Курсовая работа: Суд присяжных по реформе 1864 года
Статья 29 "Устава гражданского
судопроизводства" определяла гражданскую подсудность мировых судов: иски
по личным обязательства и договорам, иски о движимости ценою не свыше 500
рублей; иски о возмещении ущерба и убытков на сумму не свыше 500 рублей; иски о
личных обидах и оскорблениях; иски о восстановлении нарушенного владения, когда
со времени нарушения прошло не более шести месяцев. Споры о праве собственности
на недвижимое имущество были у мировых судей изъяты, они рассматривались в
общих судах[12].
Съезды мировых судей. Участковые и почетные мировые судьи единолично рассматривали
подсудные им дела и единолично выносили приговоры и решения. Стороны,
недовольные решением мирового судьи, могли подать апелляционную жалобу в
мировой съезд, который являлся второй инстанцией мировой юстиции.
Апелляция — одна из форм обжалования
судебных приговоров и решений, при которой вышестоящий суд (в данном случае
съезд мировых судей), пересматривает по существу дело нижестоящего суда (в
данном случае мирового судьи) с полным рассмотрением заново представленных
доказательств и вызовом сторон.
Мировые судьи собирались в
назначенные сроки для рассмотрения апелляционных жалоб и протестов. Съезд
состоял из всех мировых судей округа и председателя, который избирался из
участковых судей на съезде на три года. Заседания съезда требовали участия не
менее трех мировых судей округа. Дела решались коллегиально.
Приговоры мирового съезда являлись
окончательными и больше не подлежали апелляционному пересмотру. Эти приговоры и
решения могли быть пересмотрены только в кассационном порядке в департаментах
Сената, в тех случаях, когда в мировых судах были нарушены существенные правила
судопроизводства или неправильно применены нормы материального права.
Организация мировой юстиции в России
не имела аналогов в Европе. Создание мировых судов было обусловлено
потребностью в судах, "которые близостью своею к тяжущимся и простотою
форм судопроизводства соответствовали потребностям городского и сельского
населения"[13].
К особенностям мировых судов в
сравнении с другими судами пореформенной России относилось то, что они
рассматривали малозначительные уголовные и гражданские дела, это были
третейские, совестные судьи, освобожденные от судебных пошлин. Отсюда вторая
особенность — выборность мировых судей.
Совокупность цензов (имущественного,
образовательного и возрастного) позволяла выбирать на должности мировых судей
наиболее образованных, юридически грамотных, а главное — уважаемых людей,
становящихся авторитетными посредниками в разрешения споров, возникающих между
жителями судебного участка.
Главная гордость новой судебной
системы — институт мировых судей — просуществовал до 12 июля 1889 г., когда, за
исключением столиц и еще некоторых крупных городов, местная юстиция была
упразднена. На смену ей пришли судебно-административные установления: земские
участковые начальники и городские судьи — в первой инстанции, уездные съезды —
во второй и губернские присутствия — в третьей инстанции.
Окончательно мировой суд в России был
упразднен после революции 1917 года. Хотелось бы надеяться, что судьба
возрождаемой сегодня системы мировых судов будет более удачной, чем у
дореволюционной.
II. ПРОБЛЕМА ВЗЯТОЧНИЧЕСТВА В СУДЕБНОЙ
СИСТЕМЕ ПОСЛЕ РЕФОРМЫ 1864 ГОДА
Процветанию взяточничества
способствовали существовавшие процедуры судопроизводства. До 1864 г. правосудие
вершилось негласно и письменно: ни потерпевший, ни подсудимый, ни истец, ни
ответчик, ни свидетели в зале суда не присутствовали и показаний не давали.
Фактически рассмотрение дела сводилось к чтению бумаг, поданных сторонами или
полицией, и проходило в закрытой от глаз любопытствующих комнате. Таким
образом, судебные чиновники, будучи уверенными в своей безнаказанности, действовали
нагло: тайна судопроизводства служила им надежной «дымовой завесой».
Поклонники телесериала «Петербургские
тайны» (как и те, кто прочитал сам роман В.Крестовского «Петербургские
трущобы»), возможно, заметили, что все «соприкосновения» героев романа с судом
неизбежно сопровождаются взятками. К примеру, после того как господин Морденко
подал на бывшего хозяина, князя Шадурского, иск, чиновник, который вел это
дело, получил дань и от Полиевта Харламповича, нового управляющего Шадурских, и
от самого Морденко, т.е. от истца и ответчика одновременно. Брал и прикидывал,
кто в итоге даст больше. Надо сказать, Крестовский весьма точно отобразил
российскую действительность, о чем свидетельствуют и мемуары его современников[14].
М. Дмитриев в конце 20-х гг. XIX в.
служил в Московской уголовной палате. В воспоминаниях он описывает такой
случай. В палате находилось в производстве дело шляпного фабриканта Дюла. Но,
как говорится, мир не без добрых людей: нашелся человек, познакомивший
фабриканта с председателем палаты Кондыревым на обеде, где последнему, как бы
невзначай, был задан вопрос: купил бы он для дочери платье за 500 р.? «Да нет,
- ответил Кондырев, — дорого». Ему посоветовали обратиться к Дюла: он, дескать,
всех на Кузнецком мосту знает и цену собьет. На следующий день к Кондыреву
приехал сам фабрикант с упомянутым нарядом и стал предлагать его председателю в
подарок. Тот отказывался взять даром, говоря, что заплатит столько же, сколько
заплатил тот. Фабрикант долго не соглашался, заявляя: цена настолько ничтожна,
что о ней не стоит говорить. Наконец, «сдался», назвав цену в ...10 р. «Ну,
то-то же, батюшка! - отвечал Кондырев. - А даром я не возьму», и заплатил эту
сумму за наряд, где только одной ткани было, наверное, рублей на 200[15].
Н. Костылев, пореформенный судебный
деятель (в 60-е гг. служил товарищем прокурора Московского окружного суда),
вспоминает, как в 1857 г. ему, студенту юридического факультета, предложили
вести одно гражданское дело. Как-то в разговоре секретарь суда заявил, что
противная сторона представила верный документ. Костылев удивился: никакого
документа в деле нет. Тогда секретарь пояснил: «Он представил мне 150 рублей».
«У меня кровь прилила к голове, -
пишет автор воспоминаний, ― я
чуть было не назвал подлецом этого нахала, но моментально сообразил, что я в
его руках. Прошли две минуты молчания, разрешившиеся тем, что я пригласил этого
негодяя назначить сумму взятки, и, поторговавшись, помнится мне, сошлись на 50
рублях»[16]. Дело было выиграно.
Совсем как в романе Крестовского! Но самое главное, автор особенно подчеркивал,
что этот случай — типичный «для характеристики судебной деятельности того
времени как торговли правосудием»[17].
Следовательно, в дореформенной России
торговля правосудием велась так же резво, как и торговля индульгенциями в
средневековой Европе. В результате суды не пользовались никаким уважением:
бедные, не имея средств на подкуп, их боялись; богатые, будучи уверены, что
смогут купить любое решение, презирали и судей, и суды, и законы.
Таким образом, одной из существенных
задач, стоявших перед судебной реформой, была борьба со взяточничеством. Однако
вопрос о том, насколько успешно удалось справиться с ее решением, в
исторической и юридической науке практически не поднимался, несмотря на его
большое значение для оценки общих результатов реформы 1864 г. Вместе с тем
следует отметить, что вопрос этот весьма сложен для исследования по причине
крайне высокой, как говорят юристы, латентности (т.е. скрытности) данного вида
преступления. Взяткодатель и взяткополучатель понимают, что закон признает их
действия преступными, поэтому факт дачи и получения взятки тщательно
скрывается, и свидетелей обычно не бывает. Как говорил гоголевский Земляника,
«взятка дается между четырех глаз, и чтоб того... уши не слыхали».
Российский криминолог А.Кирпичников
(в прошлом - ленинградский следователь по особо важным делам, неоднократно
расследовавший факты взяточничества) приводит следующую цифру: только 5%
случаев дачи и получения взятки попадают в поле зрения правоохранительных
органов[18]. Исследование данной
проблемы потребовало комплексного изучения уголовных дел в архиве Московской
судебной палаты, периодики и мемуаров, которое, в свою очередь, позволило
проследить за тем, как часто в пореформенных судах брали взятки, и насколько
внимательно подошло государство к профилактике этого вида преступления.
Нужно сказать, что одной из
существенных предпосылок предупреждения взяточничества в любом государственном
органе, в том числе и судебном, является открытость его работы. Публичность
правосудия, во-первых, мешает судье принять противозаконное, но щедро
оплаченное решение. Во-вторых, она имеет и огромное воспитательное значение:
все видят, что решение вынесено справедливо; от ответственности не спасли ни
деньги, ни чин. В результате суду начинают верить, желание подкупить судей
притупляется, у «сильных мира сего» исчезает эйфория безнаказанности.
Судебная реформа покончила с тайным
судопроизводством, сделав этот процесс гласным. Примером может послужить дело
миллионера Овсянникова, признанного виновным в поджоге своей мельницы с
корыстной целью. В дореформенный период на него 12 раз возбуждались уголовные
дела, которые затем прекращались. Как пишет А. Кони, немецкая сатирическая печать,
скептически оценивая перемены в российском правосудии, прогнозировала, что
после появления в прессе сообщения об аресте 12-кратного миллионера
Овсянникова, появится новое - об освобождении 11 -кратного миллионера
Овсянникова[19]. Но прогноз не сбылся.
Поэтому день вынесения Овсянникову приговора можно считать первым днем
восстановления чести российского правосудия...
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 |