Реферат: Функционирование лексемы "белый" в поэтических текстах С. Есенина
Изба
- старуха челюстью порога
Жует
пахучий мякиш тишины
2. Мифологема
женского начала и патриотизма в лирике С. Есенина
Мифологема женского
начала оказывается устойчивой категорией в творчестве С.А. Есенина.[10]
Она дает возможность лирическому герою поэта устоять во времена кризисов,
являясь опорой, поддерживающей его жизнь.
В ранней лирике, когда
поэт исповедует прекрасно и мудро устроенный мир, построенный на основе света,
добра и почитания материнства, мотив женского начала звучит жизнеутверждающе.
Своим присутствием оно облагораживает землю. В результате такого настроения
практически во всех стихотворениях 10-х годов звучит тема матери, выражающаяся
в разных образах: Богородицы, матери - земли, природы, России, матерей тварного
мира, матери поэта и даже в образах окружающих их предметов. Такое разнообразие
способов его выражения обусловлено тем, что на лирике Есенина сказалось влияние
двух традиций: литературной, доставшейся ему от символистов, в русле которой
софийность мира подчеркивается присутствием в нем Богоматери - хозяйки
прекрасно устроенного мира, и фольклорная, в которой тоже было заложено
представление о священном характере земных сил благодаря неразрывной связи
божественного и природного миров. В своем творчестве поэт стремится объединить
эти два начала в единое целое. Наиболее полно эта попытка реализуется в стихах
о Руси, в которых образы женщины, родины и природы слиты воедино.
Это ответный удар
женского начала на те проклятия, которые лирический герой посылает ей в «Москве
кабацкой». Теперь вместо возрождения, вместо материнского начала она является
знаком мести, расплаты за поругание над святынями. Из матери она превращается в
«злую и подлую оборванную старуху» с «невеселой холодной улыбкой». Этот мотив
является устойчивым для последнего периода творчества Есенина. В стихотворении
«Вижу сон. Дорога черная...» появляется образ женщины, которую нельзя любить: к
нему едет “нелюбимая милая”:[11]
Вижу сон. Дорога черная.
Белый
конь. Стопа упорная
И
на этом на коне
Едет
милая ко мне.
Едет,
едет милая, только нелюбимая.
Она несет с собой гибель
лирическому герою, символом которой является белый конь. Он хочет задержать ее
появление. И с этой просьбой обращается к тому, что было ему ближе всего на земле
- к природе, к березке:[12]
Эх, береза русская!
Путь
- дорога узкая.
Эту
милую, как сон,
Лишь
для той, в кого влюблен,
Удержи
ты ветками,
Как
руками меткими.
Поэт перед смертью хочет
примириться с «нелюбимой» - ради «березовой Руси», ради всего, что было ему
дорого:[13]
Хулиган я, хулиган.
От
стихов дурак и пьян.
Но
и все ж за эту прыть,
Чтобы
сердцем не остыть,
За
березовую Русь
С
нелюбимой помирюсь.
Мотив женщины, несущей
смерть приходит к Есенину от Блока, из цикла «Снежная маска». Его
предшественник писал:[14]
Нет исхода из вьюги,
И
погибнуть мне весело,
Завела
в очарованный круг,
Серебром
своих вьюг занавесила...
Февральская революция
1917 года коренным образом меняет мироощущение Сергея Есенина. Если в лирике
10-х годов он исповедовал прекрасно устроенный мир, то в “маленьких поэмах” он
переживает преображение мира - конец нынешних времен и начало новой,
вневременной жизни:[15]
Зреет
час преображенья,
Он
сойдет, наш светлый гость,
Из
распятого терпенья
Вынуть
выржавленный гвоздь. (“Преображение”)
Ощущение наступления
нового времени после революции переживал не только С.А. Есенин, но и другие
писатели его времени. Они ждали преображения мира и видели в революции способ
его изменения. У соловьевцев, например, символом преображения была София.
Младосимволисты хотели увидеть Россию, построенную на основе белого света,
добра и, главное, мудрости. Революцию 1917 года они воспринимали как
интеллигентскую.
Первая из
историко-революционных поэм этого периода, «Песнь о великом походе», написана
Есениным летом 1924 года. Эпоха Петра и эпоха Октября - к ним приковано
внимание поэта в двух «сказах», двух частях поэмы.
"Мы всему цари"
- эта ведущая идея первого «сказа» получает художественное воплощение в образе
«рабочего люда», построившего средь туманов и болот город. Те, кто строил его, погибли,
«на их костях лег тугой гранит». Но всесильного царя Петра страшит народное
возмездие. По ночам ему слышится гневный голос погибших: [16]
И
все двести лет
Шел
подземный гуд:
"Мы
придем, придем!
Мы
возьмем свой труд..."
Питерские рабочие, чьи деды
и прадеды гордо заявляли: «Мы всему цари», поднявшиеся на защиту города
революции, - главные герои второго вольного «сказа».
Поэт слагает песнь в
честь бойцов "красного стана";[17]
Пусть
вас золотом
Свет
зари кропит.
В
куртке кожаной
Коммунар
не спит.
Сатирически рисует Есенин
«белый стан», передавая обреченность, моральное падение его защитников. Вместе
с тем, изображая врага, он не преуменьшает смертельной опасности интервенции.
Отсюда острота, напряженность драматического конфликта, сила художественной
правды поэмы, которая как мы видим, выражается в применении поэтом смысла
«белого» цвета.[18]
3.
Философское сравнение цвета в поэзии А. Фета и С. Есенина
Критик Валерий Лысенко,
поднявший вопрос о цветовых «звучаниях» произведений классиков приводит
следующее сравнение:[19]
«…здесь видна дистанция
между автором, наблюдателем (лирическим субъектом) и объектом описания
(лирическим объектом). Когда уши слышат то, что по ситуации им слышать не
следует, глаза открыты, когда им положено быть закрытыми, а мозг переводит
слышимое и зримое в слова, ритмы и рифмы, - естественно, ни слияния с природой,
ни даже с возлюбленной не происходит, автор и лирический субъект раздельны и
между собой, и с природой, и с лирическим «объектом» - той, кто пришла на
свидание... Автор выступает как субъект по отношению к своему лирическому
двойнику, лирический герой находится в позиции субъекта по отношению к природе
и возлюбленной. То есть отношения … субъект-объектные».
То же и с другим
фетовским стихотворением, разобранным Лысенко.
Печальная береза
У моего окна,
И прихотью мороза
Разубрана она.
Как гроздья винограда,
Ветвей концы висят, –
И радостен для взгляда
Весь траурный наряд.
Люблю игру денницы
Я наблюдать на ней,
И жаль мне, если птицы
Стряхнут красу ветвей.
1842
г.
Он разбирает его в
сравнении с есенинским:
Белая береза
Под моим окном
Принакрылась снегом
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит береза
В сонной тишине
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
1913
г.
Различие обнаруживается с
самых первых определений. У Фета береза «печальная», у Есенина - «белая». Можно
ли сказать, что слово «белая» имеет смысловую соотнесенность со словом
«печальная»?
К печали больше
«подходит» черный (темный, во всяком случае) цвет. Белый цвет ассоциируется,
как правило, с жизнелюбием, уверенностью, спокойствием. Но есть и еще разница.
«Белая береза» - устойчивое словосочетание, традиционное для России, имеющее
положительный подтекст, но в то же время не субъективно-оценочное.
«Печальная береза» -
выражение явно субъективное, связанное с определенным умонастроением
наблюдателя. Фет именно так видит зимнюю березу, и именно Фет так видит…
У Фета береза - просто
красивое дерево. У Есенина - живое самостоятельное существо в живой природной
семье. Береза Фета - объект не только по отношению к лирическому субъекту, но и
среди других природных явлений. Она разубрана прихотью мороза, а есенинская
береза сама принакрылась снегом. У фетовской березы ветвей концы висят, как
гроздья винограда (сравнение довольно любопытное, заставляющее думать, что
лирическому субъекту вспоминается лето), а у есенинской - на пушистых ветках
снежною каймой распустились кисти белой бахромой (сравнение из деревенского
быта: береза как будто платком принакрылась, как будто девушка задумалась перед
свиданием). Субъективность в стихотворении Фета очевидна: [20]
И радостен для взгляда
Весь траурный наряд (“траурный” – белое на черном);
«И жаль мне...»; «красу
ветвей». Но эта субъективность - свидетельство субъект-объектного видения мира
(лирический субъект передает в терминах поэтической речи свое восприятие природного
объекта). У Есенина - нечто совершенно иное. Прежде всего, в его стихотворении
виден антропоморфизм - одушевление природы, приписывание ей человеческих
свойств с помощью белого цвета. Береза Есенина - самостоятельный субъект наряду
с другими субъектами («заря, лениво обходя кругом...»). И мы вправе сделать
вывод о том, что отношение лирического «я» к природе в стихотворении Есенина -
субъект-субъектное.
Страницы: 1, 2, 3 |