Курсовая работа: Жизнь и творчество Л.Н. Толстого
Отношения Льва Николаевича с домашними особенно
обострились, когда писатель официально отказался от гонораров за все свои
сочинения, написанные им после духовного перелома.
Все это заставляло Толстого все более и более склоняться
к тому, чтобы уйти. Наконец, в ночь с 27 на 28 октября 1910 года он тайно
покинул Ясную Поляну в сопровождении преданной ему дочери Александры Львовны и
доктора Душана Маковицкого. В дороге он простудился и заболел воспалением
легких. Пришлось сойти с поезда и остановиться на станции Астапово Рязанской
железной дороги. Положение Толстого с каждым часом ухудшалось. В ответ на
хлопоты прибывших родных умирающий Толстой произнес: "Нет, нет. Только
одно советую помнить, что на свете есть много людей, кроме Льва Толстого, а вы
смотрите на одного Льва".
"Истина... Я люблю много... как они..." - это
были его последние слова писателя, сказанные 7 (20) ноября 1910 года.
Вот что писал об уходе Толстого В. Г. Чертков: "У
Толстого все было самобытно и неожиданно. Таковой должна была быть и обстановка
его кончины. При тех обстоятельствах, в которые он был поставлен и при той
удивительной чуткости и отзывчивости к получаемым впечатлениям, которые отличали
его исключительную природу,- ничего другого не могло и не должно было
случиться, как именно то, что произошло. Случилось как раз то, что
соответствовало и внешним обстоятельствам и внутреннему душевному облику именно
Льва Николаевича Толстого. Всякая другая развязка его семейных отношений,
всякие другие условия его смерти, как бы ни соответствовали они тем или иным
традиционным шаблонам, были бы в данном случае ложью и фальшью. Лев Николаевич
ушел и умер без приподнятой сентиментальности и чувствительных фраз, без
громких слов и красивых жестов,- ушел и умер, как жил,- правдиво, искренно и
просто. И лучшего, более подходящего конца для его жизни нельзя было придумать;
ибо именно этот конец был естественным и неизбежным".
2. Творческий путь Л.Н. Толстого
2.1 «Детство». «Отрочество».
«Юность»
Л. Н. Толстому было 24 года, когда в лучшем, передовом
журнале тех лет - “Современнике” - появилась повесть “Детство”. В конце
печатного текста читатели увидели лишь ничего не говорившие им тогда инициалы:
Л. Н.
Отправляя свое первое создание редактору журнала,
Н.А.Некрасову, Толстой приложил деньги – на случай возвращения рукописи. Отклик
редактора, более чем положительный, обрадовал молодого автора “до глупости” .
Первая книга Толстого – “Детство” – вместе с последующими двумя повестями,
“Отрочеством” и “Юностью” , стала и первым его шедевром. Романы и повести,
созданные в пору творческого расцвета, не заслонили собой эту вершину.
“Это талант новый и, кажется, надежный”, - писал о
молодом Толстом Н.А.Некрасов. “Вот, наконец, преемник Гоголя, нисколько на него
не похожий, как оно и следовало…”, - вторил Некрасову И.С.Тургенев. Когда
появилось “Отрочество”, Тургенев написал, что первое место среди литераторов
принадлежит Толстому по праву и ждет его, что скоро “одного только Толстого и
будут знать в России”.
Внешне незамысловатое повествование о детстве, отрочестве
и нравственному облику героя, Николеньки Иртеньева, открыло для всей русской
литературы новые горизонты. Ведущий критик тех лет, .Г.Чернышевский, рецензируя
первые сборники Толстого (“Детство и Отрочество”, “Военные рассказы”),
определил суть художественных открытий молодого писателя двумя терминами:
“диалектика души” и “чистота нравственного чувства”.
С образом Иртеньева связана одна из самых любимых и
задушевных мыслей Толстого — мысль о громадных возможностях человека,
рожденного для движения, для нравственного и духовного роста. Новое в герое и в
открывающемся ему день за днем мире особенно занимает Толстого.
Поэзия детства — “счастливой, счастливой, невозвратимой
поры” сменяется “пустыней отрочества”, когда утверждение своего “я” происходит
в непрерывном конфликте с окружающими людьми, чтобы в новой поре — юности — мир
оказался разделенным на две части: одну, освещенную дружбой и духовной
близостью; другую — нравственно враждебную, даже если она порою и влечет к
себе. При этом верность конечных оценок обеспечивается “чистотой нравственного
чувства” автора.
Толстой писал не автопортрет, но скорее портрет ровесника,
принадлежавшего к тому поколению русских людей, чья молодость пришлась на
середину века. Война 1812 года и декабризм были для них недавним прошлым.
Крымская война — ближайшим будущим; в настоящем же они не находили ничего
прочного, ничего, на что можно было бы опереться с уверенностью и надеждой.
Вступая в отрочество и юность, Иртеньев задается
вопросами, которые мало занимают его старшего брата и, вероятно, никогда не
интересовали отца: вопросами отношений с простыми людьми, с Натальей Савишной,
с широким кругом действующих лиц, представляющих в повествовании Толстого
народ. Иртеньев не выделяет себя из этого круга и в то же время не принадлежит
к нему. Но он уже ясно открыл для себя правду и красоту народного характера.
Искание национальной и социальной гармонии началось, таким образом, уже в
первой книге в характерно толстовской форме психологического историзма.
С характерным, рано сложившимся чувством стиля Толстой
противопоставил в повествовании столичную, светскую и деревенскую жизнь героя.
Стоит Иртеньеву забыть о том, что он человек “comme il faut, оказаться в родной
стихии и стать самим собой, как исчезает “иноплеменное” слово и появляется
чисто русское, иногда слегка окрашенное диалектизмом. В пейзажных описаниях, в
образе старого дома, в портретах простых людей, в стилевых оттенках
повествования заключена одна из главных идей трилогии — мысль о национальном
характере и национальном образе жизни как первооснове исторического бытия.
В описаниях природы, в сценах охоты, в картинах
деревенского быта Толстой открывал читателям родную страну, Россию.
Прочитав “Отрочество”, Н. А. Некрасов написал Толстому:
“Такие вещи, как описание летней дороги и грозы... и многое, многое дадут этому
рассказу долгую жизнь в нашей литературе”.
В “Юности” поэтический образ дома, который, как некое
живое существо, помнит и ждет Иртеньева, слит с представлением о патриархальном
укладе жизни, отошедшей в прошлое вместе с детством, Натальей Савишной и maman.
Но тот же дом пробуждает новые надежды героя, его мечты о душевной гармонии и
полезной, доброй жизни. Дом, усадьба, родная земля олицетворяют в глазах
Иртеньева родину, и трудно не видеть, как много в этом олицетворении характерно
толстовского, личного. В очерке “Лето в деревне” (1858) он писал: “Без своей
Ясной Поляны я трудно могу себе представить Россию и мое отношение к ней. Без
Ясной Поляны я, может быть, яснее увижу общие законы, необходимые для моего
отечества, но я не буду до пристрастия любить его. Хорошо ли, дурно ли, но я не
знаю другого чувства родины...”.
2.2 «Казаки»
Говоря о произведениях Толстого, посвященных Кавказу, Р.
Роллан писал: “Надо всеми этими произведениями поднимается, подобно самой
высокой вершине в горной цепи, лучший из лирических романов, созданных Толстым,
песнь его юности, кавказская поэма «Казаки». Снежные горы, вырисовывающиеся на
фоне ослепительного неба, наполняют своей гордой красотой всю книгу”.
Оставив Москву и попав в станицу, Оленин открывает для
себя новый мир, который сначала заинтересовывает его, а потом неудержимо влечет
к себе.
По дороге на Кавказ он думает: “Уехать совсем и никогда
не приезжать назад, не показываться в общество”. В станице он вполне осознает
всю мерзость, гадость и ложь своей прежней жизни.
Однако стена непонимания отделяет Оленина от казаков. Он
совершает добрый, самоотверженный поступок — дарит Лукашке коня, а у
станичников это вызывает удивление и даже усиливает недоверие: “Поглядим,
поглядим, что из него будет”; “Экой народ продувной из юнкирей, беда!.. Как раз
подожжет или что”. Его восторженные мечты сделаться простым казаком не поняты
Марьяной, а ее подруга, Устенька, поясняет: “А так, врёт, что на ум взбрело.
Мой чего не говорит! Точно порченый!” И даже Брошка, любящий Оленина за его
“простоту” и, конечно, наиболее близкий ему из всех станичников, застав Оленина
за писанием дневника, не задумываясь, советует оставить пустое дело: “Что
кляузы писать!”.
Но и Оленин, искренне восхищаясь жизнью казаков, чужд их
интересам и не приемлет их правды. В горячую пору уборки, когда тяжелая, непрестанная
работа занимает станичников с раннего утра до позднего вечера, Оленин,
приглашенный отцом Марьяны в сады, приходит с ружьем на плече ловить зайцев.
“Легко ли в рабочую пору ходить зайцев искать!” — справедливо замечает бабушка
Улита, И в конце повести он не в состоянии понять, что Марьяна горюет не только
из-за раны Лукашки, а потому, что пострадали интересы всей станицы — “казаков
перебили”. Повесть завершается грустным признанием той горькой истины, что
стену отчуждения не способны разрушить ни страстная любовь Оленина к Марьяне,
ни ее готовность полюбить его, ни его отвращение к светской жизни и
восторженное стремление приобщиться к простому и милому ему казачьему миру.
Однако не нужно думать, что в повести показано
превосходство казаков над Олениным. Это неверно.
В конфликте Оленина с казачьим миром обе стороны правы.
Обе утверждают себя: и эпически величавый строй народной жизни, покорный своей
традиции, и разрушающий все традиции, жадно стремящийся к новому, вечно
неуспокоенный герой Толстого. Они еще не сходятся, но они оба должны
существовать, чтобы когда-нибудь сойтись. В конфликте между ними Толстой,
верный себе, подчеркивает прежде всего моральную сторону. Кроме того,
социальные противоречия, с таким блеском раскрытые в повестях о русской
крепостной деревне — “Утре помещика” и “Поликушке”,—здесь были не так важны:
казаки, не знающие помещичьего землевладения, живут в постоянном труде, но и в
относительном довольстве. Однако даже и в этих условиях, когда социальный
антагонизм не играет существенной роли, стена непонимания остается. И главное:
Оленин не может стать Лу кашкой, которому неведомо внутреннее мерило хорошего и
дурного, который радуется как нежданному счастью убийству абрека, а Лукашка и
Марьяна не должны променивать свое нравственное здоровье, спокойствие и счастье
на душевную изломанность и несчастье Оленина.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 |