Реферат: История и сюжет "Слова о полку Игореве"
Сюжет
В кратких и сжатых
выражениях «Слова» изображаются не только события неудачного похода на половцев
новгород-северского князя Игоря в 1185 г., как об этом повествуется в летописях
(в двух редакциях — южной и северной, по Ипатьевской летописи и по
Лаврентьевской), но и припоминаются события из княжеских междоусобий, походов и
удачных битв, начиная с древнейших времен. Перед нами как бы народная история,
народная эпопея в книжном изложении писателя конца XII в.
Скептическая точка
зрения на «Слово»
Уже в первые
десятилетия после публикации памятника многие критики в духе скептической школы
российской историографии (М.Т. Каченовский, О.И. Сенковский и др.) высказывали
сомнения в его подлинности (то есть в том, что это аутентичное древнерусское
произведение, а не мистификация XVIII века). В этот период среди защитников его
подлинности был, в частности, А.С. Пушкин, незадолго до смерти работавший над
статьёй о «Слове». После публикации в середине XIX века «Задонщины» —
сохранившегося в шести списках произведения XV в., несомненно связанного со
«Словом» (вплоть до заимствования целых пассажей), подлинность «Слова» долгое
время никем не оспаривалась.
Однако в конце XIX века
(под влиянием недавнего разоблачения «древнечешских» мистификаций Вацлава
Ганки) французский славист Луи Леже, а в 1920—1940-е годы Андре Мазон выдвинули
новые скептические гипотезы относительно происхождения «Слова». По мнению
Мазона и ряда других французских исследователей первой половины XX в., «Слово о
полку Игореве» было создано в конце XVIII века по образцу «Задонщины», причём в
качестве сюжета был использован пересказ событий XII в., сделанный В. Н.
Татищевым по несохранившимся летописям[2]. Авторство текста Мазон приписывал
А.И. Мусину-Пушкину, Н.Н. Бантышу-Каменскому или (в поздних работах)
архимандриту Иоилю Быковскому.
Советский историк А.А.
Зимин (работавший над проблемой в 1960-е-1970-е годы) стал крупнейшим из
российских авторов, поддержавших версию о «Слове» как о поддельном сочинении.
Зимин считал его автором Иоиля Быковского. В условиях советского времени, когда
открытая дискуссия вокруг данной проблемы была невозможна, позиция подлинности
«Слова» пользовалась официальной поддержкой, а возражения Мазону и Зимину
нередко сопровождались идеологическими нападками; полностью основной труд
Зимина издан только в 2006 году
К 1970-м-1990-м годам
относятся выступления ряда немецких филологов-скептиков (К. Троста, М.
Хендлера, Р. Айтцетмюллера), которые допускали авторство Н.М. Карамзина.
Новейшую версию выдвинул американский славист Эдвард Кинан (2003): по его
мнению, «Слово» сочинено чешским филологом и просветителем Йозефом Добровским.
Скептикам неоднократно
возражали как историки, так и литературоведы, однако наиболее убедительные
аргументы в пользу подлинности «Слова о полку Игореве» исходят от лингвистов.
Р. О. Якобсон подробно опроверг все основные положения работ Мазона (1948),
доказав полное соответствие языковых черт «Слова» версии о подлинном памятнике
XII в., погибшая рукопись которого была списком XV—XVI вв.; в своей работе
Якобсон привлёк, помимо лингвистических доказательств, также большой объём
литературных параллелей, а также анализ поэтики «Слова».
В 2004 году А.А. Зализняк,
всесторонне исследовав проблему, показал [4], что фальсификатор XVIII в. никак
не мог располагать лингвистическими знаниями, необходимыми для создания
известного нам текста «Слова»; кандидатура Добровского также на эту роль не
подходит, так как сведения о древней славянской грамматике, изложенные в его
сочинениях, отличаются от фактов грамматики «Слова» (О.Б. Страхова). В
частности, Зализняк (дополняя и уточняя наблюдения Якобсона) доказывает, что
характер употребления так называемых клитик в тексте «Слова» соответствуют
параметрам «некнижных» текстов XII века, ориентирующихся на живую речь (знаний
об этих параметрах у предполагаемых фальсификаторов XVIII века заведомо не
было); аналогичные наблюдения были сделаны и над другими компонентами
грамматики. Кроме того, по наблюдениям и подсчётам исследователей, приходящих к
выводу о подлинности «Слова», ряд параметров демонстрирует несомненную
зависимость текста «Задонщины» от текста «Слова», но не наоборот (частотность
союзов в различных частях текста, поновления грамматики, искажения и
перетасовки ряда пассажей, естественно выглядящих в контексте «Слова»).
Дискуссия о «Слове» как подделке XVIII в. стала исключительно полезным стимулом
в деле исследования памятника.
Особую точку зрения
выдвинул Лев Гумилёв, предположивший, что «Слово» — иносказательное сочинение,
созданное в XIII веке, в нём под видом половцев изображены монголы, а под видом
Игоря и русских князей конца XII в. — Александр Невский, Даниил Галицкий и их
современники. Версия Гумилёва опирается, в свою очередь, на его концепции
событий, происходивших на Руси и в Орде в XIII в., которые не получили
признания среди историков. Концепцию истории «Слова», предлагаемую Гумилёвым,
критиковали Б.А. Рыбаков и Я.С. Лурье.
Публицистический пафос
"Слова о полку Игореве", пронизанного глубоким патриотизмом, думами и
заботами о судьбе своей страны и народа, тонко почувствовал К. Маркс, так
определив идейный смысл этого произведения XII века: "Суть поэмы - призыв
русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских
полчищ"
Повести о
монголо-татарских нашествиях донесли до нас рассказы о кровопролитных
сражениях, о гибели и разгроме русских городов, о жестоких бедствиях русского
народа, о самоотверженном мужестве воинов и всего населения. В них отразились и
документальные свидетельства очевидцев, и легендарные предания, и проникнутые
глубоким сочувствием к всеобщему горю зарисовки сильных по своему трагизму
эпизодов.
«Слово» в древнерусской
культуре
«Слово о полку Игореве»
имеет много параллелей в древнерусской литературе и народной словесности.
В летописях встречаются
соответствующие выражения, как и в переводных славяно-русских повестях,
хрониках и т. п.
С русской народной
словесностью «Слово о полку Игореве» имеет много общего, начиная с внешних
средств выражения (эпитетов, сравнений, параллелизма и проч.) до образов
природы, снотолкований, причитаний, запевов, заключений, изображения смерти и
пр. В сюжетном отношении, вплоть до многих конкретных деталей, к «Слову» очень
близок созданный примерно в одно время с ним рассказ Ипатьевской летописи о
походе Игоря, хотя направление влияния дискуссионно.
Вместе с тем «Слово о
полку Игореве» как целое, с его сложной поэтической символикой, смелыми
политическими призывами к князьям, языческой образностью, пёстрой композицией,
необычным бессоюзным синтаксисом в значительной степени стоит особняком в
древнерусской литературе и книжности, если не считать подражание XV века —
«Задонщину», включающую в себя мозаику из огромного количества заимствованных
пассажей «Слова» (но и в ней, например, нет имён языческих богов).
Исследователи обычно сближают «Слово» со светской «княжеской» культурой ранней
Руси, следы которой немногочисленны (в литературе к ней можно отчасти отнести
Моление Даниила Заточника), с фольклором, с европейской скальдической
литературой. Иногда предполагают, что «Слово» — случайно уцелевший осколок
большой традиции, в которой существовало много подобных произведений (ср.
упоминаемое в нём творчество Бояна).
Следы отдельных мотивов
«Слова о полку Игореве» (Буй-тур Всеволод как лучник, Роман и Мстислав,
вступающие «в злата стремени») ряд исследователей видит в знаменитых миниатюрах
Радзивилловской летописи (XV век, но в основе миниатюры представляют собой
копии более ранних иллюстраций). Существенно, что отмеченные мотивы отсутствуют
в тексте как самой Радзивилловской летописи, так и, например, Ипатьевской,
содержащей очень подробную повесть о походе Игоря.
Помимо «Задонщины»
(текста северо-восточного происхождения) и, в меньшей степени, других памятников
куликовского цикла, где также есть близкие к «Слову» обороты (Сказание о
Мамаевом побоище, летописные повести о Куликовской битве), следом знакомства
древнерусских книжников последующих веков со «Словом» является несколько
изменённая цитата из него в приписке писца Домида в Псковском «Апостоле» 1307
года: При сих князех сеяшется и ростяше усобицами, гыняше жизнь наша, въ князех
которы, и веци скоротишася человеком (ср. «Слово»: Тогда при Олзѣ Гориславличи сѣяшется и
растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждь-Божа внука, въ княжихъ крамолахъ вѣци человѣкомь
скратишась).
Возможно, именно
список, находившийся в начале XIV в. во псковском Пантелеймоновом монастыре,
два века спустя послужил протографом для Мусин-Пушкинской рукописи: в дошедшем
до нас тексте филологи выделяют псковские диалектные черты. Переписчик
Мусин-Пушкинской рукописи (как и авторы и редакторы «Задонщины») уже многого не
понимали в «Слове» и вносили в текст разного рода искажения. В целом можно
сказать, что «Слово о полку Игореве» оставалось относительно мало известным
текстом для позднего русского Средневековья, что было связано с его жанровой и
содержательной необычностью. Некоторый всплеск интереса к нему был связан с
Куликовской битвой и желанием воспеть исторический «реванш» Руси над
кочевниками, поражение от которых изображено в «Слове».
Берестяные грамоты
Берестяны́е
гра́моты, письма и записи на коре берёзы (бересте), — памятники
письменности Древней Руси XI—XV вв. Берестяные грамоты представляют
первостепенный интерес как источники по истории общества и повседневной жизни
средневековых людей, а также по истории русского языка. Берестяная письменность
известна ряду культур народов мира.
Открытие берестяных
грамот
Существование
берестяной письменности на Руси было известно и до обнаружения грамот
археологами. В обители св. Сергия Радонежского «самые книги не на хартиях
писаху, но на берестех» (Иосиф Волоцкий). По В.Л. Янину, в музеях и архивах
сохранилось немало поздних документов, написанных на бересте (XVII—XIX веков;
даже целые книги). Этнограф С В. Максимов видел в середине XIX века берестяную
книгу у старообрядцев на Мезени. На берегу Волги близ Саратова крестьяне, роя
силосную яму, в 1930 году нашли берестяную золотоордынскую грамоту XIV века.
Страницы: 1, 2, 3, 4 |
