Дипломная работа: Б.А. Бахметев дипломат, политик, мыслитель
Бахметев
поначалу отнекивался, ссылаясь на свою молодость (36 лет в тот момент, что
считалось довольно юным возрастом для посла) и неопытность. Милюков настаивал,
подчеркивая, что в данном случае это не только дипломатическая миссия. Это
правительственная миссия по организации военного сотрудничества и
урегулированию экономических проблем. Россия остро нуждалась в получении новых
займов. У нас нет никого, кто знает Америку так хорошо, - заключил министр.
Бахметев
поначалу не хотел ехать, так как был своей работой, в особенности
преобразованием всего экономического законодательства России. Но в конце концов
он дал согласие на предложение Милюкова. Факторами, определившими это решение,
были, во-первых, то, что Бахметеву предлагали гораздо более престижный пост,
чем должность статс-секретаря, которую он занимал.
Во-вторых,
вспоминал он позднее, моей важнейшей идеей относительно Америки, было то, что можно
было назвать мечтой или глубоким убеждением, которое сформировалось еще в то
время, когда я был там в составе военной миссии, работавшей по заданию
Центрального военно-промышленного комитета. Это была мечта работать для будущей
российско-американской дружбы.
Я
был абсолютно уверен, исходя из моих прошлых контактов с Соединенными Штатами и
исходя из общих принципов, что тесные связи между Соединенными Штатами и
Россией были делом огромной важности для обеих стран и вполне естественным
делом. Оба народа - русские и американцы - населяют континенты с обширными
пространствами, сравнительно редко населенными и представляющими огромные
возможности для будущего развития. Обе страны достигли того, что может быть
названо их естественными границами. Поскольку океаны и моря были достигнуты и
исключая не национальную - империалистическую политику - некоторых царей, я был
уверен, что люди не хотят никакого территориального расширения. Все, чего они
хотели - был мир и возможность повышать свое благосостояние, получать
образование и т.д.
Мир,
на самом деле, был высшей необходимостью для русских людей и в этом их
национальные устремления были параллельны искреннему стремлению к миру, которое
всегда было свойственно американскому народу.
Другая
вещь, которую Бахметев считал необыкновенно важной - привлечение иностранного
капитала и частично зарубежных технических навыков для разработки российских
естественных богатств. Если европейский капитал, французский, бельгийский и в
особенности германский и английский, преследовал, по мнению Бахметева, как
правило, наряду с экономическими, политические цели, то американский капитал
был абсолютно аполитичным. Более того, технические проблемы, стоявшие перед
Америкой, были того же характера, что и перед Россией. Например, строительство
железных дорог, производство подвижного состава и т.п. Сравните, например,
говорил конкретно мыслящий выпускник Института путей сообщения Бахметев,
маленькие английские железнодорожные вагоны с американскими, и вы поймете
разницу(20).
Колебания
Бахметева закончились чем-то вроде компромисса - он возглавлял миссию, и после
завершения ее работы мог вернуться обратно. Ему был обещан, в случае
возвращения, тот же пост. 25 апреля 1917 года указом Временного правительства
Бахметев был назначен начальником российской чрезвычайной миссии в США с
возложением на него на время пребывания миссии в США управления российским
посольством в Вашингтоне и присвоением на это время звания чрезвычайного и
полномочного посла(21).
Среди
бумаг Бахметева в Колумбийском университете сохранился его дипломатический
паспорт. С фотографии смотрит коротко стриженый и довольно упитанный моложавый
человек в очках; Бахметев был одет в тройку, с галстуком-бабочкой; в паспорт
вклеена и фотография его жены, темноволосой, в пенсне, в темном платье,
строгого учительского вида; она выглядела старше мужа.
Миссия,
в которую входили специалисты разного профиля, через Японию добралась до США;
здесь она проделала путешествие от Сиэтла до Вашингтона, проехав почти через
всю страну. 20 июня миссия прибыла в Вашингтон, приступив к выполнению
поставленных перед ней задач. Для Бахметева началась его пятилетняя
дипломатическая эпопея. Анализируя через пять лет деятельность миссии, Бахметев
писал: Миссия приехала в Америку совершенно неподготовленная к той деятельности,
которая ей предстояла. Думаю не ошибусь, сказав, что никто из членов миссии,
равно как и никто в России не отдавал себе отчета и не имел ясного
представления о том, как работает вообще мировая политическая мысль и каким
образом вообще совершаются мировые события. Дипломатия, политика в лучшем
случае рисовались как система известных навыков и приемов, присущих
дипломатическим канцеляриям. Оценка дипломатического таланта и умения сводилась
к признанию известной сноровки и ловкости в манипулировании этими рутинными
приемами(22).
Бахметев
был совершенно неопытным дипломатом; однако в этой конкретной ситуации
дипломатический опыт старой школы мог скорее помешать, нежели помочь. Его
бесспорным преимуществом было неплохое знание Америки, американских политических
нравов и обычаев. Бахметев представлял разительный контраст со своим
предшественником и однофамильцем. Первое, что бросается в глаза в деятельности
свежеиспеченного дипломата - публичность, стремление воздействовать на
американское общественное мнение, поразительная активность.
23
июня Бахметев выступил с речью в палате представителей Конгресса США, а 26 июня
- в Сенате. Обе его речи имели оглушительный успех. Возможно, потому, что
конгрессмены и сенаторы услышали от Бахметева то, что хотели услышать. Как
справедливо пишет Марк Раев, Бахметев появился перед конгрессменами и
сенаторами для того, чтобы публично подтвердить обязательство Временного
правительства продолжать войну против центральных держав(23). Аплодисментами
были встречены в Палате представителей заявления Бахметева, что Россия
отвергает всякую мысль о сепаратном мире и что слухи об этом, циркулирующие в
США, совершенно беспочвенны. Бахметев также говорил о новорожденной русской
демократии, о том, что новое правительство пользуется полной поддержкой и
представляет все живые элементы страны(24).
С
огромным успехом прошло выступление Бахметева в Сенате. В стенограмме отмечено,
что его патетическая речь постоянно прерывалась просто аплодисментами,
продолжительными аплодисментами, громкими аплодисментами. Еще бы! Бахметев
говорил необыкновенно приятные для сенаторских ушей вещи. Он говорил о
приверженности русского народа демократии; о том, что люди сплотились вокруг
коалиционного правительства, сильного своими демократическими устремлениями,
сильного верой людей в его способность установить законность и порядок. Когда я
сказал, - вспоминал Бахметев, - ни при каких обстоятельствах мое правительство
не заключит сепаратный мир, вся палата разразилась аплодисментами. Я никогда не
видел такой овации за всю свою жизнь(25).
Полными
оптимизма относительно участия России в войне были также газетные интервью
Бахметева и его выступления перед полными энтузиазма толпами народа на
митингах. Как справедливо пишет Д.Фоглсонг, игнорируя известия об антивоенных
демонстрациях в Петрограде, Бахметев говорил корреспонденту Нью-Йорк Таймс, что
война была одним из великих фундаментальных бесспорных вещей относительно
которых в России не было разногласий. Даже после сдачи немцам Риги в сентябре
1917 года Бахметев настаивал, что только 1 или 2 процента армии ненадежны и
заявлял, что русская армия не сокрушена и не будет сокрушена(26).
Другой
излюбленной темой выступлений Бахметева был исконный демократизм русского
народа. Он усматривал его, в частности, в крестьянской общине, что совершенно
противоречило его прежним социал-демократическим взглядам. Бахметев проводил
мысль, что славяне были подготовлены для восприятия американских идей и
практики. Выступая в Бостоне, он говорил, что Россия, великая демократия
Востока, встанет рука об руку с ее старшей сестрой, великой демократией Запада,
чтобы пронести по всему миру высокие идеалы гуманизма, свободы и
справедливости(27).
Бахметев
хорошо понимал менталитет и особенности политической культуры Америки. Он
предпринял беспрецедентное в истории русской дипломатии пропагандистское турне
по стране; с июня по ноябрь 1917 г. он выступал не менее 26 раз на различных
митингах, собраниях, банкетах. Бахметев выступал, кроме Вашингтона и Нью-Йорка,
где были сосредоточены его политические и экономические интересы, в Чикаго,
Бостоне, Саратоге, Атлантик-Сити, Олбани, Филадельфии, Балтиморе, Мемфисе(28).
Бахметеву
также удалось установить доверительные личные отношения с высшими чиновниками
госдепартамента, которые отвечали за российское направление, Фрэнком Полком и
Брекенриджем Лонгом, а также с ближайшим сотрудником президента Вильсона и его
советником по внешнеполитическим вопросам полковником Эдвардом Хаузом. Бахметев
ездил к полковнику Хаузу в его имение Магнолия в штате Массачусетс и произвел
на него весьма благоприятное впечатление. Хаузу особенно понравилось, что
Бахметев с сочувствием отнесся к его планам будущего мирного договора и заверил
полковника, что новая Россия будет бок о бок с Соединенными Штатами отстаивать
подобную программу. Другой раз Хауз отметил в дневнике, что он и русский посол
говорят на одном языке. Имелись в виду твердые либеральные убеждения Бахметева.
Новый
посол представлял разительный контраст по сравнению со своим предшественником и
однофамильцем. В нем было что-то варварское, - вспоминал о своей последней
встрече с послом императорской России Георгием (Юрием) Петровичем Бахметевым
государственный секретарь Роберт Лансинг. - Его хладнокровный цинизм и
равнодушие к ужасающему кровопролитию среди его соотечественников на полях
сражений и лишениям простых людей империи поражали своим бессердечием и
жестокостью. Он принадлежал прошлому веку. Его современный облик и манеры были
просто внешним налетом. Его преданность царю и особам императорской крови была
средневековой. Для него царь был Россией. Он не признавал никакого другого
государства, которому он должен был сохранять верность.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13 |