Реферат: Тема войны и революции в романе "Тихий Дон" М.А. Шолохова

Но разве художественная достоверность и логика образа Кошевого вызывают сомнения? Речь идет о том, как представала перед хуторянами в некоторые моменты новая еще не окрепшая власть. И важен тут не казак Кошевой, а представитель власти в Татарском, руководитель, поступки которого соответственно направлялись и корректировались из Вешенской. Ссылаясь на обстановку, В. Озеров меньше всего учитывает такую ее особенность, когда даже Штокман вынужден подчиняться распоряжениям потерявших голову «деятелей, в том числе повелениям «всемогущего» Фомина. Эта вот обстановка не могла не отразиться на Кошевом. В романе очень ясно показано, какая тенденция в руководстве поощрялась, поддерживалась, кому-то нравилась, побеждала в конкретной ситуации. А В. Озеров взялся подравнивать под Кошевого — имея в виду его жестокость — армию сельских коммунистов тех лет, дальновидность, дескать, свойство только крупных политиков. Кстати, все те, кого обвиняли В. Трифонов и другие, ходили в «дальновидных». Деление на рядовых и нерядовых в этом случае мало что объяснит. Подводчик, рассказавший Штокману и Кошевому, как и почему сложилась исключительная обстановка, тоже не проходил особых студий. Но чутье подсказало ему, что так и что не так. Котляров, хоть и рядовой практик, обладал дальновидностью.

Критики, которые оправдывают Кошевого во всем, исходят из того, что, мол, время не располагало к гуманизму, думается, что весь этот «историзм» далеко не точен. Люди героической революционной эпохи мыслили широкими категориями – о народах, классах, государствах. Но они не забывали и отдел отдельного человека, заботились о нем, «нельзя на людей жалеть ни одеяло, ни ласку» (В. Маяковский). Лучшие деятели тех лет крепили связь с массами, защищая человека труда, одергивали всех, кто был груб, нетактичен, рубил с плеча.

Некоторые ссылаются на опасную обстановку, которая определила поведение Кошевого: кое-где начались волнения, мол, из-за продразверстки, а в хуторе до этого уже побывал бандит Громов, мог появиться и Митька Коршунов. Это, конечно, так. Но, видимо, каждый должен отвечать за свое. А иначе получится, что все эти люди па одно лицо, тогда как их надо было рассматривать в отдельности. На это и обращает внимание Шолохов.

Ведь даже находясь в банде Фомина, Григорий сумел сохранить многое от прежнего Мелехова.

Живы еще в Григории ощущения прекрасного, движения любящей и чувствующей души. Он воспринимает «аромат доцветающих фиалок, неясный и грустный, как воспоминание о чем-то дорогом и давно минувшем... У него словно бы обострилось зрение и слух, и все, что ранее проходило незамеченным, после пережитого волнения привлекало его внимание. С равным интересом следил он сейчас и за гудящим косым полетом ястреба-перепелятника, преследовавшего какую-то крохотную птичку, и за медлительным ходом черного жука, с трудом преодолевавшего расстояние между его, Григория, раздвинутыми локтями, и за легким покачиванием багряно-черного тюльпана чуть колеблемого ветром, блистающего яркой девичьей красотой. Тюльпан рос совсем близко, на краю обвалившейся сурчины. Стоило только протянуть руку, чтобы сорвать его, но Григорий лежал, не шевелясь с молчаливым восхищением любуясь цветком и тугими листьями стебля, ревниво сохранявшими в складках радужные капли утренней росы. А потом переводил взгляд и долго бездумно следил за орлом, парившим над небосклоном, над мертвым городищем брошенных сурчин…».

Но все-таки в банде Мелехов участвовал. Как это объяснить?

Шолохов исследует две стороны народного сознания, которые проявились в годы революции: прозрение, стремление к миру, борьбе с интервентами и контрреволюцией; с другой стороны — тяжкие заблуждения, когда люди вставали на ложный путь, поднимали оружие на братьев, объятые страстью мщения. Многие действовали вслепую, стихийно. И писатель этого не оправдывает. Кстати, и сами участники мятежей часто раскаивались в содеянном. Особенно мрачно оно выглядит на фоне того движения к новому, которое происходило в жизни и требовало от людей труда взаимного понимания, сближения, содружества. Возникавшие трудности Советская власть устраняла мирными средствами, а не теми, к каким прибегали казаки, надеясь на оружие. Шолохов сочувствует народу, если он действительно справедливо требует что-то изменить, устранить как неверное, мешающее движению вперед, но он не оправдывает безрассудство, слепое поведение той части народа, которая поддерживала контрреволюцию в разные годы.

В «Тихом Доне» масса действует иногда по инерции, легко поддается обману, не предвидит трагических последствий. После случая в Сетракове сотник, приехавший в хутор Татарский, говорит: «Ведь не позволим же мы, чтобы мужики обесчещивали наших жен и сестер, чтобы глумились они над нашей православной верой, надругивались над святыми храмами, грабили наше имущество и достояние,… не так ли, господа старики?»

Сотник все подает в самом обобщенном виде. Фактов как следует, казаки не знают, но тем не менее: «Майдан крякнул от дружного Верна-А-А!..

Старики разошлись вовсю, с диковинной быстротой был тут же избран атаманом Мирон Григорьевич Коршунов».

Записываются в добровольцы с шутками и смехом, будто развлекаются, не отдавая отчета в том, чем все это может обернуться. Даже Христоня просит:

«Намулюй, стал быть, меня. Только наперед говорю, что драться не буду... Поглядеть хочу».

Казаки-повстанцы рвут мосты, устраивают крушения, когда с Украины идут эшелоны отступавших красногвардейцев.

Подтелков с отрядом пробирается к Краснокутскому юрту, их спрашивают, правда ли, что они «режут вчистую всех». В слободах верят, что подтелковцы грабят курени и церкви, уничтожают казачество. Верят атаманам, кулакам. В постановление выборных от хуторов подтелковцы именуются как «грабители и обманщики трудового народа». И от имени «трудового народа» выносят им приговор и исполняют его... Правда, ужас казни, и совесть гонят людей прочь от такого страшного зрелища. Но мрачное пятно накладывает этот случай на тех участников, которые поддались обману. Среди них были и фронтовики.

Легко верят казаки демагогии врага, лозунгам: в 1918 году — «За Советскую власть, но против Красной гвардии», в 1919 году — «За Советскую власть, но против коммуны расстрелов и грабежей», не видят, каким содержанием теперь наполняются и обращение «товарищ», и понятие «Советы».

Расправились с Лихачевым — командиром карательного отряда: «Его не расстреляли. Повстанцы же боролись против - «расстрелов и грабежей...». Живому выкололи ему глаза, отрубил руки, уши, нос, искрестили шашками лицо».

И многие из трудового народа в таких изуверствах были не безучастны. Шолохов показывает, как озверевший Алешка Шамиль добивал пленных красноармейцев «Он ставил их лицом к плетню, рубил по очереди...

— Из трех шестерых сделал,— хвастался Алешка, мигая глазом, дергая щекой».

Жестокость становилась нормой. Григорий распорядился стащить крючьями и баграми в общую яму сто сорок семь красноармейцев, порубленных в бою. Так мстил он за Петра. Вспомним исступленность, психоз хуторян, когда вели пленных коммунистов. «Старики, бабы, подростки били, плевали в опухшие, залитые кровью и темнеющие кровоподтеками лица бросали камни и комки сохлой земли, засыпали заплывшие от побоев глаза пылью и золой. Особенно свирепствовали бабы, изощряясь в самых жесточайших пытках. Двадцать пять обреченных шли сквозь строй».

Правда, были, и сочувствующие. Спешил на помощь Григорий. Но не нашлось силы, которая бы прекратила позорные судилища, заставила задуматься...

Все, что показано в романе,— это не вымысел. В архиве хранятся документы о расправе над коммунистами после измены сердобского полка и предательства Вороновского. «Прогоняя по хуторам и станицам, производили над несчастными дикую расправу, избивали, кто, чем попало, из 15 человек осталось в живых только пять, а остальные бесчеловечно были замучены и забиты...»

Кудинов понимает, что республику из десяти станиц организовать невозможно, что надо идти с повинной к Краснову: заблудились, мол, бросив фронт... Пришлось против души и совести примириться с теми, кого трудовой казак не терпел кадетами, атаманами, генералами, распоряжающими на родной земле иностранцами.

Казакам не нравилось, что их называют пособниками Деникина. Но это стало фактом. Повстанческие части была расформированы, подчинены белым офицерам. Григорию вместо дивизии дали сотню. Не хотели казаки выходить за пределы Донской области, а деникинцы их заставили. Так и оказались между двух огней.

Взять Москву и одолеть мужиков – этим белогвардейская пропаганда кружила головы казакам, особенно старикам,— не удалось, высвободиться из-под гнета деникинцев — тоже.

Все больше, по мере неудач, казаки осознают преступность своего мятежа. Катятся к Черному морю. Дороги забиты повозками, пешими, конницей. Затянули старую казачью песню. Как справедливый и тяжкий укор вольным сынам Дона ставшим на пути народной революции, бегущим неизвестно куда, зазвучала она. Слушая песню, Григорий рыдает...

«Над Черной степью жила и властвовала одна старая, пережившая век песня. Она бесхитростными простыми словами рассказывала о вольных казачьих предках, не когда бесстрашно громивших царские рати; ходивших по Дону и Волге на легких воровских стругах; грабивших орленые царские корабли; «щупавших» купцов бояр и воевод; покорявших далекую Сибирь... И в угрюмом молчании слушали могучую песню потомки вольных казаков, позорно отступавшие, разбитые в бесславной не против русского народа...»

Не один Григорий почувствовал угрызение совести. Присмирел весь скорбный обоз...

...Столпотворение около пароходов в Новороссийске. Казак, увидев, как белогвардейские офицеры гонят его от трапа, говорит; «Когда воевали—нужны были, а за раз мы им ни к чему...»

Этот путь трагических заблуждений казаков поучителен. Он подтверждал, что только союз с рабочим классом может вывести их на путь истинный.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12