Дипломная работа: Синтез науки и искусства в культуре итальянского Возрождения (на примере творчества Леонардо да Винчи)

Всю жизнь Леонардо да Винчи, с первых проявлений гениальной созидательной деятельности и до самой смерти, прославлял живопись как ремесло и как форму творческого познания. Неизменным идеалом его было при помощи универсального языка живописи достичь точности формы, цвета и передать состояние образов в движении, что, по словам самого Леонардо да Винчи, является необходимым условием для выражения «движения души». И в действительности проблема объемности в живописи всегда занимала Леонардо в первую очередь, и он решал ее, начиная именно с тщательного изучения не только живой, но и сделанной из воска или глины модели. В этом он следовал традиции, которую, по словам Челлини, ввел Мазаччо и продолжил «живописец Леонардо да Винчи в прекрасных произведениях в Милане и во Флоренции». По всей вероятности, речь здесь идет о «Тайной вечере» и о «Битве при Ангьяри», что согласуется с намеком самого Леонардо на существование восковой модели одной из фигур «Битвы» [40].

Среди всех искусств и среди всех дел человеческих Леонардо ставит на первое место живопись. Он указывает, что живописец является «властелином всякого рода людей и всех вещей». Это – неотразимое свидетельство глубокой убежденности одного из величайших живописцев, когда-либо живших на свете, в величии и всепокоряющей мощи своего искусства.

Мир познается через чувства, а глаз – повелитель чувств. «Глаз, – пишет он, – есть око человеческого тела, через которое человек глядит на свой путь и наслаждается красотой мира. Благодаря ему душа радуется в своей человеческой темнице, без него эта человеческая темница – пытка»[41]. Между живописцем и поэтом, пишет еще Леонардо, такая же разница, как между телами, разделенными на части, и телами цельными, ибо поэт показывает тебе тело часть за частью в различное время, а живописец – целиком в одно время.

Живопись, величайшее из искусств, дает в руки того, кто подлинное ею владеет, царственную власть над природой. Итак, для Леонардо живопись – высшее деяние человеческого гения, высшее из искусств. Это деяние требует и высшего познания. А познание дается и проверяется опытом. И вот опыт открывает Леонардо новые просторы, дали, до него не изведанные в живописи. Он считает, что математика – основа знания. И каждая его живописная композиция плавно вписывается в геометрическую фигуру. Но зрительное восприятие мира не исчерпывается геометрией, выходит за ее рамки. Заглянув в бездну времени, которое есть «истребитель вещей», он увидел, что все изменяется, преображается, что глаз воспринимает лишь то, что рождается перед ним в данный миг, ибо в следующий время уже совершит свое неизбежное и необратимое дело. И ему открылась неустойчивость, текучесть видимого мира. Это открытие Леонардо имело для всей последующей живописи огромное значение. До Леонардо да Винчи очертания предметов приобретали в картине решающее значение. Линия царила в ней, и потому даже у величайших его предшественников картина кажется подчас раскрашенным рисунком. Леонардо первый покончил с незыблемостью, самодовлеющей властью линии. И назвал этот переворот в живописи «пропаданием очертаний». Свет и тени, пишет он, должны быть резко разграничены, ибо границы их в большинстве случаев смутны. Иначе образы получатся неуклюжими, лишенными прелести, деревянными.

«Дымчатая светотень» Леонардо, его знаменитое «сфумато» – это нежный полусвет с мягкой гаммой тонов молочно-серебристых, голубоватых, иногда с зеленоватыми переливами, в которых линия сама становится как бы воздушной. Масляные краски были изобретены в Нидерландах, но таящиеся в них новые возможности в передаче света и тени, живописных нюансов, почти незаметных переходов из тона в тон были впервые изучены и до конца исследованы Леонардо[42].

Исчезли линеарность, графическая жесткость, характерные для флорентийской живописи кватроченто. Светотень и «пропадающие очертания» составляют, по Леонардо, самое превосходное в живописной науке. Но образы его не мимолетны. Крепок их остов, и крепко стоят они на земле. Они бесконечно пленительны, поэтичны, но и не менее полновесны, конкретны.

«Мадонна в гроте» (Париж, Лувр) – первое вполне зрелое произведение Леонардо. Совершенная согласованность всех частей, создающая крепко спаянное единое целое. Это целое, т.е. совокупность четырех фигур, очертания которых чудесно смягчены светотенью, образует стройную пирамиду, плавно и мягко, в полной свободе вырастающую перед нами. Взглядами и расположением все фигуры объединены неразрывно, и это объединение исполнено чарующей гармонии, ибо даже взгляд ангела, обращенный не к другим фигурам, а к зрителю, как бы усиливает единый музыкальный аккорд композиции. Взгляд этот и улыбка, чуть озаряющая лицо ангела, исполнены глубокого и загадочного смысла. Свет и тени создают в картине некое неповторимое настроение. Наш взгляд уносится в ее глубины, в манящие просветы среди темных скал, под сенью которых нашли приют фигуры, созданные Леонардо. И тайна Леонардо да Винчи, сквозит и в их лицах, и в синеватых расщелинах, и в полумраке нависших скал. А с каким изяществом, с каким проникновенным мастерством и с какой любовью расписаны ирисы, фиалки, анемоны, папоротники, всевозможные травы[43].

Живопись — это немая поэзия, а поэзия — это слепая живопись, и та и другая стремятся подражать природе по мере своих сил, и как посредством одной, так и посредством другой можно показать много поучительных вещей. Но результатом живописи, которая служит глазу, то есть более благородному чувству, является гармоническая пропорция, наподобие той, как если бы много различных голосов соединилось вместе в одно и то же время и в результате этого получилась бы такая гармония, которая настолько удовлетворила бы чувство слуха, что слушатели столбенели бы и становились чуть живыми от восхищения. Много больше сделают пропорциональные красоты ангельского лица, перенесенные на картину. В результате этой пропорциональности получается то единое созвучие, которое служит глазу так же, как и музыка уху.[44]

Справедливо считают, что живопись изгнана из числа свободных искусств, ибо она подлинная дочь природы и осуществляется наиболее достойным чувством. Поэтому писатели не правы, что оставили ее вне числа свободных искусств, ибо она занимается не только творениями природы, но и бесконечно многим, чего природа никогда не создавала.

Так как писатели не имели сведений о науке живописи, то они и не могли описать ни подразделений, ни частей ее; сама она не обнаруживает свою конечную цель в словах и потому из-за невежества осталась позади названных выше наук, не теряя от этого в своей божественности. И поистине, не без причины писатели не облагораживали ее, так как она сама себя облагораживает, без помощи чужих языков, так же как это делают совершенные творения природы. Та наука полезнее, плод которой наиболее поддается сообщению, и, наоборот, менее полезна та, которая менее поддается сообщению[45].

Живопись в состоянии сообщить свои конечные результаты всем поколениям вселенной, так как ее конечный результат есть предмет зрительной способности; путь через ухо к общему чувству не тот же самый, что путь через зрение. Поэтому живопись не нуждается, как письмена, в истолкователях различных языков, а непосредственно удовлетворяет человеческий род, так же как и предметы, произведенные природой. И не только человеческий род, но и животных, как это было доказано одной картиной, изображающей отца семейства: к картине ласкались маленькие дети, бывшие еще в пеленках, а также собака и кошка этого дома, так что было весьма удивительно смотреть на такое зрелище.

Живопись представляет чувству творения природы с большей истинностью и достоверностью, чем слова или буквы, но буквы представляют слова с большей истинностью, чем живопись. Более достойна удивления та наука, которая представляет творения природы, чем та, которая представляет творения творца, то есть творения людей, каковыми являются слова; такова поэзия и подобное ей, что проходит через человеческий язык[46].

Леонардо да Винчи стал «действительно первым из людей нового типа, своего рода чудесным героем мышления».

Итальянский ученый Э. Гарэн указывает на два качества универсализма, близкие к нашему пониманию, Он отмечает: «Универсальность Леонардо да Винчи - прежде всего широта его кругозора, которая была такой, что его интересы и творчество не знали границ и распространялись на любую область человеческой деятельности, любую сферу реальности... Именно в этом смысле он писал, что художник должен стараться быть универсальным, не жертвуя ничем из многообразия бытия. Но универсальность можно понимать и по-другому, подчеркивая не значение энциклопедичности, а самого главного, чему предназначено сохранять вечный смысл. При таком подходе будет важно не количество проблем, выдвигаемых Леонардо, не количество наблюдений и открытий, которые он сделал, но глубина постижения, то новое слово, даже если оно единственное, которое он сказал людям»[47].

Обе рассмотренные особенности универсализма свойственны в большей или меньшей степени многим выдающимся творческим личностям. Но существует еще одна особенность универсализма, которую найти можно только у гениев. Выразить ее в понятиях сложно, потому что и сам термин «универсализм» адекватно ее не описывает. Речь идет о глубине познания истины и одновременно о многогранности отражения последней, о раскрытии особенности явления в его широчайших связях, в результате чего и достигается такая полнота понимания его сущности, которая приобретает общечеловеческий смысл. Гений многогранен. Непонимание этого может привести к односторонним оценкам. Таким образом, универсализм гения несводим к объединению различных знаний, к энциклопедизму эрудита. И хотя его творчество может быть средоточием разных потоков, вобравшим различные школы и стили, а круг его интересов охватывать полярные идейные направления, вся его деятельность подчинена единой сверхзадаче и не является хаотическим смешением различных концепций, эклектикой множества мнений.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19