Курсовая работа: Творческое развитие Анны Ахматовой через лирическую героиню
Муза-сестра заглянула в лицо,
Взгляд ее ясен и ярок.
И отняла золотое кольцо,
Первый весенний подарок…
Лирическая героиня как будто
знает свою судьбу заранее: она отдаст должное человеческим чувствам, любви, но
никогда не будет принадлежать им полностью:
Знаю: гадая и мне обрывать
Нежный цветок маргаритку.
Должен на этой земле испытать
Каждый любовную пытку.
И все же в ней еще нет тех сил,
чтобы отречься от земного без боли, и она страдает:
…не хочу, не хочу, не хочу
Знать, как целуют другую.
В этом стихотворении (Муза, 1911)
интересен момент кольцевой композиции. Вначале "ясен и ярок" взгляд у
сестры-Музы, а в конце лирическая героиня говорит:
Завтра мне скажут, смеясь,
зеркала:
"Взгляд твой не ясен, не
ярок…"
Тихо отвечу: "Она отняла
Божий подарок".
Получается, что лирическая
героиня приносит личное земное счастье в жертву искусству, Музе, отдавая все
живое и яркое в себе Слову. Интересно здесь и упоминание о зеркалах – по сути,
это дверь в тонкие миры, в том числе и в мир вдохновения, в мир гения. Следует
отметить, что многие исследователи подчеркивали важность этого символа в поэзии
Ахматовой – зеркала. Так, Валентин Корона в работе "Поэзия Анны Ахматовой:
поэтика автовариаций посвящает
отражающим символам, в том числе и зеркалам, в лирике Ахматовой интересную
главу:
"С архетипом зеркального
отражения связан целый комплекс идей, таких, например, как существование
двойников, прозрачность границ, возможность мгновенного переноса в пространстве
и времени и т.п., а главное – разделение мира на “этот и тот”. Все эти идеи
воплощены в мире лирической героини по отдельности или в различных сочетаниях…
Зеркальное отражение отличает
“отделенность” от оригинала и связанная с этим “самостоятельность” поведения. Вышеперечисленные
Двойники существуют в мире лирической героини как бы сами по себе и в полной
мере проявляют вышеуказанные свойства.
Границы в мире лирической
героини не только прозрачные, но и “твердые”, т.е. обладают теми же свойствами,
что и поверхность зеркала. Одна из таких границ – поверхность неба, отделяющая
земной мир от небесного. Постоянно подчеркивается “прозрачность” Неба: “И когда
прозрачно небо... ” – и его “твердость”: “Пустых небес прозрачное стекло... ”,
“Надо мною свод воздушный / Словно синее стекло... ”, “Но безжалостна эта
твердь... ” и т.п.
Твердость и прозрачность границы
означает, что она проницаема для взгляда, но непроницаема для тела.
Переход через прочные и
прозрачные границы сопровождается изменением состояния того, кто их пересекает.
Лирический герой, попадая в небесный мир, превращается в райскую птицу: “И
когда прозрачно небо, / Видит, крыльями звеня... ”, а лирическая героиня,
пересекая границу Сада, преображается “телесно” и “душевно”: “Как в ворота
чугунные въедешь, / Тронет тело блаженная дрожь, / Не живешь, а ликуешь и
бредишь / Иль совсем по-иному живешь... ” Пересечение любой границы в мире
лирической героини равнозначно переходу в иной мир.
О мгновенном переносе из одной
точки пространства в другую говорит такое ожидаемое событие, как перенос из
“горницы” в “храм”: “Снова мне в прохладной горнице / Богородицу молить... “...
” / Только б сон приснился пламенный, / Как войду в нагорный храм... ”"[9]
Лирическая героиня понимает, что
уготованный ей путь – не из легких, она предвидит лишения на этом пути:
Ах, пусты дородные котомки,
А на завтра голод и ненастье!
(Под навесом темной риги жарко,
1911)
Однако сойти с этого пути для
нее - означает смерть. В стихотворении "Хорони, хорони меня, ветер! "
лирическая героиня словно прогнозирует: а что с ней станет, если она выберет
такой желанный для нее путь земной страсти, любви? Прогноз этот неутешительный,
она обращается к ветру, символу свободы, так:
Я была, как и ты, свободной,
Но я слишком хотела жить.
Видишь, ветер, мой труп холодный,
И некому руки сложить.
Последняя фраза подчеркивает
суетность мирских наслаждений: часто земная любовь предает, и человек остается
одиноким. Стоит ли менять свободу и дар творчества на такой трагический исход?
И все же эта тропа так желанна,
что трудно пересилить себя и отказаться от земного счастья, поэтому иногда
лирическая героиня в преддверии земной любви не спит по ночам: ее терзают
сомнения.
Я эту ночь не спала,
Поздно думать о сне…
Создается ощущение, что в
лирической героине происходит тяжелая борьба. Между чем? Скорее всего, между
жизнью и вечным.
Еще подспудно, подсознательно,
она выбирает второе, а настоящей большой любви боится. За всем этим стоит страх
перед катастрофой личной свободы, катастрофой творчества. Она готова убить свою
любовь – и она это делает, лишь бы не кануть в чувства навсегда. Сколько раз
лирическая героиня хоронила своих возлюбленных?
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Это в "Вечере". Сероглазый
король – единственная, сокровенная любовь, любовь на века. Такая любовь, если
положить ее на чашу весов, едва ли не перевесит и свободу, и восторги
творчества. Здесь выбор за героиней, и она выбирает свободу, а возможность
самой большой земной любви умирает и превращается в боль.
Позднее Ахматова напишет еще одно
стихотворение, вошедшее в сборник "Белая стая", в котором ее
единственный светлый жених окажется на смертном одре, измученный жестокой
судьбой и нелюбовью лирической героини. Пронзительная сила этого стихотворения
заключается в том, что вдруг становится ясно, что крест отречения от любви
несет не только лирическая героиня, но и тот, от которого она усилием воли
смогла отказаться. Получается, что ее твердость, ее выбор стали приговором для
Него.
Совершив отреченье от земной
истинной любви, лирическая героиня А. Ахматовой начинает свое служение
искусству, Музе, миру гениев. Однако тоска по пятому измерению (так она назвала
любовь) приводят ее к тому, что она начинает в любовь играть, не ведая еще,
куда ее может завести подобный маскарад.
В игре своей она, конечно же,
бесподобна. Страстная любовница, неверная жена, Золушка, канатная плясунья –
арсенал ее масок действительно впечатляет. Она способна жестом, словом,
взглядом добиться своего, присушить:
И как будто по ошибке я сказала:
"Ты…"
Озарила тень улыбки милые черты.
Далее она разъясняет нам, что
подобные умышленные оговорки – своего рода наживка, от которой "всякий
вспыхнет взор", и понятно, что она такими вот приемами владеет виртуозно. Ради
чего? Ради игры. Влюбила в себя, а сама любит не более чем сестринской любовью.
Нет, конечно, она увлекается, и
порой сильно: "я сошла с ума, о мальчик странный! ", она отдает
должное силе любви:
Любовь покоряет обманно
Напевом простым, неискусным…
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует…
Но
…верно и тайно ведет
От радости и от покоя…
…страшно ее угадать!
И конечно она страдает из-за
любви: "... память яростная мучит, // Пытка сильных – огненный недуг!
" Однако она способна побеждать этот недуг, она с гордостью может сказать
любимому:
Сердце к сердцу не приковано,
Если хочешь – уходи.
Много счастья уготовано
Тем, кто волен на пути.
Она способна забыть прежнее,
какую бы боль это ей не причиняло:
Кто ты: брат мой или любовник,
Я не помню, и помнить не надо.
Поражает та степень свободы,
которую лирической героине удается отстоять в отношениях, она любит, но не
принадлежит, и это типично мужская черта в ее характере: "Муж хлестал меня
узорчатым, // Вдвое сложенным ремнем. // Для тебя в окошке створчатом // Я всю
ночь сижу с огнем". И еще: "Меня покинул в новолунье // Мой друг
любимый. // Ну так что ж! " Создается ощущение, что ей нравится
балансировать между дозволенным и недозволенным в отношениях: "Пусть путь
мой страшен, // пусть опасен. // Еще страшнее путь тоски". О какой тоске
идет речь? О тоске по Настоящей любви: "Но сердце знает, сердце знает, // что
ложа пятая пуста! " Интересно отношение поэтессы к числу пять: мы уже
писали о том, что она называла любовь "пятым измерением" (в энциклопедии
символов сказано: "Число пять связывали… с любовью, чувственностью…[10]"),
а здесь мы понимаем, что пятая ложа – отнюдь не место в театре, а, скорее,
место в сердце для Него, Сероглазого короля, и оно пустует, потому что
лирическая героиня совершила отречение от Любви ради свободы, а страсть и
другие забавы сердца – это всего лишь забавы, это игра.
В сборнике "Четки"
противоречия в характере героини усиливаются, вступают в смертельную схватку. Создается
впечатление, что они готовы разорвать ее в этой борьбе. Игра в любовь заходит
слишком далеко, становится нестерпимой страстью, мукой. Неслучайно сборник
открывает стихотворение "Смятение".
По тональности "Четки"
сродни второй книге стихов А. Блока "Пузыри земли", особенно
стихотворение "Все мы бражники здесь, блудницы". Пафос стихотворения
задан строкой "Как невесело вместе нам! " Речь здесь идет о том, что
греховность сладка только внешне, суть же ее убога и никакого душевного веселия
не дает человеку. Недаром "…навсегда забиты окошки" в художественном пространстве
стихотворения, это значит, что внутреннее творческое зрение, одухотворенность
лирической героини застланы каким-то разрушающим началом. Символика тоже
зловеща: ад, смертный час, черный цвет узкой юбки и трубки, которую курит
избранник героини, кошачий разрез его глаз – все страшно до такой степени, что "сердце
тоскует". Какой антитезой звучат эти строки прежним, умиротворенным, тем,
что были произнесены лирической героиней еще в начале пути!
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5 |
