Курсовая работа: Эпоха Возрождения в Японии

Возможно, писатель создал вариант «Повести о Гэндзи» своего времени, показывая купеческого Гэндзи расцвета городской культуры. Повесть воспроизводит жизнь купеческого сына Ёноскэ, завсегдатая «весёлых кварталов», беспечного гуляки. В повести есть свобода чувства, но нет его глубины. Главное для Сайкаку не пробудить чувство прекрасного, а позабавить читателя, доставить ему удовольствие. Но именно в красоте смеха горожанин находил прекрасное.

Помимо любовных повестей Сайкаку пишет повести о самураях, относясь к воинскому сословию с должным почтением. Например, «Повесть о самурайском долге» (1688). Без понимания значения для японцев чувства долга (гири), трудно понять поведение японцев, особенно японцев самурайской эпохи. Вместе с тем Сайкаку близка идея равенства всех по своей природе, о чём он говорит в предисловии к последнему сборнику: «Душа у всех людей одинакова. Прицепит человек к поясу меч – он воин, наденет шапку-эбоси – синтоистский жрец, облачится в чёрную рясу – он буддийский монах, возьмёт в руки мотыгу – крестьянин, а положит перед собой счёты – купец».

У Сайкаку вымысел служил сущей правде, которую он находил там, где прежде было не принято её находить. Он по-своему следовал принципу «подражания вещам» (мономанэ), но не во имя глубоко скрытой красоты югэн, а во имя того, что доступно взору. Сайкаку не был бы признан японцами, если бы в основном не следовал бы традиции.

Сайкаку в шуточных рэнга, с которых начинал своё творчество, отказался от ассоциативного плана и сосредоточился на конкретном, предметном мире. Он сконцентрировал своё внимание на той стороне жизни, которая привлекала горожан. Истина заложена во всём, и через любую вещь можно проникнуть в истину, если сосредоточиться на ней целиком. Сайкаку не был щепетилен в выборе тем, нарушал пропорции, но отдавался своему занятию сполна. И это позволило ему достичь достоверности в главном – передать дух, ритм жизни японского города.

2.2 Живопись

По-видимому, отражением этой эпохи является также область живописи и изящных искусств, что было почти исключительной привилегией сословия, тесно связанного – из-за необходимости иметь покровителей – с двором, знатью, и влиятельной военной аристократией. И здесь следует отметить прежде всего религиозное и классическое влияние, хотя имеются отдельные, но при этом внушительные образцы роскошных и нарочитых творений и украшений, сильно отступивших от традиционной аскетической сдержанности.

В жанровой живописи конца XVI – начала XVII века впервые в истории японского искусства получила отражение реальная действительность. Обращение к ней было одним из самых ярких проявлений общего процесса секуляризации культуры. Основная тема жанровой живописи – городская жизнь – была совершенно новой для японского искусства.

Обращение к реальной действительности, секуляризация культуры – это все ренессансные явления по истории Италии эпохи Возрождения, что в отношении Японии исследователи почему-то замыкают в пределах то «классического», то «позднего» средневековья. Инерция европоцентризма все сказывается, и ренессансные явления в истории стран Востока не воспринимаются как таковые в упор.

Зарождение вообще жанровой живописи с темой города и горожан и в такой форме, как в Японии, было совершенно новым явлением в мировом искусстве, несопоставимым с первыми жанровыми картинами в Италии и в Испании в XV–XVI веках, с расцветом бытового жанра в странах Европы лишь в XVII–XVIII веках. Вопрос не о первенстве, жанры и виды искусства в различных странах получают развитие в свои исторические сроки, с заимствованиями или нет, что не меняет сути дела.

Полное и разностороннее развитие городская художественная культура получила во второй половине XVII–XVIII веке, когда достигли высшего расцвета и новые театральные формы, и прославленная цветная гравюра, и литературное творчество. Но на раннем этапе наряду с городскими повестями ее наиболее ярким выражением стала жанровая живопись на ширмах.

Для Японии признание или непризнание ренессансных явлений в ее истории не имеет особого значения, поскольку культ красоты во всех ее проявлениях всегда играл доминирующую роль в мировосприятии и в жизнестроительстве японского народа.

Главной тенденцией культуры японского зрелого средневековья XIV–XV веков было устремление к невидимому и сверхчувственному, невыразимой словами истине, поискам внутреннего смысла всего сущего. Идеалы новой городской культуры были принципиально иными. Они были порождением повседневного эмпирического опыта, связанного с практической деятельностью и определенными ею ценностями. Первое место в иерархии этих ценностей стали занимать деньги, сделавшиеся смыслом и целью всякой жизненной активности. Не сверхчувственные, иррациональные идеи, а конкретные вещи и события стали главным объектом внимания человека. А в искусстве ценность внешней оболочки предметного мира соответственно стала казаться выше отвлеченных понятий сферы сверхчувственного. Глаз наслаждался красотой реального, конкретными свойствами вещей – их цветом, формой, фактурой.

Первая и главная особенность сюжетов жанровой живописи – это жизненная реальность. Само по себе обращение к реальности не было явлением необычным для японского искусства. Поэты и художники всегда пристально вглядывались в окружающий мир, главным образом в мир природы, передавая через него движения человеческой души. Наблюдательность, умение уловить тончайшие оттенки чувства характерны для японских поэтов всей эпохи средневековья. Однако буддийская идея иллюзорности бытия, быстротечности и эфемерности человеческой жизни окрашивала все это грустью, лишала полнокровности, поскольку видимый мир представал лишь отражением непостижимости Абсолюта.

Одним из прославленных художников был Хонъами Коэцу (1558–1637). Он был искусен не только в живописи, но и в изготовлении лакированных изделий, гончарном деле, чайной церемонии, японской поэзии, скульптуре, литературе, также он славился своими картинами на песке и масками для театра но. Возможно, он был самым разносторонним художником за всю японскую историю.

Обращение к реальности как самоценности было новшеством, не имевшим прецедентов в японском искусстве. Это открытие жанровой живописью эстетической ценности реального мира и было ее самым важным качеством.

Здесь существенно важно уникальное развитие жанровой живописи в Японии XVI – начала XVII веков, что уже нельзя воспринимать иначе, как ярчайшее ренессансное явление. Жанры расцветают и увядают, с развитием новых жанров или видов искусства – в литературе и театре Японии XVII–XVIII веков, с новыми достижениями в живописи, в цветной гравюре на рубеже XVIII–XIX веков, что представляет венец Ренессанса в Японии.

2.3 Драматургия и театр

В области драмы, не меньше чем в области философии, религии, образования, литературы или живописи, господствовали традиционные условности пока Тикамацу и его современники и последователи не разрушили их своими блестящими творениями.

Театральные представления были необычайно популярны у японского народа, возможно, они давались в придворных кругах. Но это было в 1690 г., после того, как Тикамацу и другие драматурги сделали для театра то же, что Шекспир для английской сцены. Столетием раньше мы обнаруживаем, что и в Европе, и в Японии основа драмы была скорее религиозной, чем светской и при этом скованной условностями и традициями, а не оригинальной и свободной.

В Европе театр в собственном смысле слова зарождается лишь в эпоху Возрождения и достигает расцвета к ее закату. В Японии исстари синтоистские и буддийские храмы устраивали представления религиозного, вместе с тем развлекательного, характера, чтобы «усладить богов» и привлечь паломников. (Нечто подобное устраивалось и в средневековой Европе.) Песни и пляски, кроме народных, вместе с буддизмом, пришли из Индии, Китая, Кореи. Еще в VIII веке в Японии получает развитие мастерство «сангаку», занесенное из Китая, здесь обретшее смысл «обезьяньего искусства» – «саругаку», театр, в котором разыгрывались фарсы, показывали марионеток, выступали мимы, фокусники, акробаты. В своем роде средневековая эстрада.

В XIV веке один из народных театров саругаку возглавил актер и драматург Каннами, его театр носил название Саругаку-но Но. Каннами выступил как новатор и реформатор театра, его сын Дзэами театр Но привел к расцвету (саругаку – «обезьянничанье» – было отброшено). В эпоху Муромати родился классический театр Японии, как ни удивительно, во многом близкий к древнегреческому театру, только без разделения на трагедию и комедию, драма сочеталась с фарсом, действие и диалоги – с пением, с участием Хора и оркестра. И снова, как с Хэйанской эпохой, есть основания говорить о японской «античности», хотя исторически древность осталась в далеком прошлом.

Из классических форм японского театра наиболее известны за рубежом именно Но и Кабуки, в основе которых лежат анимистские элементы японской культуры. Театр Но пользовался огромной популярностью у военной аристократии средневековой Японии отчасти потому, что его эстетическая строгость в чем-то перекликалась с ригоризмом самурайского духа. В отличие от жестокой этики самураев, эстетическая строгость Но достигалась благодаря изысканной канонизированной пластике актеров, оказывавшей нередко сильное подсознательное впечатление на зрителей. Театр Но – это, по существу, театр фантазии. Его сцену можно сравнить со своеобразным киноэкраном, на котором проецируются подсознательные видения, рождающиеся в воображении ваки («свидетель», одно из трех амплуа), играющего роль «кинопроектора». Созерцая их на «экране» театра-фантазии, зритель словно заглядывает в самые потаенные уголки своей души.

Кабуки – более поздняя по сравнению с Но форма театра, возникновение которой относится в началу XVII в. Следует отметить, что анимистская основа театра Но была сохранена в новой сценической форме, однако Кабуки имел иную, нежели театр Но, направленность. В отличие от Но с его направленностью на прошлое Кабуки пользовался поддержкой нового сословия торговцев и проявлял интерес к проблемам современного ему мира. Театр Но и Кабуки популярны и в современной Японии, дополняя друг друга.

Страницы: 1, 2, 3, 4