Курсовая работа: Тема греха и падения в романе К. Маккалоу "Поющие в терновнике"

Вторая страница подходит к концу, и вовсе незачем обращать это письмо в диссертацию. Прочтите мое завещание, Ральф, и когда прочтете, решайте, как поступить. Повезете вы его к Гарри, чтобы тот дал ему законный ход — или сожжете и никогда никому о нем не расскажете? Вот это вам и придется решать. Должна прибавить, что завещание, которое хранится в конторе у Гарри, я написала в первый год после приезда Пэдди — там я все свое имущество оставляю ему. Надо же вам знать, что брошено на чашу весов.

Я люблю вас так, Ральф, что готова была убить вас за ваше равнодушие, но эта моя месть — куда слаще. Я не из числа благородных душ; я вас люблю, но хочу истерзать вас жестокой пыткой. Потому что, видите ли, я прекрасно знаю, что именно вы решите. Знаю наверняка, хоть и не смогу видеть это своими глазами. Вы будете терзаться, Ральф, вы узнаете, что такое настоящая пытка. Итак, читайте, красавчик мой, честолюбивый служитель церкви! Читайте мое завещание и решайте свою судьбу».

Каждая строчка проникнута и любовью, и ненависть, и злобой, и даже сознанием своей греховности, будто бы Мэри упивается своей порочностью – порочностью не физической, но душевной, растлевающей душу свою и других людей, как и ощутит это на себе Ральф – и все-таки не сможет отказаться от искушения, слишком велико его честолюбие, слишком сильна в нем жажда власти, за что он позже и поплатится, а впрочем начнет платить с первых же мгновений.

Что касается Джастины, то если тема греха мало раскрыта, но достаточно ярко раскрыта в этом образе тема покаяния. Однако каяться Джастине не в чем, и все-таки она кается, обвиняя себя в гибели брата, как уже раньше привыкла обвинять себя в любой беде, могущей стрястись, словно до сих действует обещание данной маленькой Джастиной матери присматривать за братом. Она словно говорит себе: я виновата, я плохо за ним смотрела, мама. И хотя нет ни капли вины за Джастиной, и никто даже не думает ее обвинять, но ей достаточно и той вины, которую она сама видит за собой, при этом будучи уверенной, что и другие видят, и боится поэтому даже увидеть мать, посмотреть в глаза, зная, что не сможет сдержать чувства вины и горя (хотя Мэгги, конечно, далека от мысли хоть в чем-то ее обвинить), не хочет беспокоить мать своей болью, полагая, что ей хватает и своей. Сама найдя себе причину покаяния, Джастина сама назначает себе и наказание, лишая себя любви и способности любить, повторяя ошибки своей бабки – ведь мать ее такой ошибки не совершает.

Обвинив себя (совершенно безосновательно) в том, что погнавшись за любовью, она позволила брату погибнуть, она отказывается от любви, уходя в свою привычную трусость, считая ее частичным искуплением своей вины. «Будь честной, Джастина. Если по совести, это ли хуже всего? Не точит ли тебя куда сильней другое? Никак не удается отогнать мысли о Лионе, а ведь этим она предает Дэна. В угоду своим желаниям она отправила Дэна в Грецию одного, а если б поехала с ним, возможно, он остался бы жив. Да, именно так. Дэн погиб оттого, что она, эгоистка, поглощена была Лионом. Брата не вернешь, поздно, но если никогда больше не видеть Лиона, этим можно хоть как‑то искупить свою вину, ради этого стоит терпеть и тоску, и одиночество».

Однако, как мы видим, причин для покаяния у нее, в отличие от других героев произведения нет. И тем не менее, Джастина кается, портя жизнь себе, матери, Лиону.

У Лиона – особая роль. При Ральфе он был в свое время тем источником, что и Мэгги, что и Витторио – источником, дающим видеть свое несовершенство, свои ошибки, черпая силы, чтобы их исправить. Но спустя годы роли переменились, и теперь кардинал де Брикассар стал таким источником для Лиона Мерлинга Хартгейма. Очерствев душой после войны, уйдя в бизнес и политику, что, конечно, меняет душу человека не к лучшему, Лион способен на покаяние только рядом с Ральфом. Только этот человек заставляет его стыдиться собственных поступков, ощущать их истинное значение. Только его мнение имеет для него значение. И это тем сильнее благодаря тому, что Лион католик, а Ральф – священник.

«В 1955 году Хартгейм — один из самых богатых и влиятельных деятелей новой Западной Германии, только что избранный депутат Боннского парламента, и вот он снова в Риме. Надо разыскать кардинала де Брикассара, пусть увидит, какие плоды принесли его молитвы. Позже Хартгейм не мог припомнить, какой заранее рисовал себе эту встречу, потому что с первой и до последней минуты сознавал одно — Ральф де Брикассар в нем разочарован. Он и сам понимал, чем разочаровал кардинала, спрашивать не было нужды. Однако слов, которые сказал ему Ральф де Брикассар на прощанье, он не ждал.

— Я молился, чтобы судьба ваша оказалась лучше моей, ведь вы были совсем молоды. Нет такой цели, которая оправдывала бы любые средства. Но, должно быть, семена нашей гибели посеяны еще до нашего рождения.

Возвратясь к себе в номер гостиницы, Хартгейм разрыдался, а потом подумал уже спокойно: с прошлым покончено; отныне я стану таким, как он надеялся. Порой ему это удавалось, порою — нет. Но он старался. Дружбой, которая связала его со многими людьми в Ватикане, он стал дорожить превыше всего на свете и стремился в Рим всякий раз, когда одни лишь эти люди могли утешить его в беспросветном отчаянии. Утешить. Странное он находил у них утешение. На него не налагали рук, не говорили ему ласковых слов. Целительный бальзам вливался прямо в душу, словно друзья понимали, в чем его страдание».

И самое большую радость Лион испытывает, узнав, что именно он стал наследником кардинала де Брикассара, что означало – Ральф ему поверил, оказал самое большое доверие, отдав в его руку самых любимых своих.

Если говорит о грехе и покаянии в образе Дэна, то вряд ли можно сказать многое о грехе, зато многое можно сказать о покаянии. Покаяние у Дэна – это даже более странно, чем у Джастины, нашедшей причину для покаянии в ложном чувстве вины. Дэн мучается тем, что его любят, как ему кажется незаслуженно, больше чем стоит его любить и еще больше мучает его, то что его сестру, как ему кажется, обделяют любовью из-за него. Это жжет в нем незажившей раной и мучает не меньше, чем Ральфа его любовь и грех. Это тем необычней, что Дэн изображен чистым, чистейшим и светлым, но не до приторности - тут Колин Маккалоу знает меру. И сам, найдя себя, покаяние, он сам, как и Джастина, пытается найти себе наказание, искупление.

«Его всегда мучило, что она чувствует — судьба обделила ее любовью, мучило тем сильней, что он знал — это из‑за него. Если можно назвать какую‑то самую вескую причину, по которой сестра так много для него значила, главным, наверно, было одно — ее любовь к нему ни разу, ни на миг не омрачили ни зависть, ни ревность. Дэн жестоко страдал: его‑то любят все, он — средоточие Дрохеды, а Джастина где‑то в стороне, в тени. Сколько он молился, чтобы стало по‑другому, но молитвы ничего не меняли. Вера его от этого не уменьшалась, только еще острей стало сознание, что придется когда‑нибудь заплатить за эту любовь, так щедро изливаемую на него в ущерб Джастине. Она держалась молодцом, она даже сама себя убедила, будто ей и так хорошо — на отшибе, в тени, но Дэн чувствовал, как ей больно. Он знал. В ней очень, очень многое достойно любви, а в нем — так мало. Безнадежно было доискиваться иных причин, и Дэн решил: львиная доля дается ему за то, что он красивый и куда покладистей, легче ладит с матерью и со всеми в Дрохеде. И еще потому, что он мужчина. От него почти ничего не ускользало — разве лишь то, чего он просто не мог знать; никогда и никому Джастина так не доверялась, за всю жизнь никто больше не стал ей так душевно близок. Да, мама значит для нее много больше, чем она признается самой себе.

Но я все искуплю, думал Дэн. Я‑то ничем не обделен. Надо как‑то за это заплатить, как‑то ей все возместить».

Не в малой степени благодаря этому Дэн так близок с сестрой, так остро чувствует свою ответственность за нее – не меньшую, чем она за него.

И вера, религия для Дэна – не средство воздействия, способ ощущения своей духовной власти над людьми, как у его отца, а уход в иную реальность, избавление от боли и душевных мучений.

«В церкви Дэну всегда становилось покойно, он растворялся в тишине, забывал о своем человеческом «я». Только в церкви он на месте и не в разладе с самим собой и его оставляет боль».

Дэн единственный из всех героев романа не просто испытывает покаяние – он просит о нем, просит о страданиях, сетует, что его жизнь слишком легка, что боль – радость Божья, не настигает его. И способность к покаянию его столь сильна, что он ставит себе в упрек все, даже то, что его отец считал своим оружием, пусть и нехитрым, неважным – собственную внешность, обаяние и притягательность. «Дэн безмолвно молился, молитва была продолжением того чувства, что его переполняло, мысли — как четки, и дни — как четки. Господи, воистину я твой. Благодарю тебя за все, что ты мне даровал. За великодушного кардинала, за его поддержку, за его щедрую дружбу и неизменную любовь. За Рим, за счастье приблизиться к самому сердцу твоему, пасть пред тобою ниц в излюбленном твоем храме, ощутить себя частицею церкви твоей. Ты дал мне больше, чем я стою, что же сделаю я для тебя, чем выразить всю меру моей благодарности? Я слишком мало страдал. С тех пор, как я стал служить тебе, вся моя жизнь — непрестанная и неомраченная радость. Я жажду испытать страдание, ты, который столько страдал, это поймешь. Только через страдание я смогу возвыситься над собой, лучше постичь тебя. Ведь это и есть земная жизнь — лишь переход к тому, чтобы постичь тайну твою. Пронзи грудь мою своим копьем, погрузи его так глубоко, чтобы я уже не в силах был извлечь острие! Дай мне страдать».

И когда смерть приходит к нему, он, возроптав вначале, вдруг понимает – вот оно, то что он просил, то, что хотел.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6