Контрольная работа: В. Суриков как великий русский художник
Контрольная работа: В. Суриков как великий русский художник
Содержание
Введение
1.
Биография
2.
Композиция семи
исторических картин
2.1
«Утро Стрелецкой
казни»
2.2
«Меншиков в
Берёзе»
2.3
«Боярыня
Морозова»
2.4
«Исцеление
слепорожденного»
2.5
«Покорение Сибири
Ермаком»
2.6
«Переход Суворова
через Альпы»
2.7
«Стенька Разин»
Заключение
Список литературы
Введение
"Я ИСЧЕЗАЮ..."
- таковы были последние слова, сказанные умирающим Василием Суриковым... А до
этого - сорок лет титанической работы, грандиозные произведения, поражавшие
всех и всякого, всеобщее восхищение и суеверное поклонение перед гением
художника. «Боярыня Морозова», «Утро стрелецкой казни», «Меньшиков в Березове»,
«Покорение Сибири Ермаком», «Переход Суворова через Альпы», «Исцеление
слепорожденного Иисусом» - каждая из этих картин становилось целой эпохой в
развитии русской живописи. И вряд ли можно вспомнить другого русского художника
XIX века, чей талант и творческое наследие имели бы такой большой резонанс и
такое значение для всей нашей русской культуры. Судьба Василия Ивановича
Сурикова родственна судьбам большинства художников-передвижников. Как и многие
из них, он вырос вдали от столиц; преодолевая большие трудности, сумел
поступить в Академию художеств. Суриков родился в Красноярске в 1848 году, в
казацкой семье (предки его, по-видимому, некогда жили на Дону и пришли в Сибирь
при Иоанне Грозном - с Ермаком). Прадеды художника участвовали в красноярском
бунте XVIII века, и род Сурикова гордился этими вольнолюбивыми предками.
Современный исследователь творчества Сурикова В.С. Кеменов пишет: «Через род
Суриковых он чувствовал себя как бы участником истории XVI-XVII веков».
1. Биография
Василий Иванович Суриков
родился 12 января (24 по новому стилю) 1848 года в городе Красноярске в семье
губернского регистратора Ивана Васильевича Сурикова. Семья принадлежала к
старинному казачьему роду. "Предки его пришли в Сибирь вместе с Ермаком.
Род его идет, очевидно, с Дона, где в Верхне-Ягирской и Кундрючинской станицах
еще сохранились казаки Суриковы. Оттуда они пошли завоевывать Сибирь и
упоминаются как основатели Красноярска. "После того как они Ермака потопили
в Иртыше, - рассказывал сам художник, - пошли они вверх по Енисею, основали
Енисейск, а потом Красноярские остроги - так у нас места, укрепленные
частоколом, назывались". Имена Суриковых и Торгошиных (предков художника
со стороны матери) упоминаются в списках бунтовщиков, выступивших против
сибирского воеводы Дурново в конце XVII века.
Суриков всегда гордился
своими предками и своей родиной - Сибирью. Он поэтично и образно рассказывал о
ней: "Сибирь под Енисеем... - страна полная большой и своеобразной
красоты. На сотни верст - девственный бор тайги с диким зверьем. Таинственные
тропинки вьются тайгою десятками верст и вдруг приводят куда-нибудь в болотную
трясину или же уходят в дебри скалистых гор. Изредка попадается несущийся с гор
бурный поток, а ближе к Енисею то по одному берегу, а то и по обоим - убегающие
в синюю даль богатые поемные луга с пасущимися табунами...
В такой обстановке
сибиряк стал особым человеком с богатой широкой натурой, с большим размахом во
всем: и в труде, и в разгуле. В Сибири на все своя мера: расстояние в сотню
верст - нипочем, стройка - на сотни лет. Богатства природы, торговый тракт,
близость рудников и приисков с приносимым ими быстрым обогащением… вольное
население, не знавшее крепостного права, необходимость каждому охранять себя и
в лесу, и в дороге от лютого зверя или лихого человека - все это создавало и в
обращении с деньгами особый размах. Наложила свою печать на Сибирь и каторга с
ссылкой... Остроги с зловещими частоколами, клейменные лица, эшафоты с палачом в
красной рубахе, свист кнута и бой барабана... - все это было обычными
впечатлениями сибиряка. А рядом - беглые, жуткими тенями скользящие по
задворкам в ночной тишине, разбои, грабежи, поджоги, пожары". Жизнь в
Сибири сохраняла патриархальный уклад и жестокие нравы. Не раз семья Суриковых
подвергалась разбойным нападениям, и жизнь будущего художника "висела на
волоске". Любимыми развлечениями сибиряков были кулачные бои и охота. С
малых лет Суриков ходил с отцом на охоту и прекрасно стрелял, а в юности любил
участвовать в кулачных боях.
Огромное влияние на
Сурикова оказала его мать Прасковья Федоровна. Она была незаурядным человеком -
сильная, смелая, проницательная - "посмотрит на человека и одним словом
определит". Прасковья Федоровна выросла в старинном, похожем на сказку,
доме с высокими резными крыльцами, множеством крытых переходов и слюдяными
окнами. Сам воздух в доме "дышал стариной". Из своего девичества она
вынесла любовь к старинным торжественным обрядам, затейливым узорам. Прасковья Федоровна
мастерски вышивала цветами и травами по своим рисункам, тонко чувствовала цвет,
разбиралась в полутонах. Свою любовь к старине, внутреннее чувство прекрасного
Суриков унаследовал от матери.
Тяга к рисованию
проявилась у Сурикова с ранних лет. Мальчиком он вглядывался в окружающих:
"как глаза расставлены", "как черты лица составляются",
часами мог рассматривать старинные иконы и гравюры, пытаясь передать увиденное
на бумаге. В 1856 году Суриков поступил в приходское училище в Красноярске. Там
способности мальчика к рисованию были замечены преподавателем Н.В. Гребневым,
который стал заниматься с ним отдельно, рассказывал о произведениях
классического искусства, водил рисовать с натуры акварельными красками виды
Красноярска.
"Идеалы исторических
типов воспитала во мне Сибирь с детства. Она же дала мне и дух, и силу, и
здоровье». Сибирь многое объясняет в творчестве художника, но для того чтобы
красноярский юноша, выучившийся в Академии художеств на стипендию местного
купца-мецената, стал великим русским живописцем Суриковым, нужны были могучий
талант, причем талант истинно русский, глубоко национальный, патриотизм,
демократичность и высокая гражданственность, большая живописная,
профессиональная культура и обширные знания, целеустремленность и сила воли.
Наконец, неповторимый дар угадывания истории, не столько буквы, сколько ее
духа, правды давно минувших веков.
2. Композиции
семи исторических картин
У Сурикова не было
настоящей мастерской. Свои знаменитые монументальные полотна художник писал или
у себя дома, в одной из небольших комнат квартиры, которую тогда снимал (Утро
стрелецкой казни, Меншиков в Березове, Боярыня Морозова), или, позже, в одном
из залов Исторического музея (Покорение Сибири Ермаком, Переход Суворова через
Альпы, Степан Разин). Обстановка была очень простой - лишь самое необходимое.
Неприступный с чужими, живой и общительный только с близкими людьми, Суриков,
когда он начинал работать, замыкался, затворялся в своей мастерской, почти
никогда не показывая работу до ее окончания (как было с Утром стрелецкой
казни). Художнику необходимо было претворить в жизнь свой замысел, который
ярким образным представлением со всеми композиционными, пластическими и
цветовыми подробностями "вспыхнул" в его душе. Однако до воплощения
его на холсте предстояла еще огромная работа. Достоевский сказал, что нет
ничего фантастичнее реальности. Это в особенности подтверждают картины
Сурикова. Его казнь стрельцов среди насупившейся Красной площади, со зловещим
силуэтом Василия Блаженного позади, с мерцающими в утренней мгле жалкими
свечками, с процессией искалеченных людей, плетущейся под грозным взором
Антихриста Царя, гениально передает весь сверхъестественный ужас начинающейся
петровской трагедии. Эпилог ее изображен еще с большей простотой и еще с
большей силой: низкая, душная изба, в которой сидит огромный великан Меншиков,
окруженный своими несчастными детьми, сильно напоминает «Баню с пауками»
Свидригайлова. Страшное лицо бывшего герцога Ингерманландского прекрасно
годилось бы для скованного Прометея...»
художник
картина суриков композиция
2.1 «Утро
стрелецкой казни»
"Стрельцы" были
задуманы еще в Академии и возникли из того впечатления, которое произвела на
него Красная площадь в тот день, что он провел в Москве по пути из Красноярска
в Петербург. О них он и мечтал, когда принимал заказ на живопись в храме
Спасителя, чтобы заработать денег и начать свое. "Я на памятники, как на живых
людей смотрел, - говорил он, - расспрашивал их: вы видели, вы слышали, вы
свидетели. Только они не словами говорят. И вот Вам в пример скажу: верю в
Бориса Годунова Самозванца только потому, что про них на Иване Великом
написано. А вот у Пушкина не верю: очень у него красиво, точно сказка. А
памятники все сами видели: и царей в одеждах, и царевен - живые свидетели.
Стены я допрашивал, а не книги. В Лувре вон быки ассирийские. Я на них смотрел,
и не быки меня поражали, а то, что у них копыта стерты - значит, люди здесь
ходили. Вот что меня поражает. Я в Риме в соборе Петра в Петров день был. На
колени стал над его гробницей и думал: "Вот он здесь лежит - исторические
кости; весь мир об нем думает, а он здесь - тронуть можно".
В этих словах Суриков выразил
самую сущность своего подхода к исторической действительности. Он восстанавливает
ее не путем изучения исторической эпохи и всех ее мелких археологических подробностей
– он воспринимает ее непосредственно, как живую эманацию старых камней, по тому
же самому закону, как ясновидящий, прижав к темени исследуемый предмет, получает
видение событий, к нему относящихся. Ступив впервые на землю Красной площади,
насыщенную кровью древних казней, Суриков был охвачен смутой и тревогой тех
воспоминаний, что он носил в памяти своей крови. Историческая связь напрашивалась
сама собою: Красноярский бунт, в котором впервые обнаруживается лицо
суриковского рода, был непосредственным отголоском, последней волной стрелецких
бунтов начала Петрова царствования. Из событий, запечатленных камнями Красной площади,
ему должно было померещиться это и никакое другое, тем более что вид Лобного
места пробудил в нем все кровавые воспоминания детства и всю захватывающую,
патетическую поэзию эшафота. "Когда я их задумал, у меня все лица так и
возникли. И цветовая раскраска вместе с композицией; я ведь живу от самого
холста, из него все возникает", - говорил Суриков.
Страницы: 1, 2, 3, 4 |