Дипломная работа: Проблемы интерпретации трагедии У. Шекспира "Гамлет"

В Великобритании же в этот период над проблемой «Гамлета» задумался один из виднейших шекспироведов начала ХХ века – А. Фриче, который при анализе социально-идеологической подпочвы трагедии о принце датском К. Фриче высказывает соображения, отчасти корректирующие «вульгарность» его социологизма и небезынтересные сами по себе. Причины гамлетовской раздвоенности мысли, его скепсиса и пессимизма исследуются на разных уровнях. Одно из последствий общего упадка аристократии К. Фриче усматривает в том, что в шекспировской Англии «часть феодального дворянства переживала сама существенную трансформацию, превращаясь из военно-землевладельческой касты до известной степени в интеллигенцию». «Гамлет, разумеется, не интеллигент в том смысле, что живет литературным трудом... Но самая фигура этого принца, предпочитающего двору университет, погруженного в книги и размышления, в литературу и философию, создана писателем, который находился на пути превращения из феодала в интеллигента» [35, с. 88, 90]. Из этой социальной двойственности вытекала неопределенность идеологическая. Гамлет не находит твердой позиции в борьбе между архаичными религиозными представлениями и новыми философскими веяниями эпохи - религиозным пантеизмом в духе Джордано Бруно или скептическим эпикурейством Монтеня. Эти колебания у Гамлета осложняются весьма актуальным для Англии рубежа XVI-XVII вв. противоборством католической и протестантской доктрин внутри самого церковного учения. «Гамлет остается по существу в рамках традиционного религиозного мировоззрения... Колеблясь между католическим и протестантским верованием, он также нерешительно колеблется между идеалистической и пантеистически-материалистической концепцией мира... Эта религиозная и философская раздвоенность Гамлета есть лишь иная сторона его социальной раздвоенности, и из осложненной раздвоенностью мысли и бьет родник его пессимистического отношения к жизни...» [35, с. 94].

Однако для нас самое важное в работе К. Фриче - не «социологические» упрощения, с одной стороны, и не отдельные плодотворные догадки - с другой. Основное - это стремление объяснить сущность шекспировского творчества грандиозными историческими сдвигами эпохи, разрушением старого феодального уклада и становлением идущего ему на смену уклада буржуазного. В этом немалая заслуга Фриче, сколь бы спорные выводы из этого положения ни извлекал он сам.

Точке зрения Фриче на трагедию близко мнение другого исследователя ХХ века В. Кеменова. В. Кеменов видит величайшее достижение трагедии о Гамлете в ее необычайном реализме. Сами же герои Шекспира не осознают предрешенности своей гибели. Единственное исключение здесь - Гамлет. «Гамлет - единственный трагический герой Шекспира, осознавший свою трагическую обреченность, ее неизбежность, вытекающую не из частных причин, а из основных условий современной ему жизни. Поэтому в "Гамлете" трагедия Шекспира впервые осознает себя как трагедия. Поэтому "Гамлет" - величайшее произведение Шекспира, венец его творчества... в "Гамлете" центр тяжести трагической коллизии перенесен в столкновения во внутреннем мире самого Гамлета, мучительно решающего самые основные и величественные вопросы бытия и человечества и не могущего найти выхода, ибо сама окружающая его жизнь в то время не давала такого выхода. В "Гамлете" выражена трагедия гуманизма Ренессанса... вынужденного на каждом шагу наблюдать... как... расцветающий гармонический человек эпохи Ренессанса становится жертвой не только враждебных ему внешних причин и обстоятельств, но и внутренней эгоистической червоточины, развивающейся в нем самом» [52, с. 140].

Одну из самых оригинальных точек зрения высказал выдающийся психолог Л.С. Выготский в «Психологии искусства» (1925) [60]. По-новому поняв критику Шекспира в статье Л.Н. Толстого «О Шекспире и о драме» [61], Выготский предположил, что Гамлет не наделен характером, а является функцией действия трагедии. Тем самым психолог подчеркнул, что Шекспир — представитель старой литературы, не знавшей еще характера как способа обрисовки человека в словесном искусстве.

Л.С. Выготский, в своей работе «Трагедия о Гамлете, принце датском, В. Шекспира», считает, что «Гамлет» - самая непонятная и загадочная трагедия, необъяснимая и таинственная в самой сущности своей, которая навеки останется неуловимой. Все в ней имеет два смысла - один видимый и простой, другой - необычный и глубокий.

Л.С. Выготский видел в двойном убийстве короля (шпагой и ядом) завершение двух разных сюжетных линий, развивающихся через образ Гамлета (этой функции сюжета).

Мнение английского критика Т.С. Элиота кардинально отличается от мнения великого психолога. В критической статье «Гамлет и его проблемы» он пишет, что неудача критиков с интерпретацией «Гамлета» объяснялась тем, что они игнорировали очевидное: «Гамлет» - это напластование, он представляет собой усилие нескольких драматургов, каждый из которых перерабатывал по-своему созданное предшественниками. Нам известно о существовании более ранней пьесы Томаса Кида, мотивом пьесы была просто месть; то, что Гамлет медлит с отмщением, объяснялось, единственно трудностью убить монарха, окруженного стражей; и «сумасшествие» Гамлета было инсценировано с целью избегнуть подозрений. Элиот считает, что пьеса - художественная неудача драматурга, в ней нет чистоты художественной отделки, мысль автора местами не прояснена.

В статье Б. Макэлроя «Око разума» высказывается мысль, что опасность, иллюзорность и загнивание - таковы проблемы жизни в гамлетовском мире, сложные проблемы, к решению которых все персонажи, кроме принца, пытаются подойти упрощенно. Гамлет, встретившийся со злом, не отрекается от мира, хотя подвергает его самым неистовым нападкам, которые только есть у него в запасе, только бы сделать его соответствующим своим оценкам.

В своей работе «Гамлет» Шекспира в контексте эпохи" Э.Ю. Соловьев считает, что все действия пьесы разворачиваются как бы на поле приостановленного сражения, где разлагаются трупы, умирают раненые и сходят с ума оставшиеся в живых.

Вторая половина ХХ века была богата и на театральные и кинематографические постановки «Гамлета», а также на литературоведческие исследования. Вышедшее в середине 60-х гг. ХХ века исследование убедительно показывает это на примере «Гамлета» и истории его постановок от прошлого к ХХ веку [63]. В галерее Гамлетов за полтораста лет пылкие и меланхолические, философствующие и действующие Гамлеты сменяют один другого, спорят, даже ниспровергают друг друга, а все-таки, хотя бы потому, что им надо спорить, они говорят между собой на одном языке. Имеется в виду, конечно, не текст трагедии, но «язык», система ее толкования. Этот «язык», эта система оказывается, как ни странно, единой от Гете до... Горгонова, гротескного Гамлета в театре им. Вахтангова (1932).

Одна из ярких работ 60-х гг. Н. Чушкина «Гамлет—Качалов. На путях к героическому театру. Из сценической истории «Гамлета» Шекспира», в которой исследование направлено на изучение характера Гамлета через постановки трагедии на сцене. Автор книги поставил рядом двух различных Гамлетов [63, с. 221, 222]: похудевший, возвышенный Гамлет-поэт в исполнении Вильгейма Мейстера (это он, сойдя со страниц гетевского романа, стал в XIX в. образцом, идолом, именно ему поклонялись или же низвергали его) — и тут же толстенький бойкий молодой человек, который, жонглируя короной, прикидывает: «Быть или не быть?» Контраст, с первого взгляда ошеломляющий, затем понемногу тускнеет, становится видно, что шекспировский герой без полноты и одышки или же лишенный философического ореола — два облика, два полюса, замыкающие один мир. А в этих пределах располагаются уже оттенки и варианты — грубое или утонченнее, проще или более возвышенно, поэт или воин, героический боец или, напротив, надломленная натура. Как если бы некоему больному прикладывали к голове то жар, то холод, из лекарств давали то возбуждающее, то валерьянку, между тем как ему требовалось, скажем, ампутировать ногу. Такое сравнение, конечно; получается хромым, но ведь в самом деле, у Шекспира-то в облике Гамлета нет «или». По шекспировскому тексту он не «поэт» и не «воин» отдельно; у него — «придворного, солдата, ученого взгляд, речь, оружие»; он кропает стихи, фантастически ругается; верховая езда, фехтование занимает его, хотя он тяжел и на вид неловок; Гамлет — «благородный ум», а вместе с тем, его одолевают временами темные порывы, о которых лучше не говорить вслух; и вообще в его лексиконе целый ряд принципиальных понятий имеют иное употребление в сравнении с тем, как ими пользовались впоследствии. Словом, мир, в котором возникает и живет шекспировский Гамлет, пролегает в несколько иной плоскости, чем мир, выстроенный Гамлетом Гете, а затем перестроенный и даже разрушенный последующими толкованиями «Гамлета», включая современные.

Другой исследователь второй половины ХХ века Л.Е. Пинский связал образ Гамлета не с развитием сюжета в привычном смысле этого слова, а с магистральным сюжетом «великих трагедий» — открытием героем истинного лица мира, в котором зло более могущественно, чем это представлялось гуманистами [56]. Именно эта способность познать истинное лицо мира делает трагическими героями Гамлета, Отелло, короля Лира, Макбета. Они — титаны, превосходящие обычного зрителя интеллектом, волей, смелостью.

Наиболее основательные исследования по творчеству Шекспира, в целом, и «Гамлета», в частности, в 60-80-е гг. ХХ века предприняли А. Аникст, Г. Брандес, и отец и сын Урновы. Эти литературоведы предприняли в своих работах попытку не только исследовать творчество великого писателя, но и обобщить все то, что было сделано в этой области до них.

Так А. Аникст в своих многочисленных работах рассматривает «Гамлета» с разных точек зрения: как психологическую, социальную, политическую и историческую трагедию, а также личную трагедию каждого из героев Шекспира. Такой всесторонний подход позволяет избежать односторонности в рассмотрении трагедии и выявить новые тенденции в образе самого Гамлета: «Датский принц оказывался не столько внешне, сколько внутренне активной натурой - он был правдоискателем, разумом и прежде всего разумом, доискивавшимся до причин постигшего его горя и стремившимся к возрождению правды на земле» [7, с. 56].

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13