Реферат: Речь и самораскрытие

Рихард  Вагнер  ни  за  что  не  соглашался  с  замыслом  постановщика – появлением  на  сцене  живых  коней  серой  масти  (их  хотели  вхять  из  придворных  конюшен,  где  животные  проходили  курсы  дрессировки  и  были  послушными).  Вагнер  же  категорически  настаивал  на  лошадях  вороной  масти.

  - Вы  хотите  опозорить   меня! – топал  он  ногами  на  директора  театра. – Я  не  допушю  такого  издевательства,  пусть  уж  лучше  моя  опера  никогда  не  будет  поставлена  в  Вене,  чем  её  будут  играть  с  серыми  конями!

  - Но  ведь  оперу  подготовили,  затратили  средства… - пытался  урезонить  автора  директор.

  - Меня  это  не  касается! – упорствовал  Вагнер.

  И  тут  вмешался  дипломат  фон  Ринг.  Он  отвёл  разбушевавшегося  композитора  в  сторону  и  предложил  использовать   серых  коней,  выкрашенных  в  чёрный  цвет.

  Вагнер  с  восторгом  схватил  его  руку,  прижал  к  сердцу  с  возгласом: 

  - Вы  спасли  мне  жизнь!

  Коней  удалось  выкрасить.  Премьера  состоялась.

Последовательная  политика  взаимных  договорённостей – сближение  позиций – следующий  шаг,  если,  на  первый  взгляд,  явной  общности  не  обнаружено.  Классический  пример:  «вначале  деньги – потом  стулья ». 

  Приём  «равноценной  замены »,  включённый  в   косвенное  внушение,  от  такого  симбиоза  лишь  выигрывает:  информация  воспринимается  собеседником  благосклонно,  хорошо  запоминается.  «Если  вы  считаете,   что  ремни  безопасности  неудобны,  попробуйте  растяжку  для  берцовой  кости », - так  ненавязчиво  и  остроумно  можно  сформулировать  наказ  автомобилисту.

  Неплохо  работает  для  достижения  компромисса  приём  «боковой  тактики».  Бывает,  что  оппоненты  и  выдвигаемые  ими  аргументы  наступают  единым  фронтом.  Тогда   целесообразно  выделить  часть  проблем,  согласовать  мнения  по  ним, затем  постепенно  переходить  к  следующим  моментам.

Рассказывают ,  будто  в  самом  начале  перестройки  приснился  Михаилу  Сергеевичу  Горбачёву  вождь  всех  времён  и  народов  товарищ  И.В. Сталин  и  предложил  свой  план  интенсификации  политической  и  экономической  жизни  страны :

- Первое:  расстрелять  всех  противников  перестройки  как  врагов  народа.  Второе :  расстрелять  делегатов Первого  съезда  народных  депутатов.  Третье:  выкрасить  Кремль  в  зелёный  цвет.

- Почему  в  зелёный? – удивился  Горбачёв.

- Как  я  понимаю,  у  нас  возникли  разногласия  только  по  третьему  пункту  программы…

  Приём  «боковой  тактики »  удачно  сочетается  с  уловкой  «заронить  идею »  и  используется  при  выраженном  неравенстве  партнёров  (например,  один  из  них  профессионально  сильнее  либо  пребывает  в  убеждении,  что  яйца  курицу  не  учат).  Тогда  единственным  способом  донести  идею  до  партнёра  является  невинная  хитрость  преподнесения  информации,  своеобразная  ни  к  чему  не  обязывающая  болтовня,  а  на  самом  деле – сообщение  с  подтекстом.

  Когда  ситуация  складывается,  мягко  выражаясь,  не  в  вашу  пользу,  а  нужный  сильный  аргумент,  как  на  зло,  не  отыскать,  прибегают  к  такой  уловке,  как  оттягивание  возражения  и  другой  реакции.  Отсрочить  ответ,  который  требует  партнёр,  можно:

- ставя  дополнительные  уточняющие  вопросы  якобы  для  уяснения  частных  позиций,  пополнения  информации;

- начав  своё  сообщение  «издалека »,  с  чего-то,  имеющее  отдалённое  отношение  к  обсуждаемому  вопросу;

- с  помощью  создания  искусственной  паузы. 

  Виртуозы  переговоров  тем  и  отличаются  от   остальных,  что  в  напряжённой  обстановке  способны  во  имя  заполнения  паузы  произносить  блестящие,  гладко  отшлифованные  речи…  ни  о  чём.

   К  уловке  оттягивания  возражения  прибегают  не  уверенные  в  своей  правоте,   теряющиеся  в  присутствии  высокого  начальства  и  в  атмосфере  серьёзных  переговоров  люди.  Приём   также  даёт  временную  передышку  утомившимся,  растерявшимся  из-за  психической  напряжённости  деловой  беседы,  сомневающимся  не  выдать  своего  отчаянного  состояния  невербальными  сигналами:  не  суетиться,  не  жестикулировать  сверх  меры,  не  ускорять  речь,  не  изменять  тональность  высказывания  и  т. п.

  Вернёмся  к  рассмотрению  корректных  приёмов  убеждения  партнёра.  Если  путём  достижения  компромисса  договориться  не  удаётся,  можно  обратиться  к  другим  приёмам  и  уловкам.

Ссылка  на  удачные  доводы  партнёров – предоставление  им  инициативы.

  Приём  вписывается  в  известные  тактические  рекомендации  «не  доказывай  лишнего»,  «переложи  на  другого  бремя  доказательств».  Вполне  лояльный  приём,  если  учесть,  как  мало  среди  нас  желающих  принять  ответственное  решение,  особенно  в  критической  ситуации.

  В  менее  масштабных  межличностных  столкновениям  применение  приёма  выглядит  примерно  так:

- Подсудимый,  почему  вы  отказываетесь  от  последнего  слова?

- Думаю,  это  лишнее,  господин  судья.  Всё,  что  нужно  было  сказать,  изложил  мой  адвокат,  а  всё,  чего  говорить  не  стоило,  сказал  прокурор.

Упреждающая  аргументация – перехват  инициативы.

  В  данном  случае  речь  идёт  не  о  самостоятельном  тактическом  приёме,  а  о  лояльной  уловке.  Аргумент  заменяется  неким  «вопросом  на  засыпку »,  отвечая  на  который  оппонент  с  опозданием  обнаруживает  несостоятельность  своих  контрдоводов  (ещё  до  того,  как  намеревается  пустить  их  в  ход).

  Пришёл  к  Фёдору  его  приятель,  он  же – давний  должник.  Помялся  на  пороге  и  начал:

- Старик,  я  к  тебе  с  просьбой…

  Фёдор,  не  будь  дураком,  сообразил,  что  за  сим  последует  просьба  дать  ещё  денег,  и  пустился  на  хитрость:

- Вася,  у  меня  к  тебе  такое  предложение:  что  бы  ты  ни  просил,  я  всё  исполню,  но  у  меня  встречная  просьба – сперва  ты  исполни  мою,  а  потом  я  твою.  Идёт?

- Да  друг  сердечный.  Ради  тебя  я  на  всё  готов, -  опрометчиво  согласился  Василий.

- Тогда  слушай.  Я  тебя  умоляю:  не  проси  больше  у  меня  в  долг…

Коммуникативные качества речи

 Понимание норм литературного языка не имеет пока желаемого и нужного единообразия. И это ка­сается не только вопроса о том, что такое норма, но и вопроса о том, все ли структурные уровни языка имеют норму, а если да, то чем эта норма специфична на каждом уровне.

В частности, совсем неясно, имеет ли норму лекси­ческий и лексико-семантический уровень литератур­ного языка. Одни авторы такую норму предполагают и говорят о ней, другие — предпочитают о ней про­молчать. Есть и такие, кто в ее существовании сомне­вается. К числу сомневающихся должен отнести себя и автор этой книги.

Но если так, норма воспринимается и применяется в результате действия речевого автоматизма; если норма усвоена, нет колебаний в выборе языкового ва­рианта — есть «правильно» и «неправильно», «так го­ворят» и «так не говорят». Все это хорошо применимо к произнесению фонем и их вариантов, к месту ударе­ния в слове, к образованию форм слова и самих слов, к построению предложений и к типам интонирования. Однако все это не применимо или применимо с ка­кими-то сложными оговорками и сомнениями к упо­треблению в речи слов и их значений.

Выбор слова и его значения для введения в речь регулируется скорее не нормой, а целесообразностью. Об этом, между прочим, убедительно говорит автор­ское редактирование текста. Пушкин и Л. Толстой, Чехов и Маяковский в большинстве случаев заменяли одно слово другим, а другое — третьим и четвертым не потому, что первое слово было неправильно: оно было неточно или неуместно, не вступая в противоре­чие с указаниями толковых словарей и грамматически­ми предписаниями. В использовании лексики и лекси­ческой семантики речевой автоматизм не срабатывает или оказывается недостаточным. Требуется соотнести речь и с языком, и с сознанием, и с действитель­ностью, и с условиями общения для того, чтобы найти единственно нужное размещение единственно нужных слов (по убеждению Л. Толстого).

Было бы очень просто читать студентам доступные и понятные лекции, вести действенную пропаганду, создавать образцовые художественные тексты, если бы выбором и применением слов и их значений управляла норма. Но она всем этим не управляет. И поэтому остается неясным, что называют лексической нормой ее защитники.

 Требует обновленного осмысления старое раз­личение выразительных и изобразительных средств языка (или речи?). По смыслу терминов получается, что одни — «выражают», другие — «изображают»; одни как будто соотнесены с сознанием, другие — с миром ве­щей. Антитезы, повторы, анафоры — выражают, эпи­теты, метафоры, метонимии — изображают.

Но ведь в речи функции выражения и функции изображения очень часто объединяются, сливаются и их носителями оказываются одни и те же средства языка. «Ты как отзвук забытого гимна в моей черной и дикой судьбе» (А. Блок) — какие слова и их сочета­ния «выражают», а какие «изображают»?

Деление средств языка на изобразительные и выра­зительные воспринимается в наше время как очень традиционное и едва ли оправдываемое фактами. И вместе с тем это деление хочется как-то принять и сохранить — может быть, с большими теоретиче­скими поправками.

Напрашивается, например, попытка «изобразитель­ность» отдать лексике и семантике, а «вырази­тельность» — синтаксису. Но ведь и слова не только «изображают», но и «выражают»; коммуникативное качество выразительности создается своеобразием ор­ганизации в речи средств языка, включая и лексику, и ее семантику.

Может быть, следует принять термин «изобрази­тельно-выразительные средства языка», уже известный современной науке? Этот термин не требует обяза­тельного разграничения «изобразительности» и «выра­зительности» и позволяет строить типологию изобра­зительно-выразительных средств уже на прочной базе языковой структуры (лексические изобразительно-вы­разительные средства, словообразовательные, морфо­логические, синтаксические, интонационные, фонемно-акцентологические). При этом не упускалась бы возможность замечать изменение «силы» выразитель­ности (или изобразительности) при переходе от одного структурно-языкового типа изобразительно-вырази­тельных средств языка к другому. Таким образом, удалось бы сохранить традиционную идею изобрази­тельности лексики и выразительности синтаксиса, при­дав ей более гибкое и более верное осмысление и применение-

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6