Реферат: Наполеон Бонапарт как кумир многих поколений
С особой значительностью генерал
сообщает князю Мышкину, что, служа у Наполеона, он оказался "свидетелем
ночных слез и стонов великого человека". Рассказчик безмерно горд, что
был, так сказать, допущен в императорскую опочивальню: "... этого уж никто
не видел, кроме меня!" Он, очевидно, забыл, что туда уже проник взор
автора "Войны и мира": правда, пред этим взором открылась совсем иная
картина...
Невозможно представить
толстовского Наполеона плачущим - к примеру, в той самой спальне, где "камердинер,
придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора".
Толстовский Наполеон не удостоен страдания. И именно такой бесстрастный
Наполеон захватывает воображение Андрея Болконского. Равно как и Родиона
Раскольникова.
В воззрениях Достоевского
Наполеон мыслился как западный феномен; России он чужд, противопоказан. Наполеон
насилием переделывал внешний мир - Достоевский этот путь решительно отвергает,
он ратует за изменение человека изнутри, в духе любви и смирения. Наполеон
олицетворяет великого человека, возвысившегося над судьбой и ставшего судьбой
для людей и народов. А.П. Суслова, чьи любовные отношения с Достоевским
складывались тягостно и мучительно, вспоминала эпизод совместной поездки в
Италию в сентябре 1863 г.: Когда мы обедали, он, смотря на девочку, которая
брала уроки, сказал: "Ну вот, представь себе, такая девочка с стариком,
вдруг какой-нибудь Наполеон говорит: "Истребить весь город". Всегда
так было на свете". Да ведь это какая-то жестокая бесчеловечная сила, злой
рок!
Разрушительная сила Наполеона во
многом от связи его, от ассоциации его с бурей Французской революции и
торжеством буржуа. Наиболее полно эти воззрения Достоевского отразились в
"Дневнике писателя" за 1877 г.: "Немыслимость продолжения
старого порядка дел была явною в Европе истиною, для передовых умов ее,
накануне первой европейской революции, начавшейся в конце прошлого столетия с
Франции. Между тем кто в целом мире, даже накануне созвания Генеральных Штатов,
мог бы предвидеть и предсказать ту форму, в которую воплотится это дело почти
на другой же день, как началось оно... А уже когда воплотилось оно, кто мог,
например, предсказать Наполеона, в сущности бывшего как бы предназначенным
завершителем первого исторического фазиса того же самого дела, которое началось
в 1789 году?"
Наполеон воспринимается и
трактуется как важная закономерная часть смены старого порядка буржуазным, как
порождение, выражение и завершение Французской революции. Впоследствии эту
мысль четко сформулировал приверженец и толкователь идей писателя В. Розанов:
"Революция, безликая, неясная, массовая до Наполеона, в нем получила себе
сосредоточение и лицо, уста говорящие и руку действующую, которые высказали ее смысл
миру, очень резко разошедшийся с тем, какой предполагали в ней мечтатели от
Руссо до Кондорсэ".
Известно, что Достоевский
размышлял над событиями Французской революции. Явно осуждал смуту, террор,
сочувствовал Людовику XVI, Марии Антуанетте. И вот Наполеон - "уста
говорящие и рука действующая" революции. Кстати, и сам Бонапарт, будучи
консулом, говорил: "Я - французская революция". Но ведь не только
так, не совсем так. Характерно замечание одного из героев романа "Подросток",
афериста Стебелькова: "Была во Франции революция, и всех казнили. Пришел
Наполеон и все взял. Революция - это первый человек, а Наполеон - второй
человек. А вышло, что Наполеон стал первый человек, а революция стала второй
человек". В рассуждениях Стебелькова проглядывает понимание писателем
того, что Наполеон Бонапарт не просто завершил революцию, но и присвоил ее
результаты, повернул дело в своих собственных интересах.
Достоевский настаивает, что
Наполеон не случаен. "Мало того, во время Наполеона I, может быть, всякому
в Европе казалось, что появление его есть решительная и совершенно внешняя
случайность, нимало не связанная с тем самым мировым законом, по которому
предназначено было измениться с конца прошлого столетия, всему прежнему лику
мира сего..." Автор "Дневника писателя" решительно отвергает
подобные поверхностные представления. Наполеон для него - органический
закономерный персонаж борьбы и торжества третьего сословия во Франции и за ее
пределами.
Высмеивая близорукий взгляд на
случайность Наполеона, Достоевский писал: "Ибо что такое, скажите, были
эти события конца прошлого века в глазах дипломатов - как не случайности? Были
и есть. А Наполеон, например, - так уж архислучайность, и, не явись Наполеон: умри
он там, в Корсике, трех лет от роду от скарлатины и третье сословие
человечества, буржуазия, не потекло бы с новым своим знаменем в руках изменять
лик всей Европы (что продолжается и до сих пор), а так бы и осталось сидеть там
у себя в Париже, да, пожалуй, и замерло бы в самом начале!" Нет, не
осталось бы сидеть в Париже не замерло бы, обязательно потекло бы изменять лик
всей Европы! Но и Наполеон не умер от скарлатины, стал вождем и символом этого
великого похода.
Победное шествие третьего
сословия по Европе, по мнению Достоевского, имело ужасающие губительные
последствия: были расшатаны традиционные устои нации и государства, наметилось
роковое противостояние буржуазии и пролетариата, восторжествовала буржуазная
цивилизация. Ну а буржуазную цивилизацию писатель на дух не принимал. Не
принимал абсолютно, отвергал решительно, обличал страстно и пристрастно. Он
считал ее проявлением и парламентаризм, и либерализм, и социализм - и все это
ненужно, ложно, вредно; извращение в истории человечества. Буржуазный Запад для
него - отказ от идеалов нравственности и гуманности, засилье бездуховного
материалистического начала, торжество эгоизма, разобщенности, насилия. "Да
оглянитесь кругом: кровь рекою льется, да еще развеселым образом, точно
шампанское. Вот вам все наше девятнацатое столетие... Вот вам Наполеон - и
великий, и нынешний" - эти слова героя "Записок из подполья" мог
бы произнести и сам автор.
Гибельному пути Запада писатель
противопоставлял жизнеспособный путь православной России. "Наша
цивилизация и европейская. Не хотим европейской. Все различие: Вера, Будущее..."
- упрямо утверждал Достоевский. Он истово верил в традиционно-монархические устои
России, во всемирно-историческую миссию православия и русского народа. Россия
для него выше западной цивилизации духовно, нравственно.
А если все же "наполеоновскую
идею" да на русскую почву? Такая вот искусственная пересадка в основе
истории преступления и наказания Родиона Романовича Раскольникова.
Не случайная эта история: что-то
такое носилось в воздухе. "Ну полноте, кто же у нас на Руси себя
Наполеоном теперь не считает?" - говорит сообразительный следователь
Порфирий Петрович. Да и как может быть иначе? Самоотверженная Соня Мармеладова
вынуждена идти на панель, несчастная Катерина Ивановна умирает от чахотки,
гордая Авдотья Романовна соглашается на унизительный брак с Лужиным, а наглый
Лужин процветает, развратник Свидригайлов собирается жениться на чистой
шестнадцатилетней девочке - все это мерзко, гадко, несправедливо. При шаткости
понятий и воззрений, при гордости и нетерпении, как не обратиться к примеру
Наполеона - великого человека, властелина, изменившего облик мира. Вот и Родион
Раскольников размышляет о Наполеоне, хочет что-то изменить, на что-то решиться.
Он и решился - топором... старуху процентщицу Алену Ивановну, а заодно и ее
сводную сестру Лизавету.
Впоследствии Раскольников
исповедуется Соне: "Штука в том: я задал себе один раз такой вопрос: что
если бы, например, на моем месте случился Наполеон и не было бы у него, чтобы
карьеру начать, ни Тулона, ни Египта, ни перехода через Монблан, а была бы
вместо всех этих красивых и монументальных вещей просто-запросто одна
какая-нибудь смешная старушонка, легистраторша, которую еще вдобавок надо
убить, чтоб из сундука у ней деньги стащить (для карьеры-то, понимаешь?), ну,
так решился ли бы он на это, если бы другого выхода не было?"
Долго промучившись, он пришел к
однозначному выводу: Наполеон и задумываться бы не стал. Наполеон для
Раскольникова - Мефистофель, демон-искуситель; он символ нарушения всех божьих
и человеческих законов, он воплощает право проливать кровь, распоряжаться
жизнями...
А ведь "передергивает"
Родион Романович в рассуждениях, ибо Наполеон потому и Наполеон, что у него
Тулон, Египет и переход через Монблан, а не убийство "старушонки
легистраторши". Пролитая кровь вроде бы и уравнивает, да смысл, масштаб и
значение происшедшего - все розно. При этом в рассуждениях Раскольникова
Наполеон как волшебный камень, отбрасывающий благородный отблеск даже и на
убийство старухи процентщицы. По замыслу Достоевского все наоборот: убийство
старухи процентщицы и Лизаветы покрывает мрачной тенью самого Наполеона,
доказывает неправедность любого пролития крови. В набросках к роману есть спор
у Разумихина: "А кровь? А Наполеона кровь удерживала? То не преступление. Почему
нет... Почему истратить 100 000 при Маренго не то, что истратить старуху".
Все преступление, считает Достоевский, а Наполеон - злодей, пусть и великий
злодей.
Циник Свидригайлов довольно
верно определил побудительные мотивы Раскольникова: "Наполеон его ужасно
увлек, то есть, собственно, увлекло его то, что очень многие гениальные люди на
единичное зло не смотрели, а шагали через, не задумываясь. Он, кажется,
вообразил себе, что и он гениальный человек, - то есть был в том некоторое
время уверен".
По теории Раскольникова все люди
законом природы разделяются на два разряда: обыкновенных людей (низший разряд) и
необыкновенных. Люди низшего разряда, по натуре своей консервативные, чинные,
живутв послушании и любят быть послушными; так им и следует быть. Второй разряд
- это ниспровергатели установленного порядка, они нарушают старый закон, чтобы
дать людям новый, это законодатели и установители человечества, которые имеют
право разрешить своей совести переступать через иные препятствия, не
останавливаясь и перед кровопролитием для исполнения своей идеи. "Первый
разряд всегда - господин настоящего, второй разряд - господин будущего. Первые
сохраняют мир и приумножают его численно; вторые двигают мир и ведут его к цели".
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 |