Курсовая работа: Культура русского дворянства XVIII-XIX веков
Чисто русские обеды не
начинались сразу за столом. Перед обедом всегда следовала закуска. Французы
называли такой обычай “пищей до пищи” . Закусывали не в столовой, а в буфетной,
или на отдельном столике-буфете, или (во Франции) подавали на отдельных
подносах. Здесь, как правило, было несколько сортов водки, сыры, икра, рыба,
хлеб. Принято было сначала закусывать мужчинам без дам, чтобы последние не
стесняли их в употреблении крепких напитков. И только некоторое время спустя
дамы во главе с хозяйкой дома тоже присоединяются к закусывающим. Особым
лакомством во время закусок были устрицы. Часто все застолье устраивалось ради
этого блюда. Безграничная любовь к устрицам считалась чем-то вроде модной
болезни. [4.c.,147]
Да и заканчивались обеды
не сразу, постепенно. В самом конце застолья подавались “небольшие стаканчики
из цветного хрусталя или стекла” для “полоскания после обеда во рту”. Затем все
переходили в гостиную, где уже был готов поднос с чашками, кофейником и
ликером. [4.c.147]
3. Роль женщины
Мы уже говорили о том,
как менялся, развивался и складывался нравственный облик человека XVIII —
начала XIX века. Но при этом, хотя мы все время говорили «человек», речь шла о
мужчинах. Между тем женщина этой поры не только была включена, подобно мужчине,
в поток бурно изменяющейся жизни, но начинала играть в ней все большую и
большую роль. И женщина очень менялась.
Характер женщины весьма
своеобразно соотносится с культурой эпохи. С одной стороны, женщина с ее
напряженной эмоциональностью, живо и непосредственно впитывает особенности
своего времени, в значительной мере обгоняя его. В этом смысле характер женщины
можно назвать одним из самых чутких барометров общественной жизни. С другой
стороны, женский характер парадоксально реализует и прямо противоположные
свойства. Женщина — жена и мать — в наибольшей степени связана с
надысторическими свойствами человека, с тем, что глубже и шире отпечатков
эпохи. Поэтому влияние женщины на облик эпохи в принципе противоречиво, гибко и
динамично.
Итак, чин женщины, если
она не была придворной, определялся чином ее мужа или отца. В документах эпохи
мы встречаем слова: «полковница», «статская советница», «тайная советница».
Однако слова эти определяют не независимое положение самой женщины, а положение
ее мужа (для девушки — отца). В комедии Д. Фонвизина «Бригадир» Бригадирша и
Советница — это, соответственно, жены Бригадира и Советника.
Современному читателю
естественно понять слово «секретарша» как указание на должность или место
службы женщины. Однако такое толкование в конце XVIII — начале XIX века было бы
совершенно невозможным. Речь идет о жене секретаря.
Подобная исключенность
женщины из мира службы не лишала ее значительности. Напротив, роль женщины в
дворянском быту и культуре в течение рассматриваемых лет становится все
заметнее. Женщина не могла выполнять чисто мужских ролей, связанных со службой
и государственной деятельностью. Но тем большее значение в общем ходе жизни
получало то, что культура полностью передавала в руки женщин.
Вхождение женщин в мир,
ранее считавшийся «мужским», началось не с этих — все же достаточно редких —
случаев. Оно началось с литературы. Петровская эпоха вовлекла женщину в мир
словесности: от женщины потребовали грамотность.
Однако применительно к
женскому миру интересующей нас эпохи можно говорить и о другом. К концу XVIII
века речь шла уже не о грамотности и не только о способности выражать в
переписке свои интимные чувства. К этому времени частная переписка (семейная,
любовная), постепенно разрастаясь, превратилась в неотъемлемую черту
дворянского быта. Письма эти не хранили, и огромное число их погибло, но и то,
что сохранилось, свидетельствует, что жизнь женщины без письма стала
невозможной.
Сложные процессы, имеющие
прямое отношение к миру женской культуры, происходят и внутри литературы. Два
основных ее типа разделяла в ту пору черта, по одну сторону которой оказывалась
высоко авторитетная государственная, научная, военная и т. д. печать,
руководимая правительством, по другую — литература художественная, допущенная
(если ей не приписывается дидактическая, поучающая функция, полезная тому же
государству) как безвредная забава. Ее роль — обслуживать досуг. Но уже очень
рано допущенная гостья начинает претендовать на роль хозяйки.
Книга стоит дорого, и ее
зачастую не покупают, а переписывают. Остаются в рукописях и многие переводы из
иностранных авторов. Карта культуры делается все более разнообразной: в нее
входят и государственные акты, и исторические сочинения, и любовные романы, и
письма, и официальные бумаги. Круг печатных и рукописных материалов настолько
обширен, что одни части библиотеки хранятся теперь в кабинете хозяина, а другие
— у его жены, даже если «она любила Ричардсона. Не потому, чтобы прочла...».
[5.c.,147]
Так к концу XVIII века
появляется совершенно новое понятие — женская библиотека. Оставаясь по-прежнему
(как уже говорилось, за редкими исключениями) миром чувств, миром детской и
хозяйства, «женский мир» становился все более духовным.
Женщина стала
читательницей. Но книги были разные, и читательницы — тоже. Мы знаем в конце
XVIII — начале XIX века замечательных русских женщин, которые, как Татьяна
Ларина или Полина из пушкинской повести «Рославлев», были приобщены к высшим
проявлениям европейской и русской литературы. Но документы сохранили для нас
упоминания и многочисленных уже в пушкинскую эпоху девушек и женщин, не
отличавшихся особыми талантами. Это не были писательницы, как Е. Ростопчина,
или участницы исторических событий, как Н. Дурова. Это были матери. И хотя
имена их остались неизвестными, их роль в истории русской культуры, в духовной
жизни последующих поколений огромна. Домашние библиотеки женщин конца
XVIII — начала XIX века сформировали
облик людей 1812 года и декабристской эпохи, домашнее чтение матерей и детей
1820-х годов — взрастило деятелей русской культуры середины и второй половины
XIX века.
Но не только привычка к
чтению меняла облик женщины. Женский быт изменялся стремительно, и моды,
костюмы, поведение бабушек внучкам представлялись карикатурными и вызывали
смех. Казалось бы, женский мир, связанный с вечными свойствами человека:
любовью, семейной жизнью, воспитанием детей, — должен был быть более
стабильным, чем суетный мир мужчин. Но в XVIII веке получилось иначе: реформы
Петра I перевернули не только государственную жизнь, но и домашний уклад. [3.c.,67]
Первое последствие реформ
для женщин — это стремление внешне изменить облик, приблизиться к типу
западноевропейской светской женщины. Меняется одежда, прически — например,
появляется обязательный парик. Кстати, парики, для того чтобы они хорошо
сидели, надевались на остриженную голову. Поэтому когда вы видите на портретах
XVIII века красивые женские прически, — это прически из чужих волос. Парики
пудрили. В «Пиковой даме», как вы помните, старуха-графиня, хотя действие
повести происходит в 30-е годы XIX века, одевается по модам 70-х годов XVIII
столетия. У Пушкина есть фраза: «...сняли напудренный парик с ее седой и плотно
остриженной головы». Действительно, так оно и было. [5.c.,167]
Платья, разумеется, тоже
стали другими. Изменился и весь способ поведения. В годы петровских реформ и
последующие женщина стремилась как можно меньше походить на своих бабушек (и на
крестьянок).
В модах царила
искусственность. Женщины тратили много сил на изменение внешности. Моды были
разные. Купчихи, например, красили зубы в черный цвет, и в купеческом мире это
считалось идеалом красоты.
В более европеизированном
обществе зубы, конечно, не чернили. Но и здесь имелись способы изменять свою
внешность. Например, на лицо налепляли мушки, которые делались из тафты или из
бархата. Место, куда прилеплялись мушки, не было случайным. Например, мушка в
углу глаза означала: «Я вами интересуюсь», мушка на верхней губе: «Я хочу
целоваться». А поскольку в руках у женщины был веер, движения которого также
получали особый смысл (например, резкое закрывание веера означало: «Вы мне не
интересны!»), то комбинации мушек и игры веера создавали своеобразный «язык
кокетства».
Дамы кокетничали, дамы
вели в основном вечерний образ жизни. А вечером, при свечах, требовался яркий
макияж, потому что при свечах лица бледнеют (тем более — в Петербурге с его
зловредным климатом!). Из-за этого у дам уходило очень много (за год, наверное,
с полпуда!) румян, белил и разной другой косметики. Красились очень густо. [4.c.,167]
В петровский период
женщина еще не привыкла много читать, еще не стремилась к разнообразию духовной
жизни (конечно, это лишь в массе: в России уже были писательницы). Духовные
потребности большинства женщин удовлетворялись еще так же, как в допетровской
Руси: церковь, церковный календарь, посты, молитвы. Разумеется, до конца XVIII
столетия, до «эпохи вольтерьянства», в России все были верующими. Это было
нормой, и это создавало нравственную традицию в семье.
4. Воспитание детей
Однако и семья в начале
XVIII века очень быстро подверглась такой же поверхностной европеизации, как и
одежда. Женщина стала считать нужным, модным иметь любовника, без этого она как
бы «отставала» от времени. Кокетство, балы, танцы, пение — вот женские занятия.
Семья, хозяйство, воспитание детей отходили на задний план. Очень быстро в
верхах общества устанавливается обычай не кормить детей грудью. Это делают
кормилицы. В результате ребенок вырастал почти без матери. (Конечно, это не в
провинции и, конечно, не у какой-нибудь бедной помещицы, у которой двенадцать
человек детей и тридцать душ крепостных, а у дворянской, чаще всего —
петербургской, знати). [2.c.,54]
Стремление к «естественности»
прежде всего оказало влияние на семью. Во всей Европе кормить детей грудью
стало признаком нравственности, чертой хорошей матери. С этого же времени
начали ценить ребенка, ценить детство.
Страницы: 1, 2, 3, 4 |