Реферат: Наука и кризис цивилизации
Редукционизм
и "освобождение" науки от этических ценностей во многом определили и
"внеморальный" характер свободы в индустриальной цивилизации.
К.Лоренц писал в 1965 г.: "Ценности нельзя выразить в присущей
естественным наукам терминологии количества. Одна из наихудших аберраций
современного человечества заключается в распространенном убеждении, будто то,
что невозможно представить в количественном измерении и выразить на языке так
называемой "точной" науки, не имеет реального существования;
отрицается реальность всего, что связано с ценностью, и отрицает ее
человечество, которое, как прекрасно сказал Хорст Штерн, "знает цену всего
и не знает ценности ничего" /3, с. 33/ (6).
Свобода
становится доминирующей идеей лишь в том случае, когда не чувствуется близости
предела, непреодолимых ограничений. Картина мира человека индустриальной
цивилизации складывалась под влиянием географических открытий, освоения
американских просторов, колонизации земель с неисчерпаемыми ресурсами. Позже
пришла уверенность, что земные пределы несущественны: надо будет, выйдем в
космос, используем термоядерный синтез и т.д. Идея свободы предполагает
возможность непрерывной экспансии.
Очевидно,
что реальная экспансия индустриализма означала свободу сильного и разрушение
"слабых" культур. Американские просторы не были пусты, они были
заселены индейцами. В Индии собирали высокие урожаи, возделывая поля деревянной
сохой. Возмущенные такой отсталостью колонизаторы заставили внедрить
современный английский отвальный плуг, что привело к быстрой эрозии легких
лессовых почв /10/. Как пишет К.Лоренц, "неспособность испытывать уважение
- опасная болезнь нашей цивилизации. Научное мышление, не основанное на
достаточно широких познаниях, своего рода половинчатая научная подготовка,
ведет, как верно указывал Макс Борн, к потере уважения к наследуемым традициям.
Всезнающему педанту кажется невероятным, что в перспективе возделывание земли
так, как это делал крестьянин с незапамятных времен, лучше и рациональнее
американских агрономических систем, технически совершенных и предназначенных
для интенсивной эксплуатации, которые во многих случаях вызвали опустынивание
земель в течение немногих поколений" /3, с.302/.
С
идеей свободы и предполагаемой при этом экспансии тесно связана категория
прогресса. Это - тоже весьма недавний продукт духовного развития человека,
продукт индустриальной цивилизации. Сама идея прогресса возникла лишь в XVIII
в. и стала доминирующей лишь в прошлом столетии. Для ее возникновения
необходимо было, прежде всего, коренное изменение понятия времени, переход от
циклического времени аграрной цивилизации к "стреле времени"
индустриального общества /см. 11/. Эволюционная концепция - и порождение, и
мощный стимул для развития идеи прогресса.
На
категории прогресса базируется вся идеология индустриального общества,
капиталистическое расширенное производство и связанный с ним стиль жизни. 3десь
уже идея свободы выступает как защитное средство, позволяющее игнорировать
пределы и необратимость. Эволюционная концепция также вернулась в идеологию в
виде социал-дарвинизма, как мощное оправдание для преодоления многих пределов и
освобождения "сильной личности" от моральных ограничений /см.,
например, "Антихристианин" Ницше, из которого черпают свои постулаты
наши нынешние социал-дарвинисты/ (7). Возникла система обратных связей, которая
приводит не к коррекции системы, а к углублению кризиса: основанный на культуре
индивидуализма стиль жизни усиливает этот индивидуализм. Лидер
Социалистического интернационала Вилли Брандт пишет: "Индустриальное
общество Запада в течение длительного времени испытывает тенденцию к
беспрецедентному индивидуализму, которая может иметь фундаментальное значение
для всего будущего. Истоки этой тенденции в повышении социального
благосостояния, в расширении возможностей образования и наличии основных
социальных гарантий. Исчезают традиционные образы жизни с глубокими корнями.
Это же можно сказать и о старой жизненно важной культуре рабочего движения, в
течение почти целого века обеспечивавшей тот коллективизм, который давал
трудящимся и их семьям ощущение надежности и защиты с колыбели до гробовой
доски. Эта культура солидарности потеряла свое характерное значение...
Консервативные и неолиберальные круги обычно с успехом используют этот новый
индивидуализм в своей политике, результаты которой, однако, могут означать
снижение достигнутого уровня жизни, устранение социальных гарантий и
возможностей образования" /13,с.23/.
К
этому надо добавить, что и для ощущения свободы, и для ощущения безграничности
прогресса было необходимо, чтобы в картине мира человек был выведен за пределы
природы, чтобы он противостоял ей, побеждал ее, познавал и извлекал из нее
нужные ресурсы. Если человек и венец природы, то независимый от нее венец. Это
ощущение вызывает тоску одиночества, но и делает ощущение свободы максимально
полным .
Все
эти культурные основания создала для человека индустриальной цивилизации наука
Нового Времени. Чтобы выполнить эту функцию, она и сама должна была возникнуть
и вырасти в условиях эмансипации от ценностных, моральных ограничений,
определив свою компетенцию изучением "того, что есть" и не претендуя
на то, чтобы указывать "как должно быть". Кант сказал о
"границах" науки: "существует царство, которое находится вне ее,
царство, в которое она никогда не сможет проникнуть". В начале века Макс
Вебер сказал еще определеннее: "Эмпирическая наука неспособна никому
указать, что он должен делать, а лишь что он может делать и, в некоторых
случаях, что желательно делать" /см.1/.
Но
в XX в. тезис о свободе науки от ценностей был фактически подменен. И Кант, и
Вебер говорили об ограниченности науки как способа познания, о ее неспособности
задавать ориентиры и идеалы. Сейчас, напротив, этот тезис утверждает
безответственность науки за последствия использования знания. В том же, что
касается указаний и ориентиров, всякие ограничения забыты. Трудно найти
социальную группу, которая бы более активно отстаивала в политике свои идеалы и
интересы, чем научная элита, используя при этом сугубо научные /то есть якобы
ценностно нейтральные/ атрибуты как мощное оружие именно в столкновении идеалов
и моральных норм. Достаточно посмотреть на дебаты Съезда народных депутатов
СССР.
Сама
категория свободы как "свободы познания" составила важную часть этоса
науки Нового времени, и это было тесно связано с формированием всего обреза
индустриальной цивилизации. Г.Радницки пишет: "Основу свободного образа
жизни составляет конституционное государство, капиталистическая рыночная
экономика и автономная наука" /1,с. 10 /.
Святость
этого вида свободы просто скандально было бы поставить под сомнение. Между тем,
противоречие лишь слегка скрыто при помощи мифологизации понятия свободы. Ведь
с момента зарождения современной науки было сказано, что "знание -
сила". Но можно ли допустить, чтобы приобретение силы какой-то группой
людей или даже индивидуумом было свободным, неподконтрольным? Вряд ли кто-то
может на это претендовать, ибо накопление силы какой-то группой наверняка
должно существенно влиять на жизнь других людей.
Сторонники
свободы познания обычно утверждают, что на жизнь людей влияет не полученное
ученым знание, а его приложение, превращение в технологию - а этот процесс
лежит уже вне сферы науки и определяется социальной системой. Это - предельная
идеализация ситуации. Информация всегда была важным фактором в жизни систем,
включающих человека /вспомним, какое значение придавалось всегда разведке и
контрразведке/. Тем более теряют силу подобные аргументы в "информационном
обществе", где значение информации сравнялось со значением энергии даже в
количественных терминах. Яркий пример - исследование генетического профиля
человека. Очевидно, что в этом /как и в любом другом / случае процесс познания
неразрывно связан с созданием метода, технологии. Ученые, начавшие поиск
корреляций между структурой ДНК и здоровьем человека, не могли не знать, что
они одновременно создают мощный инструмент исследования людей, что знание о
людях - сила, которая неизбежно и непосредственно будет на них влиять. Один тип
свободы /"свобода познания"/ здесь неизбежно включает в себя
опасность для многих других типов свободы. На деле речь идет о том, что в
современной цивилизации установлена определенная иерархия типов свободы и ее
распределения между людьми. Демифологизация понятия "свободы"
неизбежно выводит на передний план понятие ответственности с требованием
открытого изложения всех видимых ограничений и сфер неопределенности при
принятии существенных решений (9).
Суд
в ФРГ запретил концерну "Хоехст" достраивать установку по
производству инсулина с помощью генно-инженерной технологии Е.сoli , хотя
концерн уже вложил в нее более 60 млн. долл. и такой инсулин уже производится в
других странах. Формулировка суда: генная инженерия представляет собой
"новое измерение и качество" в технологии, связанное с "риском
для человеческого существования, который не мажет быть адекватно оценен в
настоящее время". Важно отметить два момента: такое понимание пришло очень
недавно, до этого долгое время внедряли или планировали внедрить технологии с
риском для самого существования, в принципе не поддающимся адекватной оценке
/ядерная энергетика и ядерное оружие, планы геофизической войны, массовое
использование фреонов, создание холодных пламен для освещения северных городов
и т.д./. Второе: критерии немецкого суда отнюдь не являются распространенными.
В такой плоскости, например, вопрос не ставится в США при выдаче лицензий на
генно-инженерное производство. Сама оценка риска новых технологий пронизана
"научным подходом", а он в данном случае сходится, прежде всего, к
оценке риска, о котором знаем. Основная же опасность заключается именно в
последствиях, о которых мы не знаем и которых не предполагаем. В действиях
персонала Чернобыльской АЭС не было ничего чрезвычайного, было лишь
последовательное накопление привычных ошибок и запрещенных действий. Это
значит, что развитие событий, которое привело к катастрофе, было вполне
вероятным. Тем не менее, даже ведущие ученые не могли поверить в случившееся,
пока не увидели реактор своими глазами. А начальник смены В.Г.Смагин вспоминает
о том, как мучались, уже в больнице, работники АЭС: "У многих в голове
торчало слово "диверсия"". Потому что когда не можешь объяснить,
на самого черта подумаешь" /15/. Значит, вполне возможные ситуации просто
были исключены из рассмотрения. Это - крайний, но сравнительно простой случай.
Многие категории риска не поддаются прямому прогнозированию. Наука должна
существенно перестроиться, чтобы обратиться к исследованию риска именно такого
типа /16/.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6 |