Реферат: Постановка и решение проблемы человека в мире абсурда у Гоголя и Кафки ("Нос" и "Превращение")

       И Грегор тоже начинает бояться, чувствовать свою бесполезность. Но он хочет быть полезным и нужным—вся предшествующая превращению жизнь свидетельствует об этом. Он был предан семье и теперь последнее, что он может для неё сделать—это исчезнуть. И он умирает, идёт на этот последний шаг самопожертвования на благо семьи. А члены его семьи, по сути, являются паразитами—ведь он работал на них, а они постоянно его  трудом

питались. И ещё очень примечательно, что в конце тело Грегора оказывается иссушенным. Так часто паразиты оставляют от своей жертвы лишь оболочку, выев всё изнутри.

       «Тело Грегора и в самом деле было совершенно сухим и плоским, это стало по-настоящему видно только теперь, когда уже не приподнимались ножки, да и вообще ничего больше не отвлекало взгляда».

       Примечательно, что перед смертью о Грегоре заботится уже служанка, а не мать и даже не сестра, которая открыто, кстати, заявляет, что от жука надо избавиться, так как «оно (  оно! ) всех погубит».

       Грегора уже почти нет. Его нет как человека, он истощился, как вообще живое существо. Только сознание его ещё живо. О чём они—последние мысли этого ничтожества?

       « О своей семье он думал с нежностью и любовью. Он тоже считал, что должен исчезнуть, ещё решительней, чем сестра».

       И исчез.

       Вспомним, что в последние дня он ничего не ел. Тема голода неоднократно фигурирует в творчестве Кафки. Ярким примером служит хотя бы его «Голодарь». Как справедливо заметил сам автор, - "любое голодание имеет свой предел" - со всеми вытекающими последствиями. Последствия в этих произведениях разные, но различна и мотивация голода. По большому счету, "голодный" - всего лишь синоним слова "живой". Бессмысленная смерть голодающего ужасна - впрочем, она не лишена и некоторого, типичного для Кафки, комизма; а освободившуюся клетку занимает молодой леопард, переполненный радостью жизни, не тоскующий даже по свободе, потому что    "это благородное, до последнего мускула наделенное всем необходимым тело даже и свободу носило с собой".  Концовка «Превращения» очень на это похожа. Грегора не стало. Осталась прежняя семья, в жизни которой почти ничего и не изменилось. О сыне и брате они с лёгкостью забудут, впрочем, они не помнят о нём уже в конце рассказа. Это не сделка со совестью, это вполне характерно для их мышления.

       «И как бы в утверждение их новых мечтаний и прекрасных намерений, дочь первая поднялась в конце их поездки и выпрямила своё молодое тело». Чем не леопард? Будущее цивилизации очерчено, но присутствует в рассказе Кафки надежда. «Какая же надежда,—могут возразить,—если всё заканчивается бесславной смертью?»

       И действительно, почему—смерть?

       Самым простым ответом на этот вопрос будет, пожалуй, то, что таким образом Кафка убил свои переживания, он с ними расстался, почувствовав себя свободным. В его Грегоре очень много личной боли, часть которой он снимал с себя таким образом. С другой стороны, с первых же страниц  у меня возникло ощущение, что в них заключена ускользающая, неуловимая назидательность… Я долго пыталась понять, что именно хотел сказать писатель и почему, если он симпатизирует Грегору ( а он ему симпатизирует), он его всё-таки убивает? 

      Человек может бояться лишь того, что он в силах вообразить, почувствовать, что хоть и отдаленно, но согласуется с его опытом. Сладчайший соблазн страдания и отверженности переплетался с тягостными мучениями болезненного и одинокого человека. Одиночество располагает ко взгляду на себя со стороны, но всякая попытка отстраненности лишь подчеркивает эгоцентризм.  Крайняя усталость от жизни видит в смерти избавление. Этим объясняется немыслимое и абсурдное действие, которое развивается с нерушимой последовательностью по невидимой глубинной канве. Трудно выносить такую степень опустошенности, когда страх смерти преодолевается страхом жизни. У Грегора нет страха смерти, да и страх жизни присутствует вы нём лишь отчасти, у него есть страх, опасение того, что он может оказаться ненужным. Он настолько весь растворён в дорогих ему людях, что не мыслит себе существования отдельно от них, а вместе с ними ему нет жизни. В этом и заключается парадокс. Суть надежды, на мой взгляд, сводится именно к тому, что существующая система не вечна, что она легко распадается. Ведь, если вдуматься, Грегор умер, но за ним осталась внутренняя победа, так как себя в этом мире он не потерял, а семья живёт иллюзиями своей реальности, у них нет ничего своего, личного—того, за что можно было бы бороться и что можно было бы сохранять. Грегор такой не один—пройдёт время, и появятся другие жуки, отличные от общей распространившейся породы. Проблема Грегора была в том, что он был одинок, нигде не встречая поддержки и понимания. Но ведь он был таким первым. Начало положено и  дальше это будет лишь развиваться. Потому как общественная жизнь, построенная на внешних инстинктах, не спасёт цивилизацию—историю творят грегоры. 

      «Для чего вы делаете вид, будто вы—настоящие? Вам что, желательно убедить меня, будто ненастоящий—это я?» Здесь можно вспомнить эти слова из самого раннего из сохранившихся произведений Кафки «Описание одной борьбы». Как бы подобие не стремилось и не было мастерски сделано, оно никогда не затмит оригинал, потому что оно—подобие. Человек характеризуется именно человеческим. От этого можно уходить и искать новые формы и вариации—на протяжении всей истории такое случалось не раз—но невозможно к этому не возвращаться, так это истина…В дневнике Кафка записал:  «Вселенная сама начнет напрашиваться на разоблачение...». И теперь становится очевидна надежда на будущее—всё ложное разоблачит себя, так как не может быть вечным, и всё вернётся на круги своя…

       Любопытным мне представляется и обращение к физиологической символизации писателей. Образ Нос, например, известен ещё с античности. Тогда он являл собой образ человека в мироздании. На лице, которое рассматривалось как мир творения, большое внимание уделялось лбу-небу и носу-человеку. Может быть, исходя даже из этого отрыв и самостоятельная жизнедеятельность этой материи имеет место быть?

«…перед подъездом остановилась карета; дверцы отворились; выпрыгнул, согнувшись, господин в мундире и побежал вверх по лестнице. Каков же был ужас и вместе изумление Ковалёва, когда он узнал, что это был собственный его нос!»     

      Достаточно хорошо известен нос и в стихии русского фольклора: начиная от колобка,  для которого нос становится последний инстанцией, и заканчивая поговорками и пословицами:

·  не суй нос не в своё дело;

·  не вешай нос;

·  носом чую;

·  носом землю пахать;

·  не видеть дальше своего носа;

·  водить за нос

и друг.

       К тому же нос является чуть ли не самой выпуклой частью, ну если не тела, то уж лица—точно. Много упоминаний о нём мы встречаем на различных страницах. Надо сказать, что не обошёл вниманием носа и Кафка, правда, не в «Превращении», а в других своих произведениях. В повести Гоголя нос, по мнению В. Набокова, предстает "чем-то сугубо, хотя и безобразно мужественным".   У Кафки же, по словам того же Набокова, нос показан с  "вызывающей телесностью. Наверное, не ошибочным будет утверждение, что Кафка в каком-то смысле является даже антиподом Гоголя,  разработавшего комическую линию восприятия носа через привлечение русских и французских пословиц, поговорок, фразеологизмов, bon mot. Именно с помощью парафраз, реализованных метафор, взятых из двух языков, выпестован знаменитый образ носа майора Ковалева. Гоголь ориентировался на русского читателя, для которого стихия французской речи была привычной и понятной. Он дословно перевел, "пересадил" на почву русского языка устойчивые выражения по типу "хотеть съесть нос" (что означает - ненавидеть) или "поправить себе нос" (разбогатеть). Пушкин очень точно назвал гоголевскую повесть "шуткой"! Кафка хорошо знал и французский язык, и творчество Гоголя. Шутки, каламбуры, парафразы - все эти изобразительные приемы и средства были ему доступны, однако он предпочел серьезный нос. Кафка является полным антиподом Гоголя, Возникает дисгармоничный абсурдный мир, в котором ложь торжествует над правдой, порок над добродетелью, тело над духом. Поэтому героям Кафки тяжело дышать. А Грегор, например, если мы вспомним, просыпается от запаха чего-то съедобного. Осязательно-дыхательные функции носа играют и здесь определённую роль.

«Лишь у двери он понял, что, собственно, его туда повлекло: это был запах чего-то съедобного».

       Вспомним также, что мать Грегора мучают приступы удушья, что тоже показательно.  Человек, который не может дышать, не является полноценным. Одержимые нечистой силой в древней мифологии умирали от удушья, так как не могли дышать свежим воздухом.

       Современная эпоха препарировала литературную "носологию" весьма избирательно и специфически: нос сохранил тотальную материальность и даже (вот бы удивился Гоголь!) право на отъединенность от тела; а его потенциальная, высвеченная кубистами и Кафкой "опасность" была нейтрализована ... окончательным овеществлением, переводом в разряд предметов обихода. Роман современного автора Патрика Зюскинда "Парфюмер" в известном смысле продолжает кафкианскую традицию. У Кафки нос выступает в роли предвестника смерти, у Зюскинда нос гениального парфюмера уже напрямую крадет человеческие жизни. Гениальность любого писателя видна в мелочах - отточенных предметных деталях и вещах заведомо глупых. Кафку нужно постигать, пересчитывая, подобно Набокову, лапки превратившегося в насекомое Грегора Замзы или те же носы. Всё глобальное складывается из мелочей. К тому же, если верить О. Уайльду, «жизнь не делится на мелочи и важные вещи—в ней всё одинаково важно».

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6