Контрольная работа: Философия природы в поэзии Н. Заболоцкого 30-х годов
Нет в мире ничего
прекрасней бытия,
Безмолвный мрак могил —
томление пустое.
(«Завещание»)
Причем эта восходящая лестница
природных существ свидетельствует о порыве к совершенствованию, пронизывающем
саму природу.
Волк в философской поэме
Заболоцкого концентрированно-символически воплощает это стремление.
Отталкиваясь от своих лесных собратьев, для которых круг существования задан
одним повелительным «Я жрать хочу, кусать желаю!» — Волк специальным станком
выворачивает себе шею, совершив, как когда-то человек, основополагающий акт
самосозидания, рывок от горизонтали земли, животной похоти в вертикаль, к небу,
познанию и труду. Он демонстрирует весь пройденный человечеством ряд
культурного развития: постигает законы природы, занимается наукой и
литературой. Но его высокое безумие в том, что он дерзает на, казалось бы,
невозможное: проникнуть в сам творящий стан природы, повторить когда-то
осуществленные ею эволюционные метаморфозы, например, превратить растение в
животное. Его манит идеал совершенной красоты и гармонии, символически
означенный «волшебной звездой Чигирь». Открыть путь к ней может победа над
путами природных законов, земным притяжением. Но одним даже самым напряженно-экстатическим
усилием воли взлететь к свободе и бессмертию нельзя. «Великий Летатель Книзу
Головой» погибает, но его подвиг ведет за собой других. И вот много лет спустя
отмечается годовщина его смерти. Волки встали на путь цивилизации, идут по нему
твердо и осмотрительно, опираясь на очевидные научные истины, трезвую практику.
Волки-инженеры, доктора, музыканты все участвуют в строительстве новой жизни,
составляя «мостик на другой берег земного счастья». Но они отвергают как
нелепость крайние мечты Безумного Волка.
Подумай сам, возможно ли
растенье
В животное мечтою
обратить,
Возможно ль полететь
земли произведенью
И тем себе бессмертие
купить?
На эти сомнения Волка-студента
отвечает Председатель, выразитель авторской идеи. Во-первых, указывает он, их
прекрасный островок научно-технической победы стоит на природной основе,
которая осталась не преображенной. Мир по-прежнему лежит во зле пожирания и
смерти. Во-вторых, достигнутая ими новая ступень развития, их наука и искусство
тоже совершенно нелепы на глаз и суждение старого животного мира, какого-нибудь
Медведя, «конского громилы, коровьего Ассурбанипала». Развитию и
совершенствованию пределы не поставлены, и самые «безумные» мечтатели, если ими
движут благородные и высокие стремления,— «великие гладиаторы мысли» будущих
времен.
Века идут, года уходят,
Но всё живущее — не сон:
Оно живет и превосходит
Вчерашней истины закон.
<...>
Лежи смирно в своей
могиле,
Великий Летатель Книзу
Головой.
Мы, волки, несем твое
вечное дело
Туда, на звезды, вперед!
«Туда, на звезды,
вперед!» — звал реально существовавший мечтатель, Циолковский. Хотя, как и
говорилось выше, идеи Циолковского были близки Заболоцкому, но при этом в
представлениях Циолковского была одна сторона, которая вызвала внутреннее
неприятие и сопротивление Заболоцкого. Речь идет о смерти и бессмертии.
Для Циолковского смерти
фактически не существует. Он представлял Вселенную единым материальным телом,
буквально кишащим жизнью, причем в самых разнообразных и усложняющихся формах;
по ней бесконечно путешествуют атомы, покинувшие распавшиеся смертные тела,
атомы, которые для Циолковского и есть неразрушимые «первобытные граждане»,
«примитивные Я». Настоящая блаженная жизнь для них начинается в мозгу
совершеннейших, бессмертных существ космоса, притом, что огромнейшие промежутки
«небытия», нахождения в низшем материальном виде, как будто и вовсе не
существуют. Гарантией достижения бессмертного блаженства для мозговых атомов
становится уничтожение в масштабах Земли и космоса несовершенных форм жизни, подверженных
страданию, в которые эти атомы могли бы попасть. Такой атомный трансформизм,
нечувствительность к проблеме личности Заболоцкий не принимал.
Вот тут и завязался тот
драматический конфликт между чувством и знанием, который прошел через зрелую
философскую лирику Заболоцкого, конфликт между «консервативным чувством»
неприятия смерти и передовым, как ему казалось на примере Циолковского,
знанием, утверждавшим неизбежность разброда «единого и неделимого» целого
человеческой личности в бесконечные вещественные комбинации мира. Это был
трудный и трагический, личный конфликт. Он точно передан в воспоминаниях
Николая Чуковского: как тщетно пытался Заболоцкий примириться с участью стать
материалом бесчисленных природных метаморфоз.
В поэзии Заболоцкого с
редкой силой была выражена нестерпимая боль умирания. Эта боль настолько
велика, что ею наделяется сама природа.
Река дрожит и, чуя
смертный час,
Уже открыть не может
томных глаз,
И все ее беспомощное тело
Вдруг страшно вытянулось
и оцепенело
И, еле двигая свинцовою
волной,
Теперь лежит и бьется
головой.
(«Начало зимы»)
Мучительные сцены смерти
в природе (вот еще из «Засухи», 1936: «В смертельном обмороке бедная река Чуть
шевелит засохшими устами»), в которых особенно полно разворачивается
свойственное поэту олицетворение природных явлений, конечно, истинное свое
значение раскрывают для человека, выявляют его чувство, интенсивность его
переживания.
«Нестерпимая тоска
разъединения», вносимая смертью в жизнь, рождает в Заболоцком порывы горького
душевного протеста.
Вчера, о смерти
размышляя,
Ожесточилась вдруг душа
моя.
Печальный день! Природа
вековая
Из тьмы лесов смотрела на
меня.
Моменты особенно
обнаженного контакта с миром дают поэту ощущение, переходящее во внутреннее
убеждение, что мертвые, великие и малые, все ушедшие поколения — здесь, они
присутствуют в мире.
И все существованья, все
народы
Нетленное хранили бытие,
И сам я был не детищем
природы,
Но мысль ее! Но зыбкий ум
ее!
Здесь выражен другой
взгляд, чем традиционно пантеистическая философия вечного кругооборота веществ
и существ в природе, бесконечного трансформизма мира, в которой сам Заболоцкий
пытался успокоиться в «Метаморфозах» ("Мысль некогда была простым цветком;
// Поэма шествовала медленным быком" - создания природы превращаются в
создания духа, и наоборот, человек, умирая, сохраняет свой ум и душу в новых
порождениях природы: "Я не умру, мой друг, // Дыханием цветов // Себя я в
этом мире обнаружу"; "А то, что было мною, то, быть может, // Опять
растет и мир растений множит"). Пытался, но так и не сумел. Отправиться в
«необозримый мир туманных превращений» противилась его душа. Это противоречило
и самому духу его убеждения в необходимости сознательного управления природной
эволюцией. Ведь тем самым стушевывалась главная задача — вырвать жало смерти у
природы. И, как будто стряхнув сладостный усыпляющий гипноз пантеистического
примирения, он гневно восклицает:
Опять ты, природа, меня
обманула,
Опять провела меня за
нос, как сводня! /.../
В который ты раз мне
твердишь, потаскуха,
Что здесь на пороге
всеобщего тленья
Не место бессмертным
иллюзиям духа,
Что жизнь продолжается
только мгновенье!
Вот так я тебе и поверил!
Человек, венец мира, его
преобразователь, не может принять тот факт, что его «жизнь продолжается только
мгновенье».
Недаром исследователь
творчества Заболоцкого А. Македонов утверждает: «В дальнейшем Заболоцкий
приходит к своеобразной концепции материалистического понимания личного
бессмертия, зародыши которой имелись уже в мыслях о некой материальности самих
«мыслей» в «Торжестве Земледелия».
В этой концепции
Заболоцкий принимает представления Циолковского о бессмертии как прогрессивной
рекомбинации человека — государства атомов. Но возобновляющееся государство
атомов для Заболоцкого есть и реальная возможность сохранения данного
«государства» как единого неделимого, как этой личности; умирающей и
возрождающейся и совершенствующейся».
Этот пробивающийся у
Заболоцкого пафос личного бессмертия питается основным его убеждением, которому
он никогда не изменял:
Недаром, совершенствуясь
от века,
Разумная природа в свой
черед
Сама себя руками человека
Из векового праха
создает.
(«Мир однолик, но
двойственна природа…»1948)
Заключение
Таким образом в 30-е годы
Н. Заболоцкий разработал ту концепцию мировоззрения, которая зародилась у него
в юные годы. Его поэзия стала следующим «моментом» развития и философского
углубления темы природы. Он по существу первым в поэзии прямо и осознанно
взглянул на природу не только как на единственно окружающий нас мир,
прекрасно-гармоничный, дневной, или хаотический, ночной, как часто у Тютчева,
мир, являющийся нашему созерцанию и проникновению, а как на совершенно
определенный способ и принцип существования, основанный на взаимном пожирании,
вытеснении и борьбе.
Николай Алексеевич
Заболоцкий — один из лучших советских поэтов. Оригинальное, глубоко философское
истолкование им взаимоотношений природы и человека, который открывает в ней всё
новые тайны, находит новые соответствия своему углубляющемуся внутреннему миру,
роднит Заболоцкого с такими замечательными русскими лириками, как Баратынский и
Тютчев.
С каждым годом растет
число почитателей, которые по достоинству оценили яркий талант, упорный труд и
непрекращающиеся творческие поиски этого истинного и вдохновенного поэта.
Список
литературы
1. Заболоцкий Н. Избранные произведения, тт. 1–2. М., 1972
2. Заболоцкий Н. Жизнеописание // Огонь, мерцающий в
сосуде... М" 1995.
3. Македонов А. Николай Заболоцкий. Жизнь. Творчество.
Метаморфозы. Л., 1968.
4. Михаил Эпштейн. Поэзия Заболоцкого.
Страницы: 1, 2, 3 |