Реферат: Тема войны и революции в романе "Тихий Дон" М.А. Шолохова
Сводить причины, к какой
– то одной – нельзя. Несомненно, мелкобуржуазные слои наиболее склонны к
колебаниям, поскольку они занимают промежуточное положение и не имеют
самостоятельной политической линии, независимой ни от пролетариата, ни от
буржуазии.
Поворот Мелехова
происходит в тот период, когда колебания захватили большую часть крестьянства.
То были «сначала – за большевиков, - говорил Ленин, - когда они дали землю и
демобилизованные солдаты принесли весть о мире. Потом – против большевиков,
когда они, в интересах интернационального развития революции и сохранения ее
очага в России, пошли на Брестский мир….Диктатура пролетариата не понравилась
крестьянам особенно там, где больше всего излишков хлеба, когда большевики
показали, что будут строго и властно добиваться передачи этих излишков
государству по твердым ценам. Крестьянство Урала, Сибири, Украины
поворачивается к Колчаку и Деникину».
После революции, пишет
Шолохов, «казаки настороженно притихли. Многие радовались, ожидая прекращения
войны…». Что же касается земли, то они не могли ощутить этого великого
завоевания народа, потому что не нуждались в ней и больше думали о том, чтоб
коренная ломка в этом случае не затронула интересы трудового казака.
В январе 1917 года
Мелехов за боевые отличия был произведен в хорунжии. После Октябрьского
переворота стал командиром сотни. «К этому времени, - читаем в романе, - можно
приурочить и тот перелом в его настроениях, который произошел с ним вследствие
происходивших вокруг событий и отчасти под влиянием знакомства с одним из
офицеров – сотником Ефимом Извариным».
Это не значит, что
настроение Григория стало определяться, в какой – то мере интересами кастовыми,
офицерскими. Он хочет разобраться во всем именно как рядовой казак. А многие
размышляли тогда так: русские цари уничтожили старые казачьи порядки, наказными
атаманами стали всякие фон Таубе, фон Грабе. Не лучше ли сейчас, когда
наступила революция, установить свою власть на Дону и «жить, как в старину наши
прадеды жили»? Может, действительно прав Изварин, что если «большевики возьмут
верх – рабочим будет хорошо, остальным плохо», особенно – казачеству со свои
укладом? Такие сомнения беспокоили и Мелехова.
Мелехов сознается прямо:
«ничего я не понимаю…Мне трудно в этом разобраться… Блукаю я, как метель в
степи…»
Он проверяет изваринские
идеи, беседуя с новым другом – Подтелковым, убеждается в правоте его доводов,
что автономизм не спасет казаков: «Так же над народом, какой трудящийся, будут
атаманья измываться. Тянись перед всякими их благодением.…В старину прижали нас
цари, и теперь не цари, так другие-прочие придавют, аж запишшим!.. Нам от
старины подальше, а то в такую упряжку запрягут, что хуже царской обозначится».
«Раз долой царя и контрреволюцию, - разъясняет Подтелков, - надо стараться,
чтоб власть к народу перешла». Мелехов понял, что это ему куда ближе, «и после
недолгих колебаний вновь перевесила в его душе прежняя правда», то есть правда
революционно настроенного казака, ставшего красногвардейцем.
Что усиливало в Мелехове
колебания? Первую заметную трещину дал случай под Глубокой. Мелехов пытался
предотвратить самосуд над Чернецовым и сорока офицерами, взятыми в плен.
Произошла стычка с Подтелковым. Важно, прежде всего, вот что: Мелехов только
что вышел из боя, в котором отличился как красный командир, помог разгромить
Чернецова и был ранен. Но как разговаривает с ним Подтелков?
«А ты, Мелехов,
помолчи-ка!.. Понял? Ты с кем гутаришь? Так – то!.. Офицерские замашки убирай!
Ревком судит, а не всякая…»
Вот это – то определение
«всякая», за которым обычно следует и еще что–нибудь не очень любезное, Мелехов
переносить, не согласен.
Над этим «всякая»,
особенно «Ты с кем гутаришь?»- задумывается и автор. Иногда и такие люди, как
Подтелков, могут приобретать черты властного самодовольства, неограниченной
распорядительности, выйти из–под контроля.
Ведь в этом «Ты с кем
гутаришь?» несомненно, есть нарушения принципа революции, явное расхождение с
тем, как отвечал совсем недавно на вопрос Григория Подтелков:
« - А править нами кто
будет?
- Сами! – оживился
Подтелков. – Заберем свою власть – вот и правило…»
и дело как раз в том что
«еще до избрания его председателем ревкома он (Подтелков – Ф. Б.) заметно переменился
в отношение к Григорию и остальным знакомым казакам, в голосе его уже тянули
сквозняком нотки превосходства и некоторого высокомерия. Хмелем била власть в
голову простого от природы казака».
Как только началась
расправа над Чернецовым и казаками, Григорий заковылял к Подтелкову, не сводя с
него «налитых мутью глаз». «Сзади его поперек схватил Минаев,- ломая,
выворачивая руки, отнял наган; заглядывая в глаза померкшими глазами,
задыхаясь, спросил:
- А ты думал – как?».
Вопрос, обращенный к
Мелехову, - не бесспорный. Страшен колорит всей сцены. И это, видимо, служит
ответом: самосуд производит тяжкое впечатление. Мелехов имел основания не
соглашаться, исходя из правил войны, тем более что происходит это в
красногвардейской части.
Мелехов в растерянности.
Он едет домой, но все же недоволен был, что «покидал свою часть в самый разгар
борьбы за власть на Дону». Одолевают тяжкие и мрачные раздумья.
«Ломала и его усталость,
нажитая на войне. Хотелось отвернуться от всего бурлившего ненавистью,
враждебного и непонятного мира. Там, позади, все было путано, противоречиво.
Трудно нащупывалась верная тропа; как в топкой гати, зыбилась под ногами почва,
тропа дробилась, и не было уверенности – по той ли, по которой надо, идет.
Тянуло к большевикам – шел, других вел за собой, а потом брало раздумье,
холодел сердцем. «Неужто прав Изварин? К кому же прислониться?» Об этом
невнятно думал Григорий, привалясь к задку кошелки». «А тут новое всучилось: не
мог ни простить, ни забыть Григорий гибель Чернецова и бессудный расстрел
пленных офицеров».
Говорят, что Мелехов
отстаивает некие всечеловеческие принципы, что это абстрактный гуманизм,
проявление всех тех же сословных пережитков, которые опутали его целиком…
Дома отец восторгался
умом Каледина, в Каменской, по его мнению, собрались «пустобрехи». Твердо
определил свою линию и брат Петро. Но Григорий Мелехов сопротивляется. И лишь
постепенно стихийный круговорот захватывает и его.
После случая с
анархистами в Сетракове по хуторам и станицам спешно формируются отряды. Когда
в Татарском, на майдане, выбирают командира отряда и предложили Григория,
старики не согласились, потому что он был в Красной гвардии. «Нехай Гришка в
табуне походит», - решают они. Мелехова это нисколько не обидело, он отвечает:
«Я и сам не возьмусь, на черта вы мне сдались».
Вовсю верховодят
контрреволюционеры вроде Коршунова. Круто атаманил, например, Лиховидов в
Каргинской. Он заставил стариков постановление о выселение «мужиков», которые
не принимаю участия в защите Дона. Не менее строго карают и казаков, предлагают
меру воздействия и на Мелехова: «Своим судом его».
Так Мелехов попадает в
контрреволюционный лагерь, но воюет без твердого убеждения. Вообще, «молодые
ехали поневоле, старые – по ретивой охоте». Григорий мало активен. Даже тогда,
когда кричит Подтелкову, стоявшему перед виселицей, Мелехов еще раздвоен.
Что–то заставило же его содрогнуться, когда он узнал о предстоящей казни. Какая
– то сила гонит его и Христоню галопом вон из хутора Пономарева. Он где–то на
середине: не противодействует казни, но и не казнит. Только со злостью
напоминает Подтелкову случай с Чернецовым и скачет прочь.
Вместе с другими
пробирается он в Усть - Медведицкий округ, но и теперь не уверен в себе. Это
чувствует Петро: «Мутишься ты.… Боюсь, переметнешься ты к красным… Ты,
Гришатка, до се себя не нашел».
А когда начались
беспрерывные бои, Григорий стал с острым любопытством всматриваться в тех,
против кого воевал. Но и он все больше накалялся злобой к большевикам, считал,
как и многие другие, что по их вине идет война они, дескать, напирают на
область, чтоб отнять права тамбовские рязанские саратовские мужики идут,
стремясь захватить казачьи земли и угодья. И только из-за этого, думалось ему,
в пору горячих полевых работ приходиться держать фронт. Многие ожесточились, реже
стали брать в плен, беспощадно грабили.
И хотя летом 1918 года
перевес был на стороне казаков, это не радовало Григория, ему было ясно: все
хотят мира. Казаки перестали верить белогвардейской пропаганде, союзникам и
начали понимать: Россия огромна, и не за то воют мужики, чтобы землю отнять у
казаков. Почуяв развязку, Григорий самовольно покидает фронт, возвращается
домой.
Подходят красные.
Мелеховы не идут в отступ: будь что будет. Некоторые исследователи здесь
приходят к такому выводу: имущество спасали… собственники…. Но дело не в этом,
конечно. И другие тоже были собственниками, а бросали все, убегали и на
прощанье грозили Мелеховым: «Мы припомним, какие красным на Дон ворота
отворяли, оставались им служить…». Решением Мелеховых остаться объясняется тем,
что наступил поворот в настроении казачества, стремление к миру.
У Мелеховых на постой
остановились красноармейцы. Ведут они себя по – разному. Есть понимающие свой
революционный долг. Есть и анархисты. Таким предстает Тюрников из Луганска.
Правда, у него на глазах офицеры расстреляли мать и сестру. Сдерживаться ему
трудно, особенно когда чувствует, что перед ним офицер. А в этом доме их двое.
Происходит стычка с Григорием.
Началась тревожная ночь:
придирки, наскоки… Григорий урезонивает дебошира:
«- Я тебе вот что скажу,
товарищ.… Негоже ты ведешь себя: будто вы хутор с бою взяли. Мы ить сами
бросили фронт, пустили вас, а ты как в завоеванную страну пришел… Собак
стрелять – это всякий сумеет, и безоружного убить тоже не хитро…
- Ты мне не указывай!
Знаем мы вас.… И разговаривать с тобой я могу по - всякому».
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12 |
