Реферат: Народные неортодоксальные верования в творчестве Короленко
В рассказе «Чудная»
(1880) Короленко создал образ ссыльной девушки – революционерки, мужественной и
непримиримой. Восхищаясь стойкостью своей героини, Короленко в то же время
осуждал ее за сектантство, нетерпимость в отношении к темному и отсталому
народу, который не понимает своих защитников и не поддерживает их. В отличие от
«революционеров без народа», Короленко видел в людях из народа пробуждение
протеста и стремление к справедливости — «Яшка», 1880; «Убивец», 1882).
Необычна судьба этого
замечательного произведения. Рассказ был написан в вышневолоцкой тюрьме, тайно
от надзирателей, и так же тайно передан на волю. Здесь же, в шумной общей
камере Короленко прочитал рассказ своим новым товарищам, на которых он произвел
огромное впечатление. Разумеется, он не мог появиться в русской печати того
времени и распространялся нелегально. По одному из таких нелегальных изданий,
«Чудная» была переведена на украинский язык и издана Ив. Франко. Только в 1905
году Короленко удалось напечатать рассказ под заглавием «Командировка» в
«Русском богатстве». По существу, «Чудная» посвящена той же теме, что и «Яшка»:
душевной стойкости, непоколебимому мужеству и упорству. Сюжет рассказа
несложен. Девушка – революционерка попадает в ссылку. Она больна, физически
совершенно беспомощна, и условия ссылки для нее гибельны. Злая грубость
полицейщины и суровая зима одерживают верх над ее слабой природой, но в то же
время, духовно — это победа непреклонной принципиальности, человеческого
достоинства над той же самой действительностью, которая ее убивает. «Сломать
ее… можно… ну, а согнуть… — не гнутся этакие», — говорится о ней в рассказе.
Важной вехой в творческой
биографии Короленко является его участие в так называемом «мултанском деле».
Обстоятельства дела были таковы.
В 1984 году суд в городе
Малмыже вынес обвинительный приговор семи крестьянам села Старый Мултан,
удмуртам по национальности, обвиненным в убийстве с целью принесения
человеческой жертвы языческим божествам. Характер этого ритуального процесса
глубоко заинтересовал Короленко. Детально изучив материалы дела, писатель
пришел к убеждению, что обвиняемые невиновны. Это заставило Короленко в
сентябре 1895 года поехать в Елабугу, чтобы лично присутствовать на втором
разбирательстве дела, кассированного Сенатом из-за явного нарушения некоторых
юридических норм. В течение трех дней с утра и до вечера Короленко записывал
все происходившее в судебных заседаниях. В итоге этой работы в печати появился
подробный документально точный отчет о заседании суда. Короленко неопровержимо
установил, что следствие было целиком сознательно фальсифицировано царскими
судебными чиновниками, что полицейские истязали подсудимых и свидетелей,
вымогая ложные показания, и что в Елабуге «приносилось настоящее
жертвоприношение невинных людей шайкой полицейских разбойников под
предводительством товарища прокурора суда».[8] Удмурты были вторично
осуждены.
Возмущенный
несправедливым приговором и понимая, какое большое принципиальное значение
имеет мултанское дело, Короленко поклялся добиться нового расследования дела и
оправдания ложно обвиненных. Глубокой осенью писатель выехал в Старый Мултан.
Здесь Короленко беседовал с односельчанами обвиняемых, подробно осмотрел и зарисовал
обстановку, в которой было совершено убийство, и даже ложился на то место, где
лежал убитый, чтобы проверить показания свидетелей. Поездка в Мултан и изучение
обширного научного этнографического материала еще больше укрепили писателя в
убеждении, что судом два раза осуждены невиновные, и вооружили его точным
знанием обстоятельств дела.
Короленко понимал, что
разоблачение виновников этого позорного суда явится разоблачением национальной
политики самодержавной России: «По всей России, особенно на окраинах, мы то и
дело видим пытки и истязания, и мултанское дело одна из иллюстраций этого
положения»[9], — писал Короленко.
Писатель понимал также, что речь идет не только о виновности определенных лиц,
а «произносится суд над целой народностью или целым общественным слоем».[10]
Мултанское дело было для
Короленко защитой народа от наглой клеветы мракобесов. «Нет, народная, хотя бы
и инородческая масса — не каннибалы. Она лучше, чем вы ее считаете при всей ее
темноте и бесправии»[11], — писал Короленко,
раскрывая политический смысл защиты мултанцев.
Выступления В. Г.
Короленко привлекли внимание всей России к мултанскому делу и вызвали
многочисленные отклики в прессе.
Высочайшего напряжения
достигла накаленная атмосфера вокруг процесса во время третьего судебного
разбирательства, происходившего в далеком глухом городишке Мамадыше, в тесном и
душном зале, едва вмещавшем несколько десятков человек. Восемь дней происходили
заседания суда, начинавшиеся в 10 часов утра и оканчивавшиеся в 12 часов ночи.
На этот раз писатель присутствовал на суде в качестве защитника. Короленко
почти не спал последние сутки суда, готовясь к очередным заседаниям, и снова
переживал перипетии процесса.
Совершенное знание
материалов следствия и дела, тонкая аргументация, могучий темперамент художника
и публициста — все это с большой силой раскрылось в выступлениях Короленко на
суде. Впечатление от заключительной речи Короленко было огромно и незабываемо.
«Задушевным , проникновенным голосом, с глубокой искренностью и сердечностью
заговорил он — и сразу же приковал внимание всех, — рассказывал один из
присутствовавших на суде корреспондентов, — такова была сила этой речи, что все
мы, корреспонденты и даже стенографистки, положили свои карандаши, совершенно
забыв о записи, боясь пропустить хоть одно слово… Волнение Владимира
Галактионовича все росло; наконец, он не смог справиться с ним — заплакал и
вышел из залы. Все были захвачены, потрясены».[12] Процесс закончился
полным оправданием удмуртов. Победила воля писателя, его самоотверженность,
удивительная энергия, направленная на одну цель, любовь к народу. Вместе с тем,
это была большая победа прогрессивной русской мысли. Выступления В.Г. Короленко
по своему общественному значению могут быть сопоставлены с ролью Золя в деле
Дрейфуса, и в этой связи Чехов писал в 1898 году: «Первыми должны были поднять
тревогу лучшие люди, идущие впереди нации. Так и случилось... Да, Золя не
Вольтер и все мы не Вольтеры, но бывают в жизни такие стечения обстоятельств,
когда упрек, что мы не Вольтеры, уместен менее всего. Вспомните Короленко,
который защищал мултанских язычников и спас их от каторги».[13]
Смелым и бесстрашным «Я обвиняю», брошенным в лицо всем темным силам реакции,
были статьи и речи Короленко о мултанском деле.
Как видим, литературное
наследие В. Г. Короленко чрезвычайно велико и поражает разносторонностью
художественного дарования писателя. Короленко было свойственно высокое
понимание писательского долга, поэтому таким гражданским пафосом веет от всего
его творчества, поэтому так благородны его замыслы, безгранична его вера в силы
народа. В своем труде Короленко не знал усталости, до суровости был беспощаден
к себе. Он не преувеличивал, когда говорил о своей профессиональной привычке
«постоянно работать с карандашом» в любых условиях и при любых обстоятельствах.
Нужно было быть до конца преданным литературе, иметь твердую волю и огромное
самообладание, чтобы под сводами Вышневолоцкой политической тюрьмы создать
рассказ «Чудная», на арестантской барже — очерк «Ненастоящий город», в суровых
условиях якутской ссылки создать такие произведения, как «Сон Макара» и в «В
дурном обществе».
Подводя итоги своей
жизни, Короленко писал: «… Оглядываюсь назад. Пересматриваю старые записные
книжки и нахожу в них много «фрагментов», задуманных когда-то работ, но по тем
или иным причинам не доведенных до конца… Вижу, что мог бы сделать много больше,
если бы не разбрасывался между чистой беллетристикой, публицистикой и
практическими предприятиями, вроде мултанского дела или помощи голодающим. Но
ничуть об этом не жалею. Во-первых, иначе не мог. Какое-нибудь дело Бейлиса
совершенно выбивало меня из колеи. Да и нужно было, чтобы литература в наше
время не оставалась без участия в жизни».[14] Вот это стремление
участвовать в жизни своим словом писателя и является определяющей чертой облика
Короленко.
Писатель не считал, что
он жертвует своими личными интересами ради интересов общества, он и не
жертвовал собой, а целиком самозабвенно и радостно отдавал себя, свой талант
художника и публициста людям. И сознание выполненного долга было ему лучшей
наградой. Короленко говорил: «Когда человек свое удовольствие видит в знании, в
борьбе за правду в облегчении страданий других, то … его душевный строй
становится здоровее, сильнее, личность возвышеннее, крепче».[15]
Эти слова выражают глубочайшее убеждение писателя, это — лозунг всей его жизни.
Короленко — великий
гуманист, полный веры в творческие силы человека и народа в целом. «Дорог
человек, дорога его свобода, его возможное на земле счастье», «человек рожден
для счастья, как птица для полета». Эти формулы определяют существенную сторону
мировоззрения писателя, для которого человек — величайшая ценность в мире,
какому бы Богу он не поклонялся. Любовь к человеку, борьба за строй жизни,
обеспечивающий человеку возможность реализации его творческих сил, пронизывает
все творчество писателя.
Короленко действительно,
по-настоящему ненавидит страдания. Пассивное отношение к несчастью для писателя
несовместимо с достоинством человека. «Страдание есть то, с чем мы и должны и,
главное, можем бороться», — утверждал В. Г. Короленко, и это составляет высокий
моральный пафос его деятельности.
Страницы: 1, 2, 3, 4 |