Реферат: Лирический герой поэзии Н. А. Некрасова
Таким
образом, можно сказать, что проблематика (и структура конфликта) постепенно
усложняется. Три важнейших смысловых противопоставления («холопы» и
«свободные», «бунт» и «терпение», «старое» и «новое») в целом сохраняются на
протяжении всей поэмы, однако глубинное содержание этих противопоставлений
меняется по мере того, как усложняется проблематика и структура конфликта.
«Холопы и свободные». Социальное разделение крестьянского мира на дворовых
(«холопов») и свободных земледельцев актуально именно в пореформенный период.
Злободневное социально-психологическое наблюдение Некрасова состоит в том, что
дворовые («холопы») унаследовали больше пережитков крепостного права, чем
свободное крестьянство. В Первой части поэмы эта тема выражена в сатирическом
образе холопа князя Переметьева. (В какой главке он появляется? Какой своей
болезнью он гордится и почему? Что происходит с ним в конце концов?) Целая
галерея образов холопов (как комических, так и более драматических или даже
трагических) предлагается читателю в «Последыше» (Ипат — «холоп
чувствительный», Агап Петров, Сидор, (расскажите подробно, кто они такие)) и
«Пире на весь мир» («холоп примерный — Яков верный», староста Глеб из сюжета
«Крестьянский грех»). Этих персонажей объединяет привычка к рабству, полное
отсутствие или искаженный образ человеческого достоинства. Некоторые из них
наделены традиционными пороками отрицательных, сатирических героев (какие это
пороки? Приведите примеры), и за это крестьянский мир осуждает их. Главный
«грех» холопа заключается в узости взглядов и мышления, в глупости и абсолютной
покорности судьбе. Суть психологии холопов, а также отношение к ним народа и
самого поэта выражены в словах: Люди холопского звания Сущие псы иногда: Чем
тяжелей наказание, Тем им милей господа. Наибольшего осуждения удостаивается
предатель Глеб, «крестьянский грех» которого сравнивают с «Иудиным грехом»,
который «не прощается». (Вспомните этот сюжет. В чем вина Глеба перед
собратьями?) Пример добровольного коллективного холопства — поведение крестьян
в «Последыше». В главах «Последыш» и «Пир на весь мир» «холопство»
отождествляется с порочным наследием крепостного права: Всему виною крепь!..
Нет крепи — нет дворового, Самоубийством мстящего Злодею своему. Нет крепи —
Глеба нового Не будет на Руси! (Кому принадлежат эти слова?) Однако
изображаемые в «Последыше» события (особенно связанные с Климом Лавиным
(вспомните этого героя) и Агапом Петровым (чем заканчивается сюжетная линия
Агапа? Почему это символично?)) позволяют говорить о холопстве в более глубоком
психологическом смысле — как о важном отрицательном аспекте русского характера,
который во многом обусловлен явлением крепостного права, но не сводится к этому
целиком. В одной из песен Гриши Добросклонова («Ты и убогая...») русский
национальный характер получает интересное образное определение, которое указывает
на сочетание в нем привычки к рабству и воли к свободе. В рабстве спасенное
Сердце свободное — Золото, золото, Солнце народное! В другой песне Гриши («В
минуту унынья, о родина-мать...») Россия определяется как «...раба, // Но мать
уже вольного сына».
Таким
образом, оптимистический пафос Второй части — надежда автора (выразителем
мыслей которого является персонаж-поэт) на освобождение русского человека от
внутреннего холопства, с последующей реализацией тех положительных
«субстанциальных сил» народа, которые (согласно В. Г. Белинскому) являются
главным содержанием народной эпопеи. Обратите внимание, что тема холопов
практически отсутствует в «Крестьянке». Если считать «Крестьянку» действительно
Третьей частью поэмы, то можно сказать, что социально-историческая тема
«наследие крепостного права» исчерпана в Первой и во Второй частях, а в Третьей
части судьбы России будут рассматриваться в наиболее сложной
символико-мифологической перспективе. Бунт и терпение. Эти темы (так же, как
тема холопства) заявлены уже в Первой части, а потом получают более сложную
разработку в «Последыше», «Пире на весь мир» и «Крестьянке». Впервые тема бунта
появляется в связи с другой социальной темой — пьянством. В главке «Пьяная
ночь» изображается пьяный разгул, поразивший воображение Павлуши Веретенникова:
«...Умны крестьяне русские, Одно нехорошо: Что пьют до одурения, Во рвы, в
канавы валятся, — Обидно поглядеть!» В ответ на эти слова крестьянин Яким
Нагой, своеобразный народный мудрец-парадоксалист, произносит неожиданную речь
в защиту пьянства. Наряду с наиболее простыми объяснениями пьянства («Он до
смерти работает, // До полусмерти пьет»; «Вино валит крестьянина, // А горе не
валит его? Работа не валит?» и т. п.) Яким предлагает еще одно, на которое вам
следует обратить внимание: У каждого крестьянина Душа, что туча черная. Гневна,
грозна; и надо бы Громам греметь оттудова, Кровавым лить дождям. А все вином
кончается: Пошла по жилам чарочка — — И рассмеялась добрая Крестьянская душа!..
Таким образом, пьянство — это способ, с помощью которого крестьянину удается
сдержать себя от более страшного и разрушительного зла: пресловутого «русского
бунта, бессмысленного и беспощадного». (Кому из героев русской литературы
принадлежит это определение бунта?) Так тема пьянства связывается с темой
народного долготерпения, противопоставленного народному бунту. Речь Якима
Нагого — на самом деле защита не пьянства (это лишь риторический прием), а
народного долготерпения, которое таким образом предстает как добродетель и
свидетельство внутренней силы (самоограничение, обуздание себя), а отнюдь не
слабости народа. Дальнейшее развитие эта тема получает в главе «Крестьянка», в
реплике «святорусского богатыря Савелия», отсылающей к образу былинного
Святогора: — Как вы терпели, дедушка? — А потому терпели мы, Что мы — богатыри.
В том богатырство русское... Однако в речи Якима Нагого есть и другой,
противоположный мотив: «...А удаль молодецкую // Про случай сберегли!» Наряду с
апологией народного долготерпения чувствуется убежденность автора, что в истории
народа бывают моменты, когда социальный бунт в защиту справедливости (во имя
того самого «счастия народного», которого ищут «мужики») необходим, оправдан и
являет в себе «положительные субстанциальные силы» народа. Этот бунт — как бы
другая сторона долготерпения. Два нравственных идеала (смирение и борьба за
справедливость) гармонически сочетаются в идейной структуре поэмы.
Именно
такому бунту (не «бессмысленному», а осмысленному как борьба за справедливость)
сочувствует другой крестьянин — Ермил Гирин, которого мы не видим
непосредственно именно потому, что «в остроге он сидит». {Почему его посадили в
острог? Кто сообщил об этом собравшимся? Что еще известно нам о биографии этого
уважаемого в народе человека?) Символично, что известие о заключении Гирина в
острог сюжетно сопряжено с позорным бегством уличенного в воровстве «холопа»
(можно сказать, что эти два персонажа представляют собой положительный и
отрицательный нравственные полюса народного мира). Тема «положительный аспект
народного бунта» получает дополнительную разработку в сюжетах о
«Кудеяре-атамане» («Пир на весь мир», глава «Странники и богомольцы») и о
расправе крестьян с управляющим «немцем Фогелем» («Крестьянка», глава «Савелий,
богатырь святорусский»). Легенда о Кудеяре-атамане по жанру напоминает
апокрифическое житие (обратите внимание на житийный «зачин» легенды: Господу
Богу помолимся, Древнюю быль возвестим. Мне в Соловках ее сказывал Инок, отец
Питирим).
Кульминация
сюжета — встреча двух «разбойников» — Кудеяраатамана и пана Глуховского,
жестокость которого социально конкретна (угнетатель простого народа, которого
не мучают угрызения совести: «А поглядел бы, как сплю!»). Убийство Глуховского
засчитывается Кудеяру как подвиг, за который ему отпускаются все предыдущие
грехи. Разумеется, это убийство — всего лишь эмблема, символ, в лице
Глуховского наказывается социальное и нравственное зло. Сравните этот сюжет со
страшным рассказом Савелия о расправе над «немцем Фогелем»: здесь вы увидите
более грубую («натуральную») и страшную правду о «бунте» жестоком и
беспощадном. Обратите внимание на языковые и стилистические моменты. Звучащие
на фольклорный лад слова Савелия: «А наши топоры // Лежали до поры...» —
созвучны реплике Якима Нагого: «А удаль молодецкую // Про случай сберегли...»
Запоминается и словечко: «наддай!», передающее энергию бунта. Это слово
«понравилось» странникам, и его с удовольствием повторяют несколько раз.
Итак,
бунт может пониматься как положительно, так и отрицательно. То же самое
относится и к долготерпению. Национальный характер выглядит парадоксальным,
противоречивым, он соединяет в себе полярные противоположности. Основные
акценты народной этики расставлены следующим образом: народ кроток и терпелив
(«Осьмнадцать лет терпели мы»), но однажды наступает время для дерзновения,
борьбы: «Недотерпеть — пропасть, // Перетерпеть — пропасть!» В образе Савелия
есть черты и бунтаря (в прошлом) и страстотерпца (в настоящее время), он
соотносится с фигурой былинного Святогора. Обратите внимание на то, что
сделанные Некрасовым наблюдения имеют одновременно актуальный, злободневный
социальноисторический и более глубинный, вневременной философский смысл.
«Старое и новое». Кульминация темы «старое и новое» — история деревни Большие
Вахлаки. Обратим внимание: поминки как ритуал означают прощание с усопшим, они
совершаются как бы в присутствии его души. «Поминки по крепям» — событие, в
котором последний раз является дух отходящей в прошлое эпохи. Композиционно
борьба двух эпох представлена как чередование старых песен «горького времени» и
«новых» песен.
Победа
«нового» над «старым» провозглашается поэтом и «заступником народным» Гришей
Добросклоновым. Однако в следующей главе («Крестьянка») выясняется, что победа
«нового» над «старым» не окончательна. Система образов, выражающих эту мысль,
усложняется. Сюжет о смерти Матрениного первенца Демушки (которая произошла по
вине старика Савелия) глубоко символичен. Если Матрена — Россия, то сын ее —
будущее России (ср. в песне Гриши «В минуту унынья, о родинамать...»), а дед
Савелий — прошлое России в образе ветхого, обессилевшего богатыря Святогора.
Этот «Святогор» (неудачливый богатырь) — причина смерти первого «вольного сына»
матери-России. Пока жив «Святогор», не родится «Илья Муромец». Чтобы родиться в
образе Ильи Муромца, Россия должна будет сначала умереть в образе Святогора.
Символична и финальная «Бабья притча»: в ней говорится о том, что, несмотря на
преждевременное ликование народных заступников, «ключи» от народного «счастья»
до сих пор не найдены. На этой печальной ноте заканчивается написанный текст
поэмы.
Страницы: 1, 2, 3, 4 |