в государстве сосредоточена именно в ее руках. Ее правление нельзя было назвать либеральным. Так же, как и Простакова, Екатерина была авторитарной, самовластной, жесткой правительницей.

Разница между дамами заключается лишь в том, что Простакова управляла людьми в рамках своего поместья, а Екатерина правила целой страной.

У обеих дам была большая жажда власти, и обе они готовы были устранять тех, кто посягал на их владения, имущество и авторитет среди подчиненных. Совершив переворот, Екатерина II объявила в манифесте подданным, что ее супруг Петр был негоден для управления государством. Вот что по этому поводу говорит Простакова:

Простакова: Как теленок, мой батюшка; оттого-то у нас в доме все избаловано. Вить у него нет того смыслу, чтоб в доме была строгость, чтоб наказать путем виноватого. Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук не покладаю: то бранюсь, то дерусь; так и дом держится, мой батюшка![137]

Они обе сознательно отстраняют других людей от ведения дел и управления хозяйством, ведь посторонние могут претендовать на то, чтобы занять их место.

Обе женщины в строгости держат своих приближенных, однако среди этой свиты у них имеются любимчики, фавориты. Очень часто именно в характере отношений двух женщин к любимчикам обнажаются их недостатки и пороки. Екатерина порабощает молоденьких фаворитов, но и сама становится заложницей своей страсти к этим мужчинам. Аналогично выглядит ситуация с Простаковой: она исступленно – до прямой порабощенности – любит Митрофанушку. Она потакает его порокам, лености, обжорству, самодурству, считая их достоинствами дворянина. Крепостница стала рабой собственной страсти к сыну; она видит жалкость своего рабства, когда любимец от нее отворачивается.

Помещица окружила себя портным-неумехой, нерадивыми преподавателями – словом, «профессионалами» своего дела. Екатерина тоже не отставала: она окружала себя по большей части не знатоками и профессионалами, а фаворитами, которым раздавала титулы и имения направо и налево. Известно, что императрица доверила Зубову почти неограниченную власть и была им вполне довольна. Простакова в этом смысле оказалась просвещеннее и дальновиднее государыни: помещица всегда была недовольна своими подчиненными и требовала от них должного исполнения обязанностей.

Таким образом, в комедии «Недоросль» складывается целая система аллюзий на Екатерину и на государственное устройство России XVIII в. Остается только догадываться, замышлял ли сам Фонвизин эти аллюзии на императрицу, или же эти намеки стали видны и понятны лишь со временем более позднему читателю и зрителю.

Фонвизин-сатирик пользуется разными приемами и аспектами комического изображения. Это говорящие имена и фамилии, автохарактеристика, метафора (сравнение с животным), комедийный контраст, языковые средства (употребление просторечия и элементов народной лексики, фольклора). Образ Простаковой вызывает разный по характеру эмоций смех: от здорового естественного смеха до грубого, презрительного, жестокого, едкого и саркастического.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24