Дипломная работа: Генеральный план реконструкции Москвы 1935 года

Нельзя обойти вниманием этический аспект отдельных положений генплана, касающихся реконструкции существующих городских кладбищ и религиозных святынь. Этот вопрос решается в контексе агрессивной атеистической политики, проводимой советской властью. Реконструкция сводилась к закрытию кладбищ и разбивке на их территории парков (например, парк на месте кладбища на Можайском шоссе, на месте Миусского кладбища, кладбища Симонова монастыря; предполагалось превращение в парк и знаменитого Ваганьковского кладбища). И только в редких случаях авторы генплана говорят о возможности переноса праха усопших на новые кладбища. Такой чести удостаиваются только те лица, чья деятельность ценна с точки зрения критериев пролетарской культуры. На площадках снесенных или запланированных к сносу известных и знаковых для русской истории монастырей должны быть построены общественные здания (например, на месте Страстного монастыря), дома культуры (например, на месте Симонова монастыря), важные районные учреждения (например, на месте Андроньева монастыря).

Планом в плане является строительством метрополитена. Оно «выбивается» из общего плана, ибо идет с опережением – так первая очередь метро была пущена 15 мая 1935 года, то есть еще до утверждения генплана 10 июля 1935 года! Отсюда необходимые изменения в магистральном и уличном планировании вносятся после утверждения планировки в целом. Получается, что не генплан (как общее), а метрополитен (как частное) во многом определял будущую планировку Москвы и трассировку его людских потоков.

Истории с почти детективным подтекстом разворачиваются вокруг доминант генплана 1935 года – построек, под которые подтягивается планировка зданий и транспортных развязок. В роли таких доминант выступают объекты, носящие заведомо утопический, даже миражный характер, ибо они описываются в таких размерах и цифрах, что изначально выглядят скорее заданными архитектурными идеалами, нежели реальными проектами. Это Дворец Советов со стометровой фигурой Ленина на вершине здания; занимающий целый переулок оперный театр им. Немировича-Данченко; огромная улица-аллея для парадного подхода к Красной площади трудящихся масс во время демонстраций 1 мая и 7 ноября; немыслимых размеров здание Наркомтяжпрома («Дом промышленности» на Красной площади) и другие.

Генеральный план реконструкции и развития Москвы основывался на произвольном расчете настоящего и будущего населения Москвы. По данным первой переписи населения СССР (началась в 1926 году) общее число граждан страны составляло 147 млн. человек. Из них в городе проживало только 18%. В то же время население Москвы к 1929 году уже дошло до 2,5 млн. человек! Но в постановлении от 10 июля 1935 года генплан рассчитан на город с населением только в 5 млн. человек: «Ограничить пределы роста г. Москвы и принять в основу расчетов территории города численность городского населения примерно в пять миллионов человек», – сказано в Постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 10 июля 1935 года.

Хотя словосочетание «научно обоснованное» сопровождало все выступления создателей генплана и авторов шумной кампании вокруг него, нельзя не видеть, что обоснование положений генплана было, по преимуществу, идеологическим. Образ дореволюционной Москвы рисовался диким, грязным: «В грязи, в азиатском бескультурьи, невежестве пребывала и столица «российская» (И. Романовский. Новая Москва. Площади и магистрали. М., «Московский рабочий», 1938, стр. 10). Все прежнее обустройство города представляли несправедливым, «унижающим пролетария», технически отсталым и коммунально неоснащенным: «Водопровод и канализация обслуживала только центральные улицы. На рабочих окраинах были грязные трущобы, покосившиеся лачуги, непросыхающиеся лужи» (П. Лопатин. Хозяйство великого города. М., «Московский рабочий», 1938, стр. 3). Историческое и культурное значение многих памятников преуменьшалось, а иногда и вовсе отрицалось. Одновременно создавался образ рачительной власти, сохраняющей все лучшее и заново строящей самый лучший город. «Когда, по предложению т. Сталина, мы начали ломать эту старину, сметать азиатчину, строить новый, культурный, социалистический город, … господа стали выражать неудовольствие: дескать, не на что будет смотреть в Москве. Мы им можем на это сказать: господа, приезжайте к нам теперь смотреть не азиатчину, не музей старины, а величайшие сооружения, учитесь у нас архитектуре, любуйтесь красотой и культурой, которые могут дать только растущая и цветущая страна советов – страна социализма – и ее культура» (И. Романовский. Новая Москва. Площади и магистрали. М., «Московский рабочий», 1938, стр.12) Отсюда оправдание большинства положений генплана и недопущение его критики, а главный аргумент: противники генплана – противники власти и народа.

Заявленный план реконструкции Москвы представляет собой план развития города с точно определенными, заданными раз и навсегда размерами и количеством населения, обеспечиваемого рассчитанным минимумом городских удобств (метраж, электричество, газ, центральное отопление и т.д.) и общественным транспортом в достаточном количестве. Любое, мало-мальски значительное увеличение населения Москвы, личного автотранспорта и прочего могло вызвать обвал выстроенного минимума, поэтому тоталитарная власть жестко держалась за институт прописки (паспортная система и институт прописки были введены в СССР в 1933 году) и регулирование численности населения Москвы. Ни в одном месте текста генплана не предусматривается даже возможность иного цифрового расклада. Генплан 1935 года демонстрирует присущее всей сталинской культуре ощущение вечности и идеальности.

Архитектура в таком городе играет важную социально-распределительную роль. Именно архитектура определяет монументальность, фасадность, иерархичность и ликующую приподнятость Москвы как столицы социализма. Монументальность, восторг, величие – вот чувства, которые должен вызывать город у жителей и гостей столицы. Город для пропаганды, для производства, для доказательства преимущества социализма, но не для человека, не для индивидуума, в лучшем случае – для коллектива. Последний очень органично вписывается в архитектонику тоталитарного города: демонстрации, парады, физкультурные праздники. Не человек, не личность, а масса, которая, по словам Сталина, является «краеугольным камнем марксизма» (И. Сталин. Анархия или социализм? Соч., т.1, стр. 296), играет роль главного «градостроительного» понятия советской культуры. Сам город выступает прежде всего как инструмент в руках власти для проведения ее политики, а только потом как пространство человеческого проживания.

Власть была кровно заинтересована в осуществлении генплана 1935 года, так как он должен был наглядно продемонстрировать мощь страны Советов, поэтому на воплощение генплана реконструкции Москвы были брошены огромные силы. Что касается непосредственного участия Сталина и Кагановича в решении всех градостроительных перипетий, то это объясняется, конечно, не их большевистской щепетильностью и избытком личного энтузиазма, а важностью той роли, которую играла здесь архитектура, несущая в себе учение об организации пространства. Естественно, главным архитектором Москвы и всего Советского Союза с полным правом может считаться Сталин, управлявший архитектурой столь же решительно, как и советским театром, литературой, музыкой. Кстати, на съезде советских архитекторов в 1946 году Сталин был провозглашен своими «коллегами» «величайшим архитектором всех времен и народов», «отцом и другом всех советских архитекторов». Обозревая московскую советскую архитектуру в целом (в контексте генплана 1935 года), не упуская при этом из виду, что формообразующий элемент плана реконструкции столицы – радиально-кольцевая планировка (по выражению Корбюзье, «несчастье всех старых больших городов»), есть плод выбора и настойчивости Сталина, мы можем со всем основанием признать взгляды вождя в области градостроительства весьма консервативными.

Генеральный план реконструкции и развития города Москвы 1935 года, предполагавший увеличение территории города с 28,5 тысяч га до 60 тысяч га, был рассчитан на десятилетие, однако начавшаяся Великая Отечественная война внесла свои коррективы: работы по осуществлению плана были прерваны и возобновлены после войны. К 1953 году строительство Москвы согласно генплану реконструкции и внесенным в него изменениям было завершено. Завершение строительства последней крупной стройки (высоток) Москвы совпало со смертью вождя. Логично, что созданное в соответствии с генеральным планом 1935 года архитектурное пространство Москвы получило название «сталинского ампира», «сталинской Москвы», «сталинского стиля».

Почти всех исследователей генплана 1935 года поражает настойчивость в его осуществлении:

1.  В июне 1931 года пленум ЦК ВКП(б) обязал московские организации приступить к разработке серьезного, научно обоснованного плана дальнейшего расширения и застройки города Москвы. Нельзя не заметить, что нацеленность партии на генплан очень совпадает по времени с укреплением позиций Сталина после 1930 года, когда им была разгромлена оппозиция. Постановлением этого же пленума была фактически завершена архитектурная дискуссия 1929–1931 годов между урбанистами и дезурбанистами. Партия осудила обе стороны и взяла на себя окончательное решение как градостроительных, так и стилевых проблем. Она внедряет понятие равномерного расселения человечества по стране (исходным для которого является положение о более или менее равномерном размещеннии крупного социалистического производства), и тем самым исключает всякие теоретические дискуссии о строительстве социалистических городов с массовым жильем для рабочих. «Фантазии» архитекторов поворачиваются властью в другом направлении.

2.  В 1929–1930 годах завершается строительство каменного Мавзолея. Последний приобретает характер симбиоза гробницы с трибуной и звание «величайшего памятника Ленину». В перспективе величайший памятник мыслится величайшей трибуной для наследника мертвого вождя Ленина – живого вождя Сталина. Для наглядного завершения аналогии и оппозиции требуется еще один памятник Ленину в виде Дворца Советов. В феврале 1931 года объявляется конкурс на создание величественного Дворца Советов. Формирование проекта каменного мавзолея летом 1930 года и программы будущего конкурса на Дворец Советов очень сопряжены по времени, и можно предположить, что и функционально. 5 мая 1931 года Политбюро утвердило местом постройки Дворца Советов площадку храма Христа Спасителя. Дворец Советов утверждается в качестве одной из доминант будущего социалистического города (по выражению А. В. Луначарского, «зримого архитектурного центра красного центра мира»). Близилось начало периода дворцово-храмового строительства в советской архитектуре. В 1931–1933 годах в процессе проведения самого конкурса на проект Дворца Советов Сталин «построил» архитекторов и указал на «границы их компетенции» в градостроительном пространстве.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12