Реферат: Русская философия эпохи Просвещения
Зрелое русское Просветительство
оформилось позднее английского, французского и немецкого, уже тогда, когда в Западной
Европе функционировали многочисленные развитые разновидности утопического социализма
и коммунизма, открыто противостоявшие буржуазному строю и защищавшим его идеологиям,
причем утопические социалисты и коммунисты систематически критиковали также и просветителей.
Это обстоятельство не могло
не проявиться и в русском Просветительстве, для которого оказалось характерным,
в частности, исключительно своеобразное переплетение демократических и социалистических
идей. В России не могла не возникнуть ситуация, при которой к древу оформившегося
в 40–60-х годах XIX в. русского Просвещения, более или менее соответствовавшего
внутренним объективным условиям, под влиянием Западной Европы были привиты некоторые
типологические постпросветительские черты[6].
Русский люмьеризм оформился
в период, когда в Западной Европе уже существовали развитые диалектические философские
концепции, противостоявшие преимущественно механистической методологии всей предшествующей
философии XVIII в., в том числе просветительской философии. И это обстоятельство
не могло не отразиться специфическим образом на исторических судьбах Просветительства
в России, в котором диалектические идеи оказались представленными в гораздо большем
объеме, нежели в западноевропейских просветительских концепциях XVIII в.
Одним словом, фиксируя те
или иные общие для западноевропейского и русского Просветительства черты, необходимо
помнить о синкретизме последнего: рядом с демократическими идеями в нем существовали
социалистические, рядом с антифеодальными – антикапиталистические, рядом с механистическими
– диалектические и т.д.
В условиях борьбы преимущественно
с феодализмом, с крепостничеством русское Просветительство, будучи объективно буржуазным
течением, не было, однако, исключительным представителем какого-либо одного сословия,
класса, социальной группы, а в первую очередь всей страдающей от феодализма и крепостничества
трудящейся массы, особенно наиболее угнетенного крестьянского сословия, что также
отделяет его от таких сравнительно близких к нему течений, как дворянский и буржуазный
либерализм. Русских просветителей-шестидесятников можно даже квалифицировать как
“крестьянских, мужицких демократов” (Чернышевский, Добролюбов), поскольку большинство
угнетенного населения в России в эпоху просветителей составляли крестьяне. И эти
просветители объективно отстаивали главным образом крестьянские интересы, но в целом
они не были “крестьянофилами”.
Как и французское Просвещение,
русский “люмьеризм” – идеализированная форма буржуазного общественного сознания;
оно, будучи по объективному содержанию буржуазным сознанием, по форме носит надклассовый,
общечеловеческий характер. Как и западные предшественники, русские просветители
не отдавали себе отчета в причинах и условиях существования своего движения, и поэтому
цели просветителей носили утопический, иллюзорный характер: мечтая о “царстве разума”,
всеобщего счастья, они не осознавали, что идут к целям совершенно иным, а именно
к строю, где господствует буржуазия.
Апелляции тех или иных русских
просветителей по каким-то поводам к государям, призывы к “высшим классам”, а не
только к народу, к крестьянству – не проявление “грехопадения” отдельных индивидов,
а “норма” их просветительского мировоззрения, поскольку просветители стремились
представлять не какой-либо один класс, а общечеловеческие интересы.
В отличие от западноевропейских
просветительских направлений, русское Просветительство характеризовалось гораздо
большей демократичностью, поскольку основной круг приверженцев просветительских
идей рекрутировался в России из среды разночинцев, а выходцы из других сословий
разделяли социальные взгляды разночинцев.
Для русского Просвещения 40–60-х
годов XIX в. уже не характерны те черты “аристократизма” и “элитарности”, в смысле
противопоставления малообразованным, малокультурным слоям общества, которые наличествовали
в мировоззрении, скажем, многих французских просветителей, хотя отдельные элементы
такого “аристократизма” и “элитарности”, в том числе и по отношению к бескультурным,
неграмотным крестьянским массам, у русских просветителей также встречается[7].
Русское Просветительство складывалось
параллельно с формированием современной великорусской нации, в процессе перерастания
русского этноса в нацию. Русские просветители – главные вдохновители нового национального
самосознания своего народа, народа, впервые осознавшего себя в качестве органической
части единого человеческого рода. Просветители, выступая за всестороннюю европеизацию
России, признавая примат человечества как целого над нацией как частью, воспитывали
русский народ в духе “истинного патриотизма”, “национальной идеи”, носившей антифеодальный,
антисредневековый характер, а также в духе общечеловеческой солидарности.
“Идея человечества, – писал
Белинский, – должна лежать в основе отношений между нациями. Единство человечества
состоит в подчинении великой идеи национальной индивидуальности еще более великой
идее человечества. Народы начинают сознавать, что они – члены великого семейства
человечества, и начинают братски делиться друг с другом духовными сокровищами своей
национальности. Каждый успех одного народа быстро усваивается другими народами,
и каждый народ заимствует у другого особенно то, что чуждо собственной национальности,
отдавая в обмен другим то, что составляет исключительную собственность его исторической
жизни и что чуждо исторической жизни других. Теперь только слабые, ограниченные
умы могут думать, что успехи человечности вредны успехам национальности и что нужны
китайские стены для охранения национальности”[8].
В свою очередь, Н.Г. Чернышевский
утверждал: “...Общечеловеческий интерес выше выгод отдельной нации”[9].
Попытки некоторых современных
отечественных авторов представить мыслителей круга Белинского и Чернышевского как
деятелей, якобы оторванных от национальной почвы, лишены каких-либо серьезных фактических
оснований. Русское Просвещение 40–60-х годов XIX в., – эпоха становления современной
великорусской нации, – это вместе с тем школа нового, антисредневекового национального
сознания русского народа. В том отношении просветители как воспитатели нового национального
сознания существенно отличаются от народников, у которых национальный вопрос не
играл уже существенной роли.
Особенностью русского Просветительства
40–60-х годов XIX в. является то, что одним из главных объектов их антиметафизической
ориентации стали метафизические системы конца XVIII – начала XIX в., являвшиеся
продуктом процесса реставрации философской метафизики в процессе общеевропейской
реакции на французскую буржуазную революцию и на предшествующую ей просветительскую
философию.
Поскольку метафизические системы
XVII в. в известном смысле воскресли в немецких метафизических системах конца XVIII
– начала XIX в., включая философию Гегеля, философская полемика русских просветителей
40 – 60-х годов против немецкой идеалистической философии представляла собой как
бы повторение борьбы просветителей XVIII в. против метафизики XVII в. Критика русскими
просветителями консервативной системы Гегеля, падение авторитета гегелевской философии
в России с начала 40-х годов и вплоть до 80-х годов XIX в., стремление русских просветителей
работать в русле “научного направления” в философии – все это проявления одной и
той же “родовой” черты всякой зрелой просветительской философии – ее “антиметафизической”
ориентации[10].
Внимание русских просветителей
– одних больше к философии Фейербаха, других – к немецкому материализму середины
XIX в. объясняется в конечном счете их просветительской ориентированностью против
идеалистической метафизики Гегеля, на восстановление традиций “научной философии”
французских просветителей XVIII в. В интересе к антропологической философии Фейербаха,
а также к немецкому материализму середины XIX в. как бы повторялся поворот просветителей
XVIII в. от схоластики и метафизики к научной философии, опирающейся на опытное
естествознание.
В 60-е годы в сфере философии
одним из направлений деятельности Н.Г. Чернышевского стала критика современного
ему русского идеализма в лице Новицкого и Юркевича. Конечно, Новицкий или Юркевич
– это не Лейбниц и не Шеллинг, и тем более – не Гегель. Но статьи Чернышевского
против Новицкого и Юркевича имеют не менее важное значение для понимания существа
его философии, нежели статьи, где он специально разбирает немецкую философию.
Разграничение сферы знания,
науки, философии – с одной стороны, и сферы религии, веры, с другой, – одна из необходимейших
предпосылок определения объекта исследования, с точки зрения Чернышевского: конкретное,
природа и человек выдвигаются в качестве единственного предмета “земного” научного
знания и философии. Из сферы “земного знания” полностью исключаются как все то,
чем занимается теология, так и вся сфера “трансцендентного”, того “общего”, которым
занималась идеалистическая философия, в том числе “трансцендентальная априористическая”
философия Шеллинга и Гегеля. “Абсолют” – этот “краеугольный камень” идеалистических
систем – является объектом всяческих насмешек главы русских шестидесятников.[11]
В отличие от философов, сторонников
“философии общего”, трансцендентальных, идеалистических, априористических систем
Чернышевский – сторонник “научного направления в философии”.
В каком же смысле является
научной “истинно современная” философия? В противовес концепциям классической философской
метафизики, принципиально разводившим философию и науку по предмету и методам разработки,
Чернышевский, как и другие просветители, максимально сближал философию и науку.
В его представлении “философия, подобно другим наукам, основывается на наблюдении,
создается умом”.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5 |
