Дипломная работа: Б.А. Бахметев дипломат, политик, мыслитель
В
результате трудных переговоров было образовано нечто вроде общероссийского
представительства, получившее название Русского политического совещания. Первое
упоминание о нем относится к декабрю 1918 г. В его состав в конечном счете
вошли послы Маклаков, Гирс, Бахметев, К.Н.Гулькевич, Ефремов, Стахович, а также
бывшие царские министры иностранных дел С.Д.Сазонов, признанный министром
иностранных дел Колчаком и Деникиным, и А.П.Извольский, бывший министр
Временного правительства А.И.Коновалов, представители демократии - глава
Архангельского правительства, в прошлом знаменитый революционер-народник
Н.В.Чайковский, С.А.Иванов, член Кубанского правительства Н.С.Долгополов,
террорист Б.В.Савинков. Председателем Совещания был избран князь Г.Е.Львов,
бывший премьер-министр Временного правительства. Он являлся представителем
Омска, да к тому же, вследствие его краткосрочного и неудачливого премьерства,
был наиболее высокопоставленной в недавнем прошлом фигурой среди русских
политиков за рубежом.
Несколько
позже из состава Совещания была выделена более компактная Русская политическая
делегация, уполномоченная в случае возможности представлять интересы России на
мирной конференции; в Делегацию вошли кн.Львов (председатель), Сазонов,
Маклаков, Чайковский; в августе 1919 г. добавился Савинков. При Совещании
работал ряд комиссий; Бахметев возглавил работу Политической комиссии,
занимавшейся в основном подготовкой документов по вопросам территориального
урегулирования, в особенности по проблемам статуса Бессарабии и Финляндии.
Работа
Совещания, а также экспертов, обслуживавших его нужды, была профинансирована, с
согласия Госдепартамента США, за счет средств, находившихся на счетах
Временнего правительства. Бахметеву было отпущено 100 тыс. долларов. Позднее
необходимые средства стали поступать из Омска; в руках колчаковского
правительства оказалась большая часть золотого запаса России. Бахметев прибыл в
Париж в декабре 1918 года, сделавшись одной из ключевых фигур Совещания;
вернулся посол в США в июле 1919 года. Во время совместной работы, несомненно,
и произошло личное сближение Бахметева и Маклакова.
Среди
важнейших задач, которые ставило перед собой Русское политическое совещание,
были сохранение территориальной целостности России, оно стремилось также
добиться, чтобы любое решение конференции, затрагивающее интересы России, было
отложено до консультаций с признанным русским правительством; наконец,
совещание добивалось от союзников ясных заявлений, осуждающих большевизм и
провозглашающих поддержку либеральных сил в России. Бахметев информировал обо
всех этих пожеланиях американскую делегацию.
Русское
политическое совещание, несмотря на проявленную его членами активность и
упорство, большинства своих целей, если не считать заявления Англии, Франции,
США и Италии от 26 мая 1919 г. о готовности признать Колчака при условии
проведения им демократических выборов и соблюдения прав национальностей
(признания независимости Польши и Финляндии, автономии, впредь до
окончательного решения вопроса об их статусе, Литвы, Латвии и Эстонии, а также
кавказских и закаспийских образований), подтвержденного 12 июня, после
получения положительного, хотя и уклончивого по вопросу о национальностях
ответа Колчака, не достигло. Да и не могло достичь, ибо все-таки висело в
воздухе. Надо признать, что в той ситуации, в которой оказались люди,
заявлявшие, что они говорят от имени России, они сделали все возможное.
Бахметева
многие считали противником белого движения. Это нашло впоследствии отражение
даже в одном из некрологов. Историку. . . придется решать, - писал анонимный
автор, возможно, М.М.Карпович, - кто был прав в некотором расхождении,
возникшем между руководителями белого движения и Б.А.Бахметевым: они ли,
хотевшие, чтобы он стал их дипломатическим агентом, или он, считавший, что
может принести больше пользы, если останется в глазах американцев носителем
идеи свободной России, которая была и будет. Это не значит, конечно, что он
отказывался помогать тем, кто боролся с большевиками на русской территории.
Вероятно, все возможное в условиях того времени было им сделано. Но во многом
он не одобрял политики руководителей белого движения, и хотел сохранить свою от
них независимость.
Этого
не отрицал бы и сам Бахметев; в начале 1921 г. он подвергся неистовой критике
со стороны В.Л.Бурцева на страницах парижского Общего дела, игравшего в период
Гражданской войны роль заграничного официоза сначала Деникина, а затем
Врангеля. Бурцев обрушился на Бахметева за то, что он оказывал помощь левым
кругам эмиграции, в частности, Исполнительной комиссии членов Учредительного
собрания, в то же время не поддержав в достаточной мере белые армии в ходе
Гражданской войны. Бурцев, я думаю, прав в одном, - писал Бахметев
П.Н.Милюкову, - что никто из послов не держал себя более независимо по
отношению к национальным правительствам и избегал солидаризироваться с ними. Он
неправ, однако, упрекая меня в саботаже.
Бахметев,
конечно, оказывал белому движению и дипломатическую и материальную поддержку.
Похоже, что больше симпатий он испытывал к Колчаку; возможно, потому, что тот
был в чем-то таким же новым русским, как Бахметев - ученым-гидрографом,
путешественником, технарем - специалистом по минному делу, флотоводцем. Однако
то ли сам Колчак, то ли его окружение относились к Бахметеву с подозрением.
Несомненно, играло свою роль социал-демократическое прошлое Бахметева; возможно
также, что независимое поведение посла не устраивало Омск.
Любопытно,
что когда Колчак был признан основными антибольшевистскими силами верховным
правителем России, а бывший царский министр иностранных дел Сазонов стал
заграничным представителем не только Деникина, но и Колчака в ранге министра,
то верховный правитель счел нужным официально подтвердить полномочия послов. Он
утвердил всех, кроме Бахметева, активно боровшегося за признание Колчака.
Сазонов добился у Колчака признания Бахметева, и лишь после этого показал послу
предыдущую телеграмму, содержавшую неприятные для него сведения. Этот инцидент,
по мнению Бахметева, характеризовал отношения между старым и новым. Впрочем,
Бахметев сказал новому (старому) министру, что одобрение или неодобрение
адмиралом его миссии никак не повлияло бы на его позиции в Вашингтоне, так как
сам Колчак не признан. Однако несмотря на это крайне тупое и глупое отношение,
- заявил посол Сазонову, - я намерен работать для признания колчаковского
правительства, потому что я верю, при данных обстоятельствах, несмотря на то,
что я знаю все его недостатки, это лучшее, что может быть сделано.
Колчаковское
правительство было ближе к признанию союзниками, чем какое-либо другое из белых
правительств. Союзников сдерживали колебания Вильсона, подозревавшего, что Колчак
- монархист и реакционер. Этим подозрениям способствовали высказывания в Париже
А.Ф.Керенского и некоторых других представителей революционной демократии, а
также донесения американского посла в Пекине Пола Рейнша (Reinsch). Тогда в
Омск с инспекцией был направлен американский посол в Токио Роланд Моррис.
Моррис,
прибывший в Омск 21 июля 1919 г., три недели изучал положение. В своих
донесениях он отмечал недостатки режима, недовольство населения колчаковской
диктатурой; тем не менее он рекомендовал признание и оказание финансовой
поддержки Колчаку, что должно было спасти его от надвигающегося краха. Колчак,
как бы ни оценивать методы его управления, оставался наиболее серьезной
альтернативой большевизму. Предложения Морриса достигли Госдепартамента в конце
августа, накануне общенационального агитационного турне президента Вильсона в
поддержку ратификации Версальского мирного договора. Так что чиновники
Госдепартамента были озабочены совсем другими проблемами; к тому же почти все
новости, приходившие в то время из Сибири, содержали сообщения об очередных
победах Красной Армии. Признание вновь было отложено. Хотя Бахметев, только что
вернувшийся из Парижа, продолжал свои обращения (о признании - О.Б.) и говорил
о перспективах Колчака в пылких выражениях, - с иронией писал Ф.Шуман, -
Красная Армия убрала эту проблему из сферы практического рассмотрения. Бахметев
боролся за американскую поддержку Колчака до самого конца, - пишет Линда
Киллен, оправдывая, сама того не ведая, предсказание Бахметева, сделанное им в
письме к П.Н.Милюкову в апреле 1921 г.: . . . будущие историки, вероятно,
покажут, что из всех представителей [России] я сделал, м[ожет] б[ыть] больше
всего, чтобы подвести вопрос о признании колчаковского правительства к
осуществлению, а также, вероятно, из всех послов оказал непосредственно
наибольшую материальную и денежную помощь национальным армиям.
Возможно,
на долю антибольшевистского движения на Юге пришлось меньше посольских забот, в
особенности при Деникине. Отчасти это объяснялось охлаждением американской
администрации к русским делам и утратой доверия к антибольшевистским
правительствам. В разговоре с Бахметевым Лонг как-то раз заметил, что
антибольшевистские силы сражаются с большевиками только немногим упорнее, чем
друг с другом. Тот же Лонг высказал предположение, что иностранное военное
вмешательство только помогает большевикам, позволяя им заявлять, что они
сражаются с войсками союзников, а не с небольшими воинскими контингентами,
противостоящими им на различных фронтах. После поражения Колчака Бахметев
продолжал просить об американской поддержке для оставшихся антибольшевистских
сил. Однако в декабре 1919 года Вильсон, Лансинг и Лонг пришли к выводу о
необходимости вывести американские войска из Сибири, что и было завершено к
апрелю 1920 года.
Как
бы ни хотели Соединенные Штаты видеть прогрессивную, антибольшевистскую Россию,
они не хотели брать на себя всю ношу, - пишет Л.Киллен. - Лонг мог сказать
Бахметеву в декабре 1919 года, что Соединенные Штаты не должны нести
ответственность за судьбу России. Тогда же Лансинг заметил, что союзники и
Америка пришли к решению, что они не имеют более обязательств поддерживать
любую из русских фракций.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13 |