Дипломная работа: Синтаксические особенности научных текстов Л.В. Щербы
Психологическая установка хорошо сочеталась у Л. В. с задачей
синхронического изучения живой устной речи, которая стояла перед ним в период
его занятий восточно-лужицким наречием. Только изучая языковые процессы,
протекающие в сознании человека, можно, как думал Л.В. Щерба, дать адекватное
описание синхронного состояния языка и избежать привнесения в такое описание
«каких-либо чуждых ему категорий, не имеющих основания в психике говорящего». В
описательной части мне нет дела до истории; меня интересует лишь то, как
чувствуют и думают говорящие», — писал он там же. Однако синхронное состояние
языка представлялось Л.В. Щербе не статическим, а динамическим, поэтому он
утверждал, что «хорошее психологическое описание данного языка в данный момент
времени само по себе дает понятие о ближайшем его прошлом и возможном будущем».
Если попытаться резюмировать все сказанное выше и сформулировать в
одной фразе теоретическую позицию раннего Л.В. Щербы, то такой фразой будет:
вне человека и без человека понять язык невозможно.
Научное творчество
Л.В. Щербы было очень разнообразным. Он писал и на общелингвистические темы, в частности
общефонетические, и о различных аспектах отдельных языков (главным образом
русского), и о звуковом строе языков (русского, французского), и о
лексикографии, и о методике преподавания иностранных языков, и о графике и
орфографии. [16,73]
Широта лингвистических
интересов, глубина и оригинальность развивавшихся Л.В. Щербой идей выдвинули
его в первые ряды советских языковедов. Его общелингвистические взгляды были полное всего изложены
им в статье «О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в
языкознании», опубликованной к 1931 г., и в работе «Очередные проблемы
языкознания», которую он не успел закончить и которая была напечатана уже после
его смерти. Первая была результатом глубокого пересмотра Щербой унаследованной
им от Бодуэна психологической трактовки языка и соответствующих методов его
изучения. Пересмотр этот заключался не в прямой критике старых взглядов, а в
поисках внутренних особенностей, присущих объекту языковедения, которые могли
послужить основанием для этих взглядов.
Важнейшим положением,
выдвигаемым здесь Щербой, было различение речевой деятельности, языковой
системы и языкового материала. При этом на первом месте стоит речевая деятельность, т. е.
процессы говорения и понимания; она возможна благодаря наличию второго аспекта
— языковой системы, т. е. словаря и грамматики, которые не даны в
непосредственном опыте, «ни в психологическом, ни в физиологическом», а могут
выводиться только из языкового материала, т. е. «совокупности всего говоримого
и понимаемого в определенной конкретной обстановке в ту или другую эпоху жизни
данной общественной группы». [18,71] Таким образом, в языковой
системе мы имеем «некую социальную ценность, нечто единое и общеобязательное
для всех членов данной общественной группы, объективно данное в условиях жизни
этой группы». [43,56] Психофизиологическая речевая организация
индивида является лишь проявлением языковой системы. «Но само собой разумеется,
— пишет Щерба, — что сама эта психофизиологическая речевая организация индивида
вместе с обусловленной ею речевой деятельностью является социальным продуктом».
[43,61]
Весьма существенным
для концепции Щербы является то, что в отличие от Соссюра, рассматривавшего язык и речь как
хотя и связанные между собой, но независимые сферы, Щерба говорил об аспектах
лишь искусственно разграничиваемого единого целого, [21,90] «так как
очевидно, — писал он, — что языковая система и языковой материал — это лишь
разные аспекты единственно данной в опыте речевой деятельности, и так как не
менее очевидно, что языковой материал вне процесса понимания будет мертвым,
само же понимание вне как-то организованного языкового материала (т. е.
языковой системы) невозможно». [21,106]
Владение языковой
системой позволяет говорящему создавать и понимать тексты хотя и по
определенным правилам, «но зачастую самым неожиданным образом». Щерба
подчеркивает при этом важность содержательной стороны. При создании текстов
действуют, читаем мы, «не только правила синтаксиса, но, что гораздо важнее, —
правила сложения смыслов, дающие не сумму смыслов, а новые смыслы...». [27,83]
«Если бы наш
лингвистический опыт, — писал Щерба в другой работе, — не был упорядочен у нас
в виде какой-то системы, которую мы и называем грамматикой, то мы были бы
просто понимающими попугаями, которые могут повторять, и понимать только
слышанное». [27,85]
В статье «О трояком
аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании» Щерба подвергает
критике свои старые работы, касающиеся субъективного метода (в частности,
метода самонаблюдения). Он настаивает на необходимости эксперимента в
лингвистических исследованиях, ванжность которого подчеркивается уже самим
названием статьи. Только эксперимент может дать в руки лингвиста «отрицательный
языковой материал», который характеризуется Щербой следующим образом: «... в
"текстах" лингвистов обыкновенно отсутствуют неудачные высказывания,
между тем как весьма важную составную часть "языкового материала"
образуют именно неудачные высказывания с отметкой "так не говорят",
которые я буду называть "отрицательным языковым материалом". Роль
этого отрицательного материала громадна и совершенно еще не оценена в
языкознании, насколько мне известно». [13,56]
Эксперимент, по Щербе, — это самый надежный путь для
проникновения в сущность языка, в идиоматичность отдельных языков. Именно
признанием преимущества экспериментальных методов, неприменимых при анализе
старых текстов, объясняется тот интерес Щербы к исследованию живых языков,
который столь для него характерен.
Статья «Очередные
проблемы языковедения», частично перекликающаяся с рассмотренной выше статьей
«О трояком аспекте языковых явлений», посвящена главным образом выяснению
принципов адекватного описания языков, построения грамматик и словарей, которые
бы, по словам Щербы, «отвечали языковой действительности и которые были бы
свободны от всяких традиционных и формалистических предрассудков». [8,69]
Созданию «действительно хороших описаний» мешает то, что лингвисты находятся
под влиянием латинской грамматики, «от которой они лишь с великим трудом и
только очень постепенно освобождаются», «и изучаемый язык в той или иной мере
воспринимается ими в рамках и категориях родного».[8,75]
Познание структуры
человеческого языка, вообще являющейся, как об этом часто говорил Л.В. Щерба, единственным
предметом языковедения как науки, требует изучения не только языков культурных
народов. «Три типа
языков, — читаем мы в той же статье, — нуждаются в первую голову в
"беспредрассудочном" изучении. Это, во-первых, языки племен, стоящих
на низком уровне развития... Во-вторых, требуют пристального изучения языки
жестов... Третий тип языков, который, по-моему, нуждался бы в пристальном
изучении, — это язык всевозможных афатиков». [36,117]. Как и всегда, Щерба
отмечал и практическое значение исследования подобных языков.
Большое место занимает
в рассматриваемой статье проблема содержания описательной грамматики, в связи с чем стоит разграничение
грамматики и лексики, которое, по Щербе, характеризуется следующим образом: «...
все индивидуальное, существующее в памяти как таковое и по форме никогда не
творимое в момент речи, — лексика..., все правила образования слов, форм слов,
групп слов и других языковых единств высшего порядка — грамматика». Вместе с
тем лексика не представляет собой нечто беспорядочное: напротив, Щерба пишет о
«системе лексики» и о «правилах словаря».
Важным моментом в
концепции Щербы является, далее, различение активной и пассивной грамматики, которое
развивается им особенно подробно в работах по методике преподавания иностранных
языков. [35,116]
Широкий отклик
получило в нашем языковедении учение Щербы о частях речи. Он считал, что оно должно составлять
особый отдел грамматики, который он предлагал назвать «лексические категории».
По мысли Щербы, в нем должны найти себе место «не только такие общие категории,
как существительные, прилагательные, глаголы», но и «такие категории, как
безличность... и категория грамматического рода».16 Такой
своеобразный подход к учению о частях речи связан с тем, что Щерба видел в нем
не классификацию слов, а объединение их в очень общие категории, определяемое
различными, но в первую очередь семантическими факторами.
Л.В. Щерба почти не
оставил исследований диахронического характера, но его высказывания по
соответствующим проблемам представляют несомненный интерес. Он говорил о том,
что язык находится «все время в состоянии лишь более или менее устойчивого, а
сплошь и рядом и вовсе неустойчивого равновесия», что «всегда и везде есть
факты, которые грызут норму». [41, 83]
Вслед за своим
учителем Бодуэном де Куртенэ Л.В. Щерба придавал большое значение фактору
смешения языков. В
своих работах он много раз обращался к проблеме двуязычия. Смешение, по его
мнению имеющее социальную природу, лежит и в основе эволюции языков. Он писал:
«... капитальнейшим фактором языковых изменений являются столкновения двух
общественных групп, а следовательно, и двух языковых систем, иначе — смешение
языков»; и далее: «Так как процессы смешения происходят не только между разными
языками, по и между разными групповыми языками внутри одного языка, то можно
сказать, что процессы эти являются кардинальными и постоянными в жизни языков».
[9,80]
Нетрудно увидеть, что
ряд изложенных выше идей Л.В. Щербы, как это недавно отмечали О.С. Ахманова и
С.Д. Кацнельсон, во
многом предвосхитили и основные положения и методы (в их принципиальном
аспекте) новейших лингвистических направлений, в частности порождающей
грамматики и трансформационного метода Н. Хомского. [9,101]
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10 |
