Курсовая работа: Влияние творчества Блока на поэзию Анны Ахматовой
Выступая
в роли Арлекина в любовном треугольнике, Блок вводится в "Девятьсот
тринадцатый год" как символический образ эпохи, "серебряного века во
всем его величии и слабости" ( говоря словами Ахматовой),- как
"человек-эпоха", т.е. как выразитель своей эпохи. Развертывание этого
образа произошло в поэме не сразу. В первой редакции даны лишь ключевые строки
к образу романтического демона, объединяющего крайности добра и зла, идеальных
взлетов и страшного падения:
На
стене его тонкий профиль
Гавриил
или Мефистофель
Твой,
красавица, паладин?
В
первоначальной версии не ясно даже, является ли он счастливым соперником
драгуна- Пьеро, Сцена их встречи до 1959г. читалась так:
...с
улыбкой жертвы вечерней
И
бледней, чем святой Себастьян,
Весь
смутившись, глядит он сквозь слезы,
Как
тебе протянули розы,
Как
соперник его румян.
В.М.
Жирмунский (№11 стр. 76) замечает поэтому поводу:" Румяный" соперник
- эпитет вряд ли подходящий для Блока, тем более в его роли демонического
любовника. Но этот эпитет является цитатой из самоописаний Блока и ряда
характеристик его внешности в молодые годы, данных другими. Эта
"румяность" одно время угнетала его (слово "румяный" еще
раз появляется в стихотворении Ахматовой на смерь Блока: И приходят румяные
вдовушки), ср. стих Блока:
И
льнут к нему... в его лице румянец (" Как тяжко мертвецу среди
людей..." 1912) в первой публикации -"Современник" 1912, №11,
позднее соответствующая строфа была опущена). - Розоватость Блока - постоянный
мотив в мемуарах Андрея Белого, ср.: "Стройный, с лицом розовеющим,...он
щурясь оглядывал отблески стекол" ( "Начало века", стр. 458),
" Но ..Александр ли Блок ,- юноша этот , с лицом, на котором без вспышек
румянца горит розоватый обветр"...(там же, стр. 287).
Однако
лишь в 1962г. появились опознавательные строчки:
Это
он в переполненном зале
Слал
ту черную розу в бокале...
И
тогда же эпитет "румян" был заменен нейтральным:
Как
соперник его знаменит.
Отрывок
о Блоке в окончательной редакции расширен добавлением восемнадцати стихов,
слагавшимся постепенно:
1956:
Но такие таятся чары
В
этом страшном дымном лице:
Плоть,
почти что ставшая духом,
И
античный локон над ухом-
Все
таинственно в пришельце.
1962:
Это он в переполненном зале
Слал
ту черную розу в бокале,
Или
все это было сном?
С
мертвым сердцем и мертвым взором
Он
ли встретился с Командором,
В
тот пробравшись проклятый дом?
1956:И
его поведано словом,
Как
вы были в пространстве новом,
Как
вне времени были вы,-
И
в каких хрусталях полярных,
И
в каких сияньях янтарных
Там
у устья Леты Невы.
Первая
строфа, примыкающая к предшествующей, развивает образ романтического героя -
"демона". Остальное состоит из четырех полустроф, содержащих
последовательные аллюзии на четыре известных стихотворения Блока, из которых
два, - из цикла "Страшный мир", имевшего для творчества Ахматовой
особенно большое значение.
Первая,
наиболее ясная ("В ресторане", 1910), не требует дальнейших
разъяснений. Вторая связана со стихотворением "Шаги Командора"
(1910-1912). Третья является перифразой посвященному Андрею Белому ("Милый
брат! Завечерело...", 1906):
Словно
мы- в пространстве новом,
Словно-
в новых временах.
Четвертая
отдаленно перекликается со стихотворением "Вновь оснеженные колонны..."
(1909), посвященным В.Щеголевой и изображающим поездку на острова:
Там,
у устья Леты-Невы.
Переклички
"Поэмы" с " Шагами Командора" Блока.
Для
общей концепции образа Блока и всей эпохи в целом особенно знаменательно
включение стихотворения "Шаги командора" в эту цепь аллюзий. В
стихотворении, изображающем осужденного на гибель Дон-Жуана,
"изменника" романтическому идеалу единственной и вечной любви, звучит
тот же мотив надвигающегося "возмездия":
Из
страны блаженной, незнакомой, дальней
Слышно
пенье петуха.
Что
изменнику блаженства звуки?
Миги
жизни сочтены...
Ср.
неслучайный отголосок этого мотива в поэме Ахматовой:
Крик
петушиный нам только снится,
За
окошком Нева дымится
Ночь
бездонна и длится, длится-
Петербургская
чертовня .
Этот
отрывок перекликается и со стихами из первого стихотворения цикла "На поле
Куликовом":
И
вечный бой! Покой нам только снится,
а
третьей строкой ( Ночь бездомна) с блоковскими стихами Жизнь пуста, безумна и
бездонна (также из "Шагов Командора) и Жизнь пустынна, бездомна, бездонна.
"Блок
ждал Командора",- записала Ахматова в своих материалах к поэме: это
ожидание - также признак людей ее "поколения", обреченных погибнуть
вместе со старым миром и чувствующих приближение гибели. Не случайно и
Коломбина, как сообщается в прозаическом введении к главе второй, некоторым
кажется "Донной Анной (из "Шагов Командора")". Перекличка
эта явственно начинается уже в предпосланном всей поэме "Девятьсот
тринадцатый год" эпиграфе из оперы Моцарта "Дон-Жуан", в которой
гибель ветреного и распутного любовника впервые, по крайней мере музыкальными
средствами, изображена как романтическая трагедия:
Dfinirai
Pria dell aurora.
<Ты
перестанешь смеяться раньше, чем взойдет заря (итал.)> (№10, стр. 163).
В
"Шагах Командора" обнаруживается немало звеньев, которые - при
сохранении и общей схемы- с большим или меньшим приближением
"разыгрываются" в "Поэме". Помимо уже указанных перекличек
ср. еще:
Настежь
дверь. из непомерной стужи,
Словно
круглый бой ночных часов
Бой
часов: "ты звал меня на ужин.
Я
пришел. А ты готов?
У
Ахматовой:
Я
, к стеклу приникшая стужа...
Вот
он , бой, крепостных часов
Выходи
ко мне смело навстречу -
Гороскоп
твой давно готов...
У
Блока :
бьют
часы в последний раз
У
Ахматовой:
Не
последние ль близки сроки...
А
часы все еще не бьют...
У
Блока:
В
час рассвета холодно и странно
В
час рассвета - ночь мутна.
У
Ахматовой:
Не
предчувствием ли рассвета
По
рядам пробежал озноб...
У
Блока:
В
пышной спальне страшно в час рассвета...
Холодно
и пусто в пышной спальне
Настежь
дверь. из непомерной стужи
В
зеркалах отражены?
Скоро
ль видеть неземные сны...
Нет
ответа - тишина.
Анна!
Анна! - Тишина.
За
ночным окном - туман.
У
Ахматовой:
Но
мне страшно...
Спальню
ты убрала как беседку...
В
дверь мою никто не стучится,
Только
зеркало зеркалу снится,
Тишина
тишину сторожит.
А
часы все еще не бьют
Дева
Света! Где ты, Донна Анна?
Анна!
Анна! Тишина.
Герой
"без лица и названья ".
Далее
хотелось бы отметить ряд не отмеченных до сих пор приемов, перекличек и цитации
блоковских текстов в поэме.
Прежде
всего - несколько соображений о реминисценции одного символичческого образа
("Без лица и названья") у Ахматовой.
В
"Поэме без героя" дважды выступает некто "без лица и
названья":
С
детства ряженых я боялась,
Мне
всегда почему-то казалось,
Что
какая-то тень
Среди
них "без лица и названья"
Затесалась.
(3, стр. 39).
И
дождался он. Стройная маска
На
обратном "Пути из Дамаска"
Возвратилась
домой ... не одна!
Кто-то
с ней "без лица и названья..."
Недвусмысленное
расставанье
Сквозь
косое пламя костра
Он
увидел... (№3, стр. 49)
Включение
во второй отрывок "без лица и названья"в сюжет позволяет поставить
вопрос о связи носителя этой формулы - в данном случае - с тем, о ком сказано в
отрывке:
Мимо,
тени!- Он там один.
На
стене его профиль.
Гавриил
или Мефистофель
Твой,
красавица, паладин?
Демон
сам в улыбкой Тамары,
Но
также таятся чары
В
этом страшном дымном лице -
Плоть,
почти что ставшая духом,
И
античный локон над ухом,
Все
таинственно в пришельце.
Это
он в переполненном зале
Слал
ту черную розу бокале
Или
все это было сном?
С
мертвым сердцем и мертвым взором
Он
ли встретился с Командором,
В
тот пробравшись проклятый дом?
И
его поведаном словом ,
Как
вы были в пространстве новом,
Как
вы были в пространстве новом,
Как
вне времени были вы,-
И
в каких сияньях янтарных
Там.
у устья Леты - Невы.
Окончательное
уточнение содержится в стихах:
Побледнев,
он глядит сквозь слезы,
Как
тебе протянули розы
И
как враг его знаменит.(№3, стр.47)
Отсюда
- правдоподобное заключение об одном из конкретных приурочен ных "без лица
и названья" второго отрывка и вероятное предположение о генеологии этого
образа. Речь идет прежде всего о слое блоковских образов и символов ( вр.
запись в связи со свиданием Коломбины: "Призраки в вьюге [ может быть,
даже - двенадцать Блока, но вдалеке и нереально] " ). В этом смысле нельзя
считать опровержением сказанного здесь Ахматовой: <"Кто-то без лица и
названья" ( Лишняя тень" 1-й главы) , конечно, никто, постоянный
спутник нашей жизни и виновник стольких бед. (сознаюсь что 2-й раз он попал в
Поэму [ 3 главка ] прямо из балетного либретто, где он в собольей шубе и
цилиндре, в своей карете провожал Коломбину, когда у него под перчаткой не
оказалось руки) . Итак ,то - шестая страница неизвестно чего почти неожиданно
для мен самой, стала вместилищем авторских тайн. Но кто обязан верить автору? .
И от чего думать, что будущих читателей ( если они окажутся) будут интересовать
именно эти мелочи. В таких случаях мне почему-то вспоминается Блок, которой с
таким воодушевлением в своем дневнике записывает всю историю "Песен
судьбы.".. Видно, Александр Александрович придавал очень важное значение
этой пьесе, а я почти за полвека не слышала, чтобы кто-нибудь сказал о ней
доброе или вообще какое-нибудь слово( бранить Блока вообще не принято).
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7 |