Реферат: Стратегия как компонент деятельности речевого воздействия

Реферат: Стратегия как компонент деятельности речевого воздействия

Стратегия как компонент деятельности речевого воздействия

План

1. Понятие стратегии в междисциплинарном аспекте

2. Моделирование деятельности речевого воздействия

Библиография

Термин стратегия обязан своим возникновением развитию практической и теоретической стороны искусства ведения войн. История войн, а значит, и стратегии, - насчитывает значительное количество времени. Однако, научная разработка данного понятия началась чуть более, чем полтора века назад,- и связана с именем Г. Ллойда (1820 – 1883), обобщившего в своих трудах богатый практический опыт человечества и некоторые попытки теоретического изучения вопроса.

За это время понятие стратегии значительно изменило свой первоначальный смысл, что было вызвано, в первую очередь, развитием человеческого общества в целом и, в частности, техническим прогрессом, принесшим новые виды оружия, средства связи и обозначившим новые сферы интересов. Развитие наук о человеке также немало способствовало этому процессу, так как новые знания о человеческой психике, полученные в ХХ веке, позволяют прогнозировать, а иногда и программировать, некоторые поведенческие реакции противников и союзников.

Изменения, затронувшие суть явления военной стратегии, ясно видны из сопоставления двух определений соответствующего термина, данных "Encyclopaedia Britannica":

1)   "В XVIII и начале XIX века, когда термин только вошел в употребление, (он) означал искусство планирования и управления военными кампаниями, а также передвижением и расположением вооруженных сил в войне".

2)   "Стратегия (военная) – это наука или искусство вовлечения всех оборонных, экономических, политических и других ресурсов нации в достижение целей войны".

Таким образом, изменение значения исследуемого нами термина затронуло все содержательные аспекты обозначаемого им понятия, оставив неизменным лишь его телеологический аспект: стратегия всегда направлена на достижение целей войны.

В структуре военного дела выделяются следующие области: (1) стратегия, (2) оперативное искусство, (3) тактика. Поскольку стратегия признается теоретиками военного дела "высшей областью" их искусства (СЭС), можно говорить о существовании между ними иерархических отношений. Тактика является искусством решения частных технических вопросов, а стратегия относится к сфере "решения" войн (по аналогии с решением игр). Однако, стратегия – явление более сложное, чем просто сумма тактик. Она скорее не "складывается" из них, а определяет их общее направление – и наоборот: являясь в какой-то степени "частями" стратегии и разворачиваясь линейно (во времени и пространстве), тактики не предшествуют стратегии, не составляют ее, а реализуют.

Какова общая сущность явления стратегии? Энциклопедии и словари определяют ее как (1) искусство и (2) науку (EB; COD; СЭС). Несомненно, наука стратегии возникла как следствие накопления достаточного объема эмпирического материала и возникновения необходимости в его систематизации. Очевидно, что искусство стратегии исторически предшествует соответствующей науке и является первичной формой существования стратегии. Сегодня в лингвистике происходит аналогичный процесс: богатый практический опыт человечества в сфере реализации стратегической коммуникации обобщается в виде теоретического описания стратегических явлений в языке.

В этом аспекте представляются важными достижения военной науки в области разработки понятия стратегии, связанные с философским толкованием войны, а значит, – и образа поведения, принимаемого человеком в ее пределах, то есть, стратегического поведения.

У виднейшего теоретика военного дела прусского генерала К. фон Клаузевица находим следующее определение: "…война есть не что иное, как расширенное единоборство…". Стратегия, по К. Клаузевицу, "… составляет план войны и связывает с поставленной военным действием целью ряд тех действий, которые должны привести к ее достижению". Важнейшее свойство стратегии с операциональной точки зрения состоит, по К. Клаузевицу, в следующем. "Так как большинство этих (военных – Ю. И.) действий может быть намечено лишь на основе предположений, которые частично не оправдываются, а целый ряд более детальных определений заранее и совсем не может быть сделан, то из этого, очевидно, следует, что стратегия обязана сама выступать на театр войны, дабы на месте распорядиться частностями и внести в целое те изменения, в которых постоянно будет нужда". Это свойство военной стратегии быть постоянно корректируемой в зависимости от изменяющихся условий соотносится с такой характеристикой стратегии коммуникативной как гибкость.

Изначальная направленность стратегии на достижение целей войны дает нам возможность определять телеологичность и наличие конфликта в качестве ее конституирующих признаков.

Стратегическое поведение в своем операциональном аспекте связано с деятельностью планирования, состоящей в выборе действий на основании критериев оптимальности. Выбор – не единичное действие, совершаемое стратегом при планировании им военной кампании, а его перманентное состояние в ходе реализации своих (постоянно корректируемых) планов. Таким образом, стратегия превращается из некоего статичного "плана" в принцип деятельности, отличающий последнюю от поведения как потока действий человека в процессе его взаимодействия со средой.

Данное понимание согласуется с культурологическими теориями, рассматривающими стратегию в качестве важнейшего элемента культуры. Явление стратегии получило трактовку в теории культуры не только в силу того, что изучение войны является важным аспектом описания культуры в целом, но и потому, что стратегическое как феномен, очевидно, имеет более широкую область существования, чем война.

Это предположение подтверждается, в частности, размышлениями К. фон Клаузевица, который писал: "Война есть не что иное, как продолжение политических отношений при вмешательстве иных средств. Мы говорим: при вмешательстве иных средств, чтобы вместе с тем подчеркнуть, что эти политические отношения самой войной не прекращаются, не преобразуются в нечто совершенно другое, но, по существу, продолжаются, какую бы форму ни принимали средства, которыми они пользуются, и что главные линии, по которым развиваются и связываются военные события, начертаны политикой, влияющей на войну вплоть до мира". Примечательно, что для пояснения этой мысли генерал использует понятия из философии и лингвистики: "Война, конечно, имеет свою собственную грамматику, но не собственную логику".

Французский социолог Доминик Кола так интерпретирует высказывание прусского стратега: "Иными словами, войну можно рассматривать как специфическую идиому, законы которой вытекают из логики более высокого порядка или из универсальной грамматики, каковой является политика. Если войну рассматривать вне универсальной логики политики, то ее содержание покажется алогичным, противоречащим правилам грамматики, то есть лишенным смысла и цели".

Рискнем предположить, что такое понимание сущности взаимосвязи войны и политики означает, что именно стратегия (а не политика, как пишет Д. Кола) составляет суть той "универсальной грамматики", которой определяются, в частности, международные отношения. Действительно, если мы согласимся с утверждением о том, что основная логика (или грамматика) поведения государств на войне не отличается от логики их поведения в мирное время, то вынуждены будем также признать, что в мире они ведут себя так же, как и на войне, то есть, стратегически. Идя далее по пути междисциплинарных аналогий, мы предполагаем, что в языковом общении, как и в любой деятельности, всегда присутствует стратегичность, проявляющаяся в целенаправленности и упорядоченности. Однако, существуют особые ситуации, в которых суть общения (как частной разновидности деятельности) состоит в "единоборстве". Эти ситуации соотносятся с обычным человеческим общением как война соотносится с остальной политикой. Коммуникативное насилие (за редким исключением) не помогает в подобных ситуациях, в отличие от военного насилия. Поэтому коммуникантам, при возникновении таковых, приходится изыскивать более утонченные и сложные способы достижения своих целей. Общение в таких ситуациях обладает, по нашему мнению, определенными признаками, позволяющими выделять его как особый вид коммуникации, который мы предлагаем называть стратегическим.

Если же мы обратимся к дальнейшим метафорам, употребляемым прусским генералом для иллюстрации своих идей, то увидим, что "используя понятия из лингвистики, К. Клаузевиц сравнивает отношения между правительствами и между нациями с обменом: общение между ними в мирное время происходит с помощью дипломатических нот, в которых отражается мысль наций. Война не означает утраты способности вести диалог между политическими образованиями, но она являет собой лишь другой вид письма и речи".

Итак, когда речь идет о различиях между войной и остальной политикой, уместно говорить о разных "средствах", но не о разной "логике". Вероятно, это обусловлено наличием перманентного конфликта интересов, характеризующего межсоциумные (добавим: и часто межличностные) отношения.

Французский синолог Ф. Жюльен идет в своем понимании сущности стратегии и ее места в культуре еще дальше по пути абстракции. Он вводит понятие "стратегии смысла", на основании которого противопоставляет две древние культуры – китайскую и греческую (и – шире – восточную и западную) как несущие противоположные типы стратегического. Особенно явно выраженные в виде образа действий в ситуации войны, эти противоположности, тем не менее, получают свое – не столь очевидное и изученное – выражение в других сферах культуры, таких как искусство, философия, дидактика, коммуникация (как межличностная, так и общественная). В конечном счете Ф. Жюльен определяет данные противоположности как "стратегии смысла", имея в виду, что именно они являются основополагающими принципами построения культуры.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7