Курсовая работа: Особенности переводов романа А.С. Пушкина "Евгений Онегин" (на примере Письма Татьяны к Онегину)

Совершенно очевидно, что  перед этим же  выбором  стоял   и В.Набоков.  И  совершенно  ясно,  что  он  пошел  по  второму пути: ему удалось передать лишь фабулу пушкинского повествования.

Сам же набоковский комментарий (который, несомненно   заслуживает отдельной работы),  по   мнению   некоторых   ученых,  есть отчасти попытка как-то компенсировать "зияющее" отсутствие формы и "духа"подлинника.

Как утверждает Пол Дебрецени,  американский пушкинист профессор университета в Северной Каролине, широкая известность "Онегина" в образованных кругах американской публики произошла тогда, когда загоралась большая ссора между Арндтом и Набоковым на страницах литературных журналов.

Два перевода - Арндта и Набокова - считаются главными, фундаментальными переводами Онегина. Именно их соединение, по мнению многих американцев,  и  дает  относительно  полное представление  о романе.

Вот как характеризует эти переводы Пол Дебрецени: «Это переводы, которые как бы исключают друг друга, они принципиально по-разному сделаны. Перевод Уолтера Арндта - это образцовый традиционный перевод, в котором переводчик пытается быть как можно ближе к оригиналу не только по смыслу текста, но так же и по всем остальным параметрам - рифмы, размер. Он старается даже, насколько это возможно, передать звукопись пушкинскую, структуру пушкинской строки. Это совершенно виртуозная работа.»

 «Перевод Набокова, - по словам профессора Дартмутского университета, - другого рода - нетрадиционный. Набоков, который очень легко и хорошо мог писать стихи как по-русски, так и по-английски, после нескольких попыток сделать стихотворный перевод "Онегина" пришел к сознательному заключению, что создать адекватный поэтический текст по-английски невозможно. И он сделал тщательнейший подстрочный перевод, который он сопроводил двухтомным комментарием… Мне кажется, что когда читаешь подстрочник Набокова, то читаешь именно нечто вроде того, что "когда мой дядюшка, человек очень высоких принципов, тяжело заболел, он нас заставил всех относится к нему с уважением, и это было неплохим изобретением с его стороны"[46].

Первым начал "ссору", как назвал ее профессор Дебрецени, Владимир Набоков. 30 апреля 1964 года в журнале "Нью-йоркское книжное обозрение" он выступил с жестокой критикой перевода Уолтера Арндта. Статью он назвал "Колотя по клавишам". Cпустя время Уолтер Арндт назвал свой ответ Набокову "Настегивая лошадь". Здесь он обыграл слова Пушкина, называвшего переводчиков "почтовыми лошадьми просвещения".

Чарльз   Джонстон   в своем    переводе   (1977)  опирался   на  перевод Набокова.   При  этом   его  концепция   противоположна    набоковской.   Он доказывает   возможность   парафрастического   перевода    при  сохранении смысловой  точности.  Сравним  две переводческие концепции, отразившиеся на качестве переводов: О. Элтона и Ч.Джонстона.  По мнению  Элтона,  одной из главных задач является передача точной рифмы. При этом не учитывается внутренняя  инструментовка  пушкинского  стиха;   у Элтона  слишком много банальных рифм и тавтологических местоимений в конце составных. Другая задача - воспроизведение долгих интонационных периодов, что в английском стихе порой приводит к неупотребительному «enjambement».

 «В переводе Ч.Джонстона учитывается звукопись внутри стиха, со множеством парономазий, аллитераций (связь звука со смыслом, естественно, во многом утрачивается. "Неверности" в переводе Джонстона - не столько в смысловых искажениях, сколько в изменении стиля и ритма: временами дается "гладкий парафраз" (другой крайний случай, противоположный enjambement). Строку "Волшебных звуков, чувств и дум" Джонстон переводит: "emotion, thought, and magic sound" - и смысл градации (от внешнего - к внутреннему) теряется. Необходимо учитывать множество формальных инверсий в пушкинской поэзии, придающих естественное звучание русской речи. (В английском языке существуют ограничения в порядке слов, что создает дополнительные трудности для переводчиков).[57]

Но тем не менее, по словам Льва Лосева, «Набоков, Арндт и Джонстон сделали максимум того, что может сделать высоко талантливый переводчик. Проблема тут в разной, что ли, структуре культур. Русская культура известна своей, как Достоевский говорил, "всемирной отзывчивостью" и, может быть, наверстывая то, что было упущено за столетия изоляции Москвы от Запада, русская культура послепетровской эпохи жадно впитывала все культурное творчество других западных народов. И отсюда такое восприятие шедевров мировой литературы как своих. А обратного такого явления нет. Существует такой невидимый клапан между русской и западной культурами, который в основном пропускает только в одну сторону - в русскую»[46].

В 1990 году вышел перевод Джеймас Фалена,  а  в 1999-м вышел перевод Дугласа Хофштадтера.

"Как ни отнестись к качеству этих переводов, нужно сказать, чтокаждый из   них   -   результат   многолетнего, большого труда.   В два-три месяца "Онегина" стихами не переведешь: в  нем  5540  рифмованных строк. Юджин Кейден  сообщает в своем предисловии, что он работал над  "Онегиным" двадцать лет. …И замечательно, что англо-американская критика  (не  то, что в былые годы!) встречает каждого нового "Онегина" несметным количеством статей  и  рецензий,   обсуждая   азартно  и   шумно  его верность великому подлиннику…."[45].

Таким образом, можно  проследить три основных этапа эволюции переводческого восприятия романа Пушкина в Англии:  1) точность в передаче   сюжета   (Сполдинг);  2)   формальная   точность:  строфа,   рифма (Элтон); 3) поэтичность и звуковая организация (Джонтсон) - перевод, опирающийся на контекстуальную точность "антииллюзионистского" перевода Набокова.

Следующим этапом может быть передача ритмико-интонационных структур, живой разговорной речи, звукообразов. Такого рода задачи пытались решить современные переводчики, живущие за пределами Англии: Дж.Фален (США, 1990). С.Н.Козлов (Россия, 1994).

ГЛАВА II

АНАЛИЗ ПЕРЕВОДОВ «ПИСЬМА ТАТЬЯНЫ К ОНЕГИНУ»

"Нет перевода … с языка на язык, но всегда - еще и с культуры на культуру

 Если это обстоятельство недооценить,

перевод может вовсе не войти в чужой контекст,

 либо остаться в нем незамеченным. …

 при любом переводе что-то неизбежно остается непереведенным.

 Что именно - приходится в каждом конкретном случае

 сознательно и продуманно решать"

Наталии Автономова

На данном этапе своей работы, мы решили ограничиться переводами четырех авторов: Dennis Litoshick, Charles Johnston, Yeugeny Bonver и Boris Leyvi. Эти переводы являются первыми попытками зарубежных авторов  перевести произведение русского классика на английский язык. Об авторах данных переводов практически нет никакой информации, критических статей. Мы ничего не знаем об их происхождении, национальности и причин, которые побудили их заняться переводом Пушкина. Более того, мы даже не знаем точно, существует ли полные версии перевода романа или это всего лишь попытки работы с русскими произведениями. Такие тексты и представляют собой особый интерес, так как мы имеем возможность анализировать просто текст, без оглядки на личности авторов, их статус или положение. Такой метод помогает дать более объективную оценку качеству перевода.

 «Письмо Татьяны к Онегину» - удивительная   исповедь   русской   любви.  Само письмо написано по-французски, но дается в романе в русском переводе: при этом автор включает в письмо Татьяны цитаты и реминисценции из французской литературы, что неоднократно отмечалось исследователями и комментаторами  «Евгения Онегина». Здесь дают о себе знать и Руссо «Юлия, или Новая Элиоза», и элегия М. Деборд-Вальмор. То есть здесь, в письме, звучат мотивы и европейской, и русской литератур. Но в нем говорит сердце пушкинской героини, «русской душою». Если культура чувства, форма его выражения были воспитаны прежде всего европейской литературой, то само чувство национально по тем нравственным ценностям, которые с ним связаны: милосердие («Когда я бедным помогала» - VI ,67), вера («Или молитвой услаждала / Тоску волнуемой души» - VI, 67), долг («Была бы верная супруга» - VI, 66),   добродетель     ( «И добродетельная мать» - VI, 66). Но эти же ценности носят общечеловеческий характер; поэтическое слово Пушкина вновь делает их достоянием не только русской, но и мировой культуры.

Казалось бы, что здесь такого - герои романа пишут друг другу письма? Кажется, обыкновенное дело. Но это только на первый взгляд. Письма эти, резко выделяясь из общего текста пушкинского романа в стихах "Евгений Онегин", дают некоторые черты характеров героев, и даже сам автор исподволь выделяет эти два письма: внимательный читатель сразу заметит, что здесь уже нет строго организованной "онегинской строфы", здесь - полная свобода пушкинского стиха. Письмо Татьяны к Онегину...

Его писала юная уездная барышня, переступая через огромные нравственные запреты, сама пугаясь неожиданной силы своих чувств:

Я к вам пишу - чего же боле?

Что я могу еще сказать?

Теперь, я знаю, в вашей воле

Меня презреньем наказать...

Уже в этих строках - вся Татьяна. Гордость ее, ее понятие о приличиях страдают от одного - ей приходится первой признаваться в любви мужчине. Эти первые четыре строчки и задают тон всему письму. Здесь чувствуется и неимоверная сила духа («Я к вам пишу») и покорность обстоятельствам («в вашей воле»), и отчаяние («Что я могу еще сказать») и стыд («чего же боле»). И даже сама лексика указывает на воспитание и характер героини. Здесь мы видим и ее воспитанность – обращение на «вы», и высокая манера («в вашей воле», «презреньем наказать»), а так же преобладание устаревшей книжной лексики («боле»).

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8